Морская яшма
Шрифт:
— Только то, что крис два дня назад пропал. Говорит, что ходила в Гавань, а когда вернулась, его уже не было. Она хотела сказать мне об этом при встрече, но я так давно ее не навещал…
Я почувствовала, что в словах Лиен должен был прозвучать упрек.
— Значит, она отрицала, что изрубила статую?
— Вот именно. И даже очень рьяно. Правду она говорит или лжет, утверждать не берусь. Я помню, как гладко она лгала капитану, когда ей было нужно. А вообще она очень удручена, обижена и рассержена.
— Рассержена на вас?
Он глянул на меня, и я опустила глаза, уставившись на страницы книги. Я хотела завоевать дружбу
Не поднимая глаз, я повторила вопрос:
— Так Лиен на вас сердита?
— Она сердита и на меня, и на вас тоже. Думаю, она понимает, что со мной происходит. Она сердита и потому, что капитан обманул ее. Лиен привыкла считать себя главной наследницей и не лишена алчности. Но я ее не виню.
Я не стала спрашивать его, почему за это нужно винить.
— Брок тоже думает, что статую изуродовала не она, а его мать, — сказала я.
По-видимому, Ян не учитывал такой возможности. Вероятно, поначалу он был твердо уверен в том, что это сделала китаянка, и даже не рассматривал версии о других предполагаемых виновниках.
— Хм, не исключено, — после долгого молчания произнес он. — Наша суровая Сибилла имела все основания так поступить — тут и ревность к покойной Карри Коркоран, и ненависть к кораблю, и неприязнь к вам… И все же более вероятно, что это Лиен. Мне кажется, ваш муж не там ищет виновника, миссис Маклин.
— Не называйте меня так! — воскликнула я.
Яну иногда нравилось поддевать собеседника и язвить, и сейчас он издевался и надо мной, и над собой. Прайотт встал и принялся вышагивать по библиотеке вдоль книжных шкафов и обратно, а я с несчастным видом следила за ним. Ян поймал на себе мой взгляд и вернулся к камину.
— Какой же я дурак! — воскликнул он. — Прояви я хоть каплю благоразумия в день вашего приезда и не отложи решение посадить вас на поезд до утра, я бы сразу похитил вас, умчал отсюда, от капитанского самодурства. Но я не посмел. А теперь слишком поздно. Что сделано, то сделано, и нет пути назад.
Мне тоже оставалось только сожалеть о том, как все могло сложиться, но не сложилось. Окажись я тогда далеко, и теперь меня не мучило бы непонятное, гипнотическое оцепенение в присутствии Брока Маклина. Этот странный человек, звавшийся теперь моим мужем, притягивал и отталкивал меня одновременно. Но Яну об этом я сказать не могла.
Я молча сидела, глядя в огонь. Прайотт подошел к письменному столу, за которым обычно работал над историей компании.
— Вот, возвращаю вам карты, — сказал он. — Ничего не придумал с этой китовой печатью.
Он произнес это равнодушно и положил стопку мне на колени. Я решила, что он был слишком занят и просто не стал заниматься розысками, в которые не верил.
Я взяла карту, наклеенную на холст, и в который уже раз принялась ее рассматривать. Сколько было романтики в одних только географических названиях; Конские широты, тропик Козерога, Северо-восточный муссон и, конечно же, Ревущие сороковые, где корабли, огибающие мыс Горн по пути в Китай и обратно, старались оседлать господствующий на этих широтах "бодрый западный ветер". Другой, восточный путь в Китай пролегал
В недоумении покачав головой, я пробормотала:
— Заберу их с собой и, может быть, потом снова просмотрю. Вдруг меня осенит?
Яна карты совершенно не интересовали. Он подошел к моему креслу и сзади положил ладони мне на плечи.
— Спокойной ночи, Миранда.
Я сидела не шелохнувшись, пока Ян не убрал руки. Потом ощутила дуновение воздуха — Прайотт открыл дверь и вышел из библиотеки.
Так же ли вела себя моя мать в дни юности? Может быть, она тоже, любя моего отца, боялась обидеть остальных, кто любил ее, и тем самым причиняла им еще худшую боль? Необходимо внушить Яну, что, как бы ни был он добр ко мне и как бы я ни была ему за это благодарна, полюбить его я не смогу. Любовь не приходит по заказу. Если бы я любила Яна, мне было бы легче. Но меня необъяснимо притягивал другой; это меня и злило, и огорчало.
Я собрала карты и отправилась к себе. В коридоре с опаской покосилась на дверь миссис Маклин. Слава богу, ее комната была закрыта — в настоящую минуту за мной не шпионили. За дверью Брока было тихо. Если он и прошел к себе, пока я была в библиотеке, я его не слышала.
Я бросила стопку карт на кровать. Карта на холсте упала лицевой стороной вниз, и оказалось, что на обороте оттиснут тот же полный силуэт кита. Присев, я рассеянно провела пальцами по холсту. Потом начала ощупывать холст и карту уже целенаправленно. Наклеили ее плотно, но я надорвала холст по краю и, просунув в щель шляпную булавку, аккуратно отделила карту от подкладки. За подкладкой лежал лист рисовой бумаги.
Зная хрупкость такой бумаги, я взяла листок в руки со всей возможной осторожностью. Он был исписан выцветшими коричневыми чернилами, и я сразу узнала размашистый почерк, которым было написано письмо с приглашением приехать в Бэском-Пойнт. Почерк капитана Обадии.
Первая строка была выведена крупнее, чем остальные, и в глаза мне бросилось собственное имя:
Миранде Хит,
когда она вырастет
В надежде, что эта бумага будет найдена после моей смерти и дабы очистить свою совесть, пишу я эти строки. Старое преступление не дает мне покоя; так пусть же станет известна истина.
Я пересела в кресло и прочла скупое признание, в котором сначала были изложены известные факты: три капитана находились на борту "Морской яшмы"; разразился шторм, яростнее которого не видели возле мыса Доброй Надежды; капитаны перессорились. Это я уже знала. Ничего нового, никакого объяснения причин ссоры. И в самом конце — признание, краткое и ясное:
Натаниэль Хит не убивал Эндрю Маклина. Капитана Маклина застрелил я, капитан Обадия Бэском.
И все. Я снова и снова перечитывала последние строки, и кровь стучала у меня в висках. Видимо, эти слова были написаны, когда я была еще совсем маленькой. Капитан хотел, чтобы я узнала правду. Я подумала, что его признание было бы куда ценнее и полезнее, открой он правду еще при жизни моего отца. Но во всяком случае капитан облегчил свою совесть и смыл пятно с имени старого друга.