Морские львы
Шрифт:
Через пять минут большой кит выплыл на поверхность океана, чтобы вздохнуть.
Так как обе шлюпки, пока кит плыл, вытравили много каната, то находились теперь в четверти мили от животного и в пятидесяти футах одна за другою. Если соперничество уже и раньше захватило оба экипажа, то теперь оно дошло до того, что могло окончиться побоищем.
— Вы, без сомнения, знаете, капитан Дагге, что этот кит мой, — сказал Гарнер. — Я его гарпунил и преследовал, дожидаясь только благоприятного случая для нападения на него с копьем. Ваш кит бросился между мною и этим животным, и вы загарпунили моего кита непонятным образом и вопреки всем правилам китовой ловли.
— Я ничего не знаю. Я гарпунил его, капитан Гарнер, и держу сам кита. Надо доказать, что я на него не имею никакого права, прежде чем я откажусь от этой твари.
Гарнер очень хорошо знал, с каким человеком имел дело, а потому не стал терять времени в пустых препирательствах. Решившись в случае чего поддержать свое право силой, он приказал своим людям тащить к себе канат, потому что движение кита стало так тихо, что позволяло этот маневр. Экипаж Дагге сделал то же самое.
Лодка Гарнера находилась возле левой стороны животного, в которого он вонзил свой гарпун, а Дагге — с противоположной стороны. Оба капитана стояли на своих шлюпках, потрясая своим копьем и ожидая только минуты, чтобы стать поближе и поразить кита.
В это время люди экипажа нетерпеливо ударили веслами и поспешили напасть на кита. Может быть, из двух капитанов Дагге показал более хладнокровия, а Росвель был более горяч и смел. Шлюпка его коснулась бока кита в то время, как молодой капитан вонзил свое копье сквозь жир в тело животного.
В ту же минуту Дагге вонзил и свое копье с удивительным навыком и нанес животному глубокую рану. Одновременно раздался крик: «назад!» Обе шлюпки отпрянули с невероятной быстротой: животное билось среди волн, и оба экипажа ощутили большую радость при виде крови, окрасившей волны моря. Минут через десять животное перевернулось и издохло.
Глава XII
Гариер и Дагге встретились лицом к лицу на туше кита. Оба вонзили свои копья в тело животного и, опершись на древко оружия, смотрели друг на друга, как люди, решившиеся защищать до конца свои права.
— Капитан Дагге, — сказал Росвель, — вы уже давно занимаетесь китовою ловлею, а потому должны знать ее правила. Я первый загарпунил кита и не оставлял его с тех пор, пока мое копье не убило его. Поэтому я удивляюсь, что человек, знающий освященные обычаем традиции китоловов, полагает, что он имеет право оспаривать животное, как это делаете вы.
— Это в моем характере, Гарнер! Я стеснял себя для вас в то время, когда ваша шхуна была обезмачтована у мыса Гаттераса, и никогда не оставлю того, что однажды задумал. Таков характер виньярдцев!
— Это пустые слова! Вы знаете очень хорошо, что ни законодательство Виньярда, ни законодательство Америки не решают вопросы подобным образом. Если бы вы пожелали завладеть моим китом, то по вашем возвращении вы ответили бы за подобное самоуправства и вас заставили бы раскаяться в нем.
Дагге задумался и, вероятно, понемногу успокаиваясь, признал справедливость замечания Росвеля и неправоту своих требований. Однако, он продолжал упорствовать в своей ошибке с такой настойчивостью, как будто имел к этому какое-нибудь основание.
— Если вы загарпунили кита, то и я также гарпунил его. Я не очень считаюсь с вашим законом. Если человек вонзает железо в кита, то кит обыкновенно принадлежит ему. Этот кит заставил меня потерять моего, и поэтому я требую вознаграждения.
— Вы потеряли вашего кита потому, что он кружил вокруг моего и не только вырвал свой собственный гарпун, но едва не принудил и меня отказаться от моей собственной добычи. Если кто-либо sa подобный поступок имеет право на вознаграждение, то это я.
— Я думаю, что мое копье убило «гуляку». Я нанес удар этому киту раньше и могу утверждать, что первый пустил кровь из этой твари.
— Но послушайте, Гарнер, вот моя рука! Мы до сих пор были друзьями, и я хочу, чтобы мы остались ими, а потому предлагаю вам согласиться все считать общим: китов и тюленей, а при возвращении все разделим поровну.
Надо отдать справедливость Росвелю: он тотчас же понял все лукавство этого предложения.
— Вы отчасти владелец вашей шхуны, капитан Дагге, — сказал Росвель, — а я пользуюсь своею только как капитан. Вы, может быть, уполномочены заключить подобную сделку, а я нет. Моя обязанность заполучить возможно больше груза и скорее доставить его Пратту. Я уверен, что ваши виньярдцы позволили вам плавать сколько угодно, и что относительно возможной для них прибыли они положились всецело на вас.
— Этот ответ справедлив, и он мне нравится. Сорок или пятьдесят боченков жира не рассорят нас. Я помог вам в порту Бофор и отказался от платы за спасение груза во время кораблекрушения, а теперь я помогу вам буксировать вашего кита и покончить с ним. Может быть, мое великодушие даст мне удачу.
В решении Дагге было столько же благоразумия, сколько и опытности. Несмотря на хитроумные притязания, которые он предъявил относительно кита, он хорошо знал, что законы решат дело не в его пользу, хотя бы здесь он и одержал верх. Кроме того, он имел действительно надежду, что его уверенность принесет ему «счастье в будущем». До какой степени оправдались его надежды в этом отношении, можно видеть из письма, которое Пратт получил позже от капитана своей шхуны.
«Морской Лев» оставил Ойстер-Понд в конце сентября. Третьего марта следующего года Мария стояла у окна, бросая взгляд на ту часть рейда, в которой шесть месяцев назад она видала корабль Росвеля исчезающим за деревьями острова, носящего имя его семейства. Погода переменилась, и подул тихий южный ветер; появились все признаки весны. В первый раз за три месяца она открыла окно, и воздух, проникший в комнату, говорил о возвращении тепла.
— Дядюшка, — сказала Мария (Пратт писал возле небольшого камина, в котором был только один пепел), — как велико расстояние между антарктическим морем и Ойстер-Псндом?
— Вы могли бы вычислить это сами, дитя мое, а иначе чему же послужила плата за ваше воспитание?
— Я не знаю, как взяться sa это, дядюшка, — сказала Мария, хотя очень бы желала знать это… Ах! Вот Бетинг Джой, он несет письмо.
Может быть, тайная надежда воодушевила Марию, потому что она побежала навстречу старому моряку.
— Вот оно, дядюшка! — вскричала молодая девушка. — Письмо, письма от Росвеля!..
— Посмотри, Мария, это письмо с клеймом антарктических стран? — сказал дрожащим голосом Пратт.