Морские досуги №5
Шрифт:
– Согласен с тобой. Есть нормальные. Вернее, были раньше, теперь все реже встречаются. Вымирают, как мамонты. Саня, а ты, что опять выпил, нашел где-то? – подозрительно посмотрел на друга Ким.
– Чуть. Чуть – улыбнулся штурман – у нашего БЧ-7 спирт оставался на самом дне банки. Вот мы с ним по чуть, чуть – Леша показал пальцами по сколько чуть, чуть – только для настроения. А настроение почему-то сразу понизилось. Ладно, Саша хватит бередить душу. И так, все не так. Матросам жрать нечего. У нас в кают-компании шаром покати. Дохлая мышь повесилась. Ты посмотри,
Штурман опять лег на койку, взял гитару и продолжил свою другую песню:
Как лошади Пржевальского,Мы ходим тут и там.А в головах у нас опятьБалдежный трам, там, там.– Хватит Леха так переживать, что нет зарплаты. Да плевать.
– Ким ты не понимаешь? Чем я буду маме должен помогать. Отец умер. Я один мужчина в семье и должен ей помогать. Пенсия не ахти какая. За отца не платят. Так сходил бы в Челюсти * (ресторан «Челюскин») оторвался бы вдвоем с официанткой Ниной, а так и этого не могу себе позволить. Какой же я офицер? – и опять затянул свою заунывную песню:
Я приглашаю вас сейчас в большой кабриолет,А почему ответьте мне, опять сказали нет.Хочу я вас еще разок трам, там, там, тамПоехали скорей со вдвоем и полежим со мной.Ким постоял, подумал, а потом решился спросить:
– Леха ты думаешь, что если ты будешь здесь страдать, то деньги будут сами капать нам в карманы? Матросы будут сытые? Мама, накормленная.
А ты сутра, выпив сто грамм, будешь довольный? Или придя от Ниночки, скажешь, что все хорошо?
– А я давно ничего не думаю. Те, кто думают, извини друг сердешный по каюте Ким, стреляются. Слышал, на офицерских классах, опять капитан 3 ранга с Камчатки застрелился, стоя дежурным. Видимо ему, так все это обрыдло, что другого выхода не нашел. Уже десятый офицер в ВМФ подряд. Стреляются кто? Те, кто ничего не может изменить и видят пагубность всего, что происходит. Честные стреляются, а гниды выживают. И мы с тобой среди этих гнид живем сегодня. Чего стоят эти наши Душман и Учитель, которые уничтожают флот и корабли, ради своих преференций. Скоро и до нашего «Стерегущего» доберутся. Куда пойдем? Что делать будем я штурман, ты связист. На рыбаки – рыбу для японцев ловить?
– И что Леша? Стреляться из-за этих гнид? Да лучше их всех самих перестрелять.
– Если бы это было возможным, дорогой мой корейский друг, и ты думаешь, что что-то решило? Застрелишь ты, к примеру, Душмана (Душман – кличка адмирала Душенова – командующего флотом) или Учителя (Учитель кличка командира эскадры контр-адмирала Доскаля), а на их место встанут тут же десятки, таких же если не хуже Душманов и Учителей, которые будут рвать и уничтожать наш флот. Ты посмотри, какая пена повылезала откуда-то. Прохиндей на прохиндее, мошенник на мошеннике. Систему менять надо. А кто ж ее сменит? И кто нас
Он опять ударил по струнам, намереваясь продолжить песню, но Ким его перебил.
– Леха чего ты хандришь – Ким уселся на вращающийся стул, прикрепленный креплением к палубе каюты, крутанулся по кругу, и продолжил – если ты ничего не можешь изменить, то надо пристроиться к этой системе, и гадить ей изнутри. Пока она не развалиться.
– Ты ей уже не нагадишь. Вон ребята на «Бресте» встали на рога и не дали прохиндеям угнать «Брест» за рубеж. И что? Все равно угнали «Брест» в
Китай – он усмехнулся – а их с флота выкинули, как нагадивших щенков. Даже особняков, таможенников и погранцов ихних и ванинских турнули со службы. Тех, которые их поддержали. Но систему эту, уже не сломаешь. Флот пропал. Из этой Цусимы нам не вылезти. Звания присваивают за баксы. Хочешь каплея плати четыре тысячи зеленых, хочешь кап три пять, а кап два восемь, кап раза десять, а адмирала все двадцать. Платят же и за звания, и за ордена.
– Согласен с тобой – Ким посмотрел на штурмана своими черными глазами – я тоже офицер, наверно единственный из наших приморских корейцев морской офицер. Мной знаешь, как гордились? А что теперь? Я даже в море после системы почти не ходил. Когда мазут по кораблям развозили, вместо проданных прохиндеями танкеров – это не в счет. И что мне звания за баксы, заработанные родителями звания получать? Или самому зарабатывать?
– Тогда вперед в корейские адмиралы Саня. Таких еще нет в нашем флоте. Можем со своего корабля медь и бронзу продавать на рынке. Вон со «Стойкого» мичмана придурки поснимали бронзовые кингстоны на продажу, и он сразу стал «Неустойчивым», вместо «Стойкого» и опрокинулся у причала. Куда его теперь. Под газорезку. Америкосы с радостью пришлют своих резчиков, чтобы наш флот почикатъ на иголки для наших ткачих, как мечтал сделать Ленин. А ведь он только три года, как пришел из Питера. Штурман опять сел на своей койке, опять отложил гитару, вытер выступившие слезы рукой, тяжело вздохнул:
– Давай любимый мой Кимушка по чайку выпьем, единственное что осталось нам.
– Сахара нет. Леха хватит хандрить. Давай вставай, поедим деньги зарабатывать, на пропитание нашим матросам и себе немного. А что делать, кормить их чем-то надо? А то наши ворюги все тащат, что плохо лежит. А матросы голодными сидят на кораблях. На Русском говорят вообще от голода стали помирать в учебке. А мне рассказали, что на «Блестящем» годки молодых матросов на Светлановскую по вызову посылают проституцией заниматься, и хоть какие деньги зарабатывать им на выпивку. Представляешь, что раскрыли. Стыдоба. И это флот?
Штурман опять сел, положил аккуратно на койку гитару:
– Что ты предлагаешь друг мой? Насчет «Блестящего» уже весь флот знает.
– Я еду сегодня на одно корейское дело. Там можно заработать и неплохо. Хочешь тебя возьму с собой. Все не в каюте гнить.
– Что за дело? – оживился штурман.
Саша немного замялся, а потом подумав, сказал:
– Я тебе сказать не могу. Не моя тайна. Но возможность заработать есть. Наши корейцы зарабатывают. Только надо держать язык за зубами, иначе можно не заработать, а погибнуть. Ты согласен или нет?