Морская сила(Гангутское сражение)
Шрифт:
— Кто поведет галеры? — спросил Апраксин.
— Покуда с полками пойдет Змаевич до Либавы. — Петр помолчал, раскуривая трубку, и неожиданно закончил: — Опасаюсь, ежели мы промедлим, как бы кто из сильных не вмешался. Англия, да Франция давно присматриваются на наш край.
Тогда принуждены будем под их дудку танцевать.
Не отпуская Апраксина, царь, нахмурившись, протянул ему письмо:
— С почтою получил ведомость от Салтыкова, надоел он мне с этими женками. Почитай.
«От офицерских жен, — читал Апраксин вполголоса, — житья нет, не могу от них никуда скрыться; приходя чинят
Еще ж всеуниженно прошу Ваше Царское Величество о своем зажилом жалованье за прошлый год, которое мне не доплачено, також и за нынешний выдать оное мое зажилое жалованье, дабы указали послать свой всемилостивейший указ г. Куракину, понеже мне ныне учинились великие убытки и помираю с голоду». Пожимая плечами, Апраксин вернул письмо царю:
— Все по делу, Петр Лексеич, помочь надобно». Верный служака.
Царь с досадой отмахнулся:
— Сам знаю. Мне и Макаров о нем докладывает.
С той же почтой пришло письмо от Салтыкова кабинет-секретарю, в котором он откровенно изливал душу и сообщал с тревогой о своем бедственном положении. Царь не спешит выручать своего подопечного. В июне 1715 года к Салтыкову явились пристава, чтобы вести его в тюрьму, о чем он сообщил Макарову, «по челобитью офицерских жен стали мне великие деньги, чтоб меня в тюрьму не водили, а караулили б меня в доме моем, понеже я болен; и ныне я сижу за караулом тех приставов, из которых стерегут меня двое днем, а четверо ночью, взаперти, чтобя не ушел; и возьмут меня к суду в скорых числах,в которых я не знаю, что чинить, понеже я доносиле. ц. в-ву многократно, а указа поныне не имею; и не знаю, что учинится со мною, а становятся мне такие великие убытки, а денег у себя не имею и не знаю, чем стало питаться: жалованье, выданное мне Куракиным, я употребил на часть уплаты мастеровым людям, понеже и от оных мастеровых людей не имел я покою и ожидал також засаждены быти от них в тюрьму». И вновь, предчувствуя неладное, письмо заканчивает печальным вопросом: «Долго льмне еще быть здесь, в Англии?»
В конце июня вице-адмирал Петр Михайлов поднял флаг на «Ингерманланде», авангард возглавил капитан-командор Меншиков. Не отставал царский любимец — и по делу успевал, и в морской карьере шагал. Брал здоровьем, хваткой и сноровкой, умом. Недавно заслужил от Петра звание подмастерья корабельного строения. Особо ценил его Петр за прозорливость. Приняв в подарок «Шлиссельбург», он подметил немало недостатков и высказал царю:
— Господин вице-адмирал, по моему разумению, капитана корабля надлежит назначать при закладке киля.
Петр внимательно слушал:
— Ну-ну, выкладывай.
— Ежели на корабле с той поры объявится хозяин, то он не допустит упущений в постройке. Ему ведь плавать.
Петр согласился сразу, и с той поры на новые корабли командиров назначали при закладке корабля на стапелях…
Эскадра
Вторую кампанию эскадра кораблей выходила в море под командой Петра. Галерный флот возглавлял Апраксин.
Давно присматривался Петр к гавани Рогервик, недалеко от Ревеля. Место глубокое, но от штормовой волны защищено плохо. В этот раз эскадра после маневров отстаивалась здесь спокойно, задули ветры южных румбов.
На «Ингерманланд» прибыл старший флагман, генерал-адмирал Апраксин, поднял свой флаг.
— Снимаемся с якоря, господин вице-адмирал, пора поглядеть на союзников, — сообщил он для порядка Петру.
— И себя показать нелишне, — задорно ответил вице-адмирал Петр Михайлов. — Нынче и Катеринушка должна в Ревеле объявиться.
На подходе к Ревелю доложили: парусники под английским и голландским флагами — двадцать два вымпела.
Петр первым разглядел адмиральские флаги и, опустив трубу, сказал Апраксину:
— Англичанин — адмирал, голландец — шаутбенахт. Салютовать им не будем, твой чин равный.
Адмирал Норрис так же внимательно наблюдал за русским флагманом.
Накануне отправки эскадры первый лорд Адмиралтейства поучал адмирала:
— Вы первым удостаиваетесь чести понести флаг флота его величества в порты России. Помните, официальное поручение вашей миссии — оградить наших купцов от шведских каперов. Вторая цель не менее существенная. Русский флот имеет десятки вымпелов. Кроме кораблей, они имеют сотни галер для высадки войск в Швеции. Но мы не можем допустить, чтобы царь Петр безнаказанно распоряжался на Балтике. Будьте готовы исполнить свой долг, если того потребуют интересы Англии…
Голландский флагман порядок соблюдал, приветствовал салютом русского адмирала. Апраксин вежливо ответил. Морские салюты, кроме чинопочитания, означают уважение к флагу государства…
Первыми наведались гости на корабль под царским штандартом.
— Адмирал Норрис, шаутбенахт Дефет, — представились они Петру.
Оказалось, что они сопровождают большой караван, около сотни купеческих судов, в Петербург.
— В прошлую кампанию мы понесли большие убытки от шведских каперов.
Петр согласно кивнул и похвалился:
— Нынче весной мы уже изловили пяток каперов, но брат Карл не унимается, не желает нашей обоюдной торговли.
Потягивая вино из бокалов, гости благожелательно улыбались: хорошо, когда царственная особа занимается морским делом, понимает их…
Начались взаимные визиты, встречи. Распределяли, чтобы не было ущемления, кому первому играть утреннюю зорю, кому вечернюю. Первым начинал старший по званию. Апраксин и Норрис по чину оказались равными — Норрис играл утром, Апраксин — вечером…
Летняя погода ласкала теплом и штилем. Царь крепко держал в уме все приметные даты. Вспомнил, о прошлогодней виктории.
Первую годовщину Гангутской победы Петр отмечал торжественным обедом. Приглашенные адмиралы-союзники пили за здоровье государя и за российский флот, а Норрис про себя подумал: «Как бы нам вскорости не разойтись контркурсами». Перед уходом из Англии первый лорд Адмиралтейства предупредил Норриса: «Присматривайтесь к русским кораблям и капитанам, оценивайте их мощь, осваивайте гавани и рейды».