Морские дьяволы
Шрифт:
Меня качнуло в сторону. Это Стас, заложив лихой вираж, выполнял разворот для повторного замера. На этот раз стрелка показала ширину сто девяносто метров. Есть! Сужение расходящегося конусом радиоактивного кильватерного следа указывает направление движения подводного атомохода! При подготовке операции в качестве тренировки мы провели поиск нашей отечественной многоцелевой атомной подводной лодки класса «Мурена». Поэтому я знал, что при ширине кильватерного следа в двести метров удаление от атомохода составляет две мили (примерно по миле на каждую сотню метров). Правда, на таком удалении во время тренировочного поиска радиометр у нас зашкаливало, а сейчас его стрелка отклонилась менее чем на треть шкалы. «Мурена» – это, конечно, далеко не самый новый тип атомохода. И все же я, признаться, не ожидал, что на американском ракетоносце биологическая защита реактора окажется в три раза лучше… Стас выполнил последний разворот, ложась на курс преследования, и до предела увеличил скорость «Тритона». Стрелка радиометра вновь отклонилась вправо… Еще одно деление, еще… Максимум! Максимальное отклонение стрелки свидетельствовало, что мы нацелились точно в корму преследуемого подводного ракетоносца.
Когда я вновь перевел взгляд на радиометр, то обнаружил, что его стрелка, пусть незначительно, но все же сместилась влево. Уровень радиоактивного фона понизился. А это могло означать только одно – расстояние между нашим подводным транспортировщиком и преследуемым атомоходом увеличивается. От досады и бессилия я стиснул зубами загубник. Увы, никакой, даже самый современный транспортировщик «морских дьяволов» не способен состязаться в скорости с атомными подводными лодками. Еще на этапе планирования нашей операции весь расчет строился на том, что ходовые испытания американского подводного крейсера будут проходить в различных скоростных режимах. В том числе и на пяти-шести узлах – скорости, обычно выбираемой во время боевого патрулирования, обеспечивающей подводному ракетоносцу максимальную скрытность. И тогда наш «Тритон», способный развивать в подводном положении все десять узлов, вполне мог бы догнать американскую подлодку. Увы, в этот раз расчет не оправдался. Сегодня «Атлант», похоже, испытывали не на возможность следовать залповым курсом с малошумной скоростью, а на способность выполнять маневр отрыва. Чертовски обидно, что не удалось подойти к американскому ракетоносцу с первой попытки и завтра нам снова придется бороздить акваторию испытательного полигона в поисках повышенного радиоактивного фона, снова садиться на хвост «Атланту» и ждать момента, когда подлодка сбавит ход до нашей скорости. Но, похоже, у Стаса есть другое мнение…
За своими мыслями я не сразу заметил, что Стас пытается обратить мое внимание на карту. Когда же я проследил за линией его маркера, то наконец понял, что он имеет в виду. «Атлант» полным ходом шел к северной границе испытательного полигона, до которой, если судить по карте, оставалось менее мили. Если американский капитан не собирался выходить за пределы полигона, а логика подсказывала мне, что так оно и есть, значит, лодка вот-вот должна повернуть. Но величина маневра ограничена гидродинамическими характеристиками подводного корабля. Чем выше скорость, тем меньше угол поворота. «Атлант» же не способен был теперь сразу выполнить полный разворот и, по крайней мере какое-то время, должен был двигаться вдоль северной границы испытательного полигона. И если бы нам удалось верно рассчитать курс корабля, у нас появился бы реальный шанс для перехвата! Вопрос только в том, куда двинется капитан «Атланта»: налево к берегу или направо, в сторону открытого океана. Я бы на его месте повернул к берегу. Там у него гораздо больше свободы для маневра. Повернув направо, лодка через милю упрется уже в западную границу полигона, и капитану вновь придется совершать маневр.
Но Стас направил «Тритон» именно туда. Зачем?! Нам же нужно налево, к берегу! Я энергично замахал рукой, пытаясь вразумить Стаса, но он лишь отрицательно мотнул головой. Конечно, он командир, а я всего лишь подчиненный, лишенный права принимать решения. Но я ведь тоже болею за результат. И мне чертовски обидно упускать такой прекрасный шанс, который нам подарила судьба!
Не в силах воздействовать на Стаса, я отвернулся в сторону и стал смотреть на приборную панель. Стрелка радиометра давно стояла на нуле, показывая, что мы окончательно потеряли след «Атланта». Но Стас еще на что-то надеялся. Пройдя выбранным курсом три мили, он выключил двигатель «Тритона», зато включил носовой прожектор. Что он пытается там рассмотреть? Даже включив акваскоп, я не увидел впереди ничего, кроме все той же темной массы воды. Я недоуменно повернул голову к Стасу и в этот момент увидел в луче света выплывшую из мрака носовую часть подводной лодки. Когда прямо на тебя плывет такая громадина, ты невольно ощущаешь себя муравьем, на которого катится заполненная до краев двухсотлитровая бочка… Но Стас все-таки молоток!!! Рассчитал курс американца! Я поспешно выплюнул загубник бортовой дыхательной системы, вставил в рот загубник собственного дыхательного аппарата (Стас тем временем сдвинул назад защитный колпак-обтекатель) и, оттолкнувшись ногами от пола, выбросил свое тело из кабины «Тритона».
До корпуса ракетоносца было что-то около двадцати метров. И я энергично заработал ластами, чтобы как можно быстрее проплыть это расстояние. Носовая часть стосемидесятиметрового гиганта уже вышла из освещения и вновь скрылась во мраке. Остронаправленный луч прожектора «Тритона» скользил по борту атомохода, неумолимо приближаясь к корме. А я должен был доплыть до корпуса «Атланта» еще до того, как атомоход полностью погрузится во тьму. И не только доплыть, а еще и каким-то образом закрепиться на его обшивке…
Подсвечивая себе путь собственным подводным фонарем, который зажал в левой руке, я изо всех сил рвался вперед. Еще один гребок, еще! И вот моя ладонь ткнулась в резиновый легкий корпус подводной лодки. Я выпустил из левой руки фонарь (привязанный страховочным шнуром к моему запястью, он все равно никуда не денется) и уже двумя руками попытался ухватиться за обшивку атомохода… Если бы это было так просто! Набегающий поток воды тащил мое тело назад, а пальцы в защитных перчатках скользили по гладкой поверхности. Но вот в какой-то момент моя левая рука, безуспешно царапающая резиновое покрытие, провалилась в неглубокую полость. Не знаю, что это было: сливное отверстие, какой-то клапан или просто неровность обшивки, но я уцепился за нее мертвой хваткой… Так, теперь АЗУ. Держась левой рукой за край обнаруженной полости, правой я отвязал от грузового ремня плоскую коробку записывающего устройства и, ухватив ее за рукоятку, прижал противоположной стороной, снабженной вакуумной присоской, к резиновой поверхности. Есть! АЗУ на корпусе «Атланта»! Осталось только закрепить его для надежности винтами-саморезами и выдернуть предохранительную чеку для приведения в действие. Я поспешно снял с пояса электродрель с заранее вставленной отверткой и тут обнаружил, что из прежнего положения никак не могу зацепиться отверткой за головки крепежных винтов записывающего устройства. В спешке я установил блок слишком далеко от себя. Выпустив из руки дрель-отвертку, я снова ухватился за рукоятку АЗУ, чтобы подтянуть свое тело поближе и облегчить себе работу. И в этот момент встречный поток воды настолько мощно ударил меня в грудь, что, не удержавшись, я отлетел прочь от корпуса атомохода… Нет! Это не выдержала присоска АЗУ! Злополучное устройство осталось в моей руке! А я, путаясь в страховочных шнурах подводного фонаря и электродрели, кувыркался в водовороте.
Черт! Если я все еще нахожусь возле корпуса подлодки, меня неминуемо затянет под гребной винт. Скорее прочь отсюда! Знать бы еще, в какую сторону плыть. Я подхватил болтающийся возле меня фонарь и посветил им вокруг. Йо!.. В нескольких метрах над моей головой проплывала громада атомохода. Мне даже показалось, что я вижу несущийся на меня обтекатель вертикального стабилизатора кормового оперения. Бешено загребая ластами, я устремился прочь от настигающей меня стальной махины. И все же спустя несколько секунд оказался в новом водовороте. Обрушившийся на меня поток подхватил мое тело, несколько раз перевернул меня вниз головой и, словно щепку, швырнул к корме атомохода. Перед глазами промелькнули изогнутые, словно сабли, гигантские лопасти огромного гребного винта. И я уже мысленно простился с жизнью, но в этот момент затягивающий меня водоворот внезапно потерял свою силу. В грудь, голову и живот ударил встречный поток, создаваемый вращением лопастей гребного винта за кормой атомохода. От чудовищной боли перехватило дыхание, в глазах потемнело, и я полетел в пустоту, провалившись в какую-то пропасть…
Когда я вновь обрел способность дышать и соображать, то обнаружил, что никуда не лечу, а парю в водной толще, медленно погружаясь в пучину. Все мышцы болели, словно меня переехал асфальтовый каток. Но я все-таки сумел поднести к глазам правую руку с пристегнутым к запястью глубиномером. Ого! Оказывается, пока я был без сознания, то погрузился на все шестьдесят пять метров. Вовремя же я пришел в себя. Еще пяток метров, и я бы уже никогда не всплыл из-за полученного кислородного отравления. [22] В несколько гребков ластами я вновь поднялся до пятидесятиметровой отметки и осмотрелся вокруг себя. Со всех сторон, насколько хватало чувствительности акваскопа, меня окружала вода, одна вода и ничего, кроме воды. Ни американского «Атланта», ни родного «Тритона» в обозримой близости от себя я не заметил. Пока единственным положительным результатом моего рискованного заплыва можно было считать лишь то, что я остался жив. Однако, чтобы быть уверенным, что я поживу еще какое-то время и после того, как закончится кислородная смесь в моем дыхательном аппарате, мне необходимо было отыскать Стаса. Вернее, чтобы он разыскал меня, так как у меня не было ни малейшего шанса самостоятельно обнаружить в океанской толще наш подводный транспортировщик. Все, что я мог, так это дать знать о себе.
22
В дыхательных аппаратах замкнутого цикла, используемых боевыми пловцами, количество кислорода во вдыхаемой газовой смеси следует варьировать в зависимости от глубины и температурных условий. Так, при работе на большой глубине в холодной воде пловец должен дышать газовой смесью с пониженным содержанием кислорода.
Я вновь закрепил на грузовом ремне блок АЗУ, который, как оказалось, несмотря на кратковременную потерю сознания, так и не выпустил из руки, и нащупал на корпусе дыхательного аппарата переключатель станции звукоподводной связи. Такие вмонтированные станции – это своего рода ультразвуковые маяки, работающие в двух частотных диапазонах. В диапазоне 37–39 КГц их сигнал распространяется под водой на девятьсот метров, в диапазоне 8—11 КГц – уже на две тысячи метров. Во всяком случае, такие данные указаны в технической документации. Я выбрал более высокий частотный диапазон и включил маяк. Теперь оставалось только ждать, что Стас с помощью установленной на «Тритоне» гидроакустической станции услышит и подберет меня. Сразу же пришла шальная мысль: а вдруг в результате удара о корпус атомохода вмонтированная в корпус акваланга передающая станция вышла из строя и Стас никогда не найдет меня, так как попросту не услышит сигнал. Но, даже если маяк работает исправно, всегда существует опасность, что запеленгует меня противник. Сейчас я мог не опасаться кораблей боевого охранения. Они находились слишком далеко, чтобы обнаружить маломощный сигнал моего маяка. А вот акустики с «Атланта», если, конечно, лодка находится ко мне ближе километра, вполне могли услышать сигнал и забить тревогу. Поэтому, плавая в толще воды на одном месте, лишь изредка загребая ластами, чтобы держаться на прежней глубине, я чувствовал себя не очень уютно. С каждой минутой мое волнение возрастало, и когда я все более начал склоняться к мысли о том, что маяк перестал работать, из подводного мрака прямо на меня выплыл «Тритон», мой родной, мой горячо любимый подводный транспортировщик!
Стас сдвинул назад стеклянный колпак-обтекатель. Я сейчас же ухватился руками за борт «Тритона» и втянул свое тело внутрь кабины. Увидев привязанный к моему поясу блок АЗУ, Стас сразу все понял. Мне осталось лишь виновато развести руками. Поторопился, сглупил, в итоге не выполнил задачу да еще чуть под гребной винт не попал! Что тут еще можно сказать? Не знаю, о чем думал Стас, а я весь обратный путь ругал себя последними словами. Лишь когда прозрачный колпак-обтекатель неожиданно для меня вынырнул из-под воды, я отвлекся от своих невеселых мыслей. Стас щелкнул каким-то переключателем ниже приборной панели. Ну правильно, «Тритон» оборудован таким же гидроакустическим маяком, как и наши дыхательные аппараты. И Старик с помощью ГАС, полученной от Мамонтенка, сумеет отыскать всплывший на поверхность транспортировщик…