Морские люди
Шрифт:
Утром они объявили родителям о том, что решили пожениться. Мама Клима ничего не имела против такой невестки. А Евдокия Ивановна достала новую папироску, прикурила и сказала:
— Молодец, дочка, хорошего мужа нашла.
Соседке, теперь уже сватье она принесла пластмассовую коробку крем-пудры:
— Вот, Гавриловна, для парня нашего, пускай синяки замажет.
Зятю досталось от парней крепко, но Евдокия Ивановна философски рассудила, что их трое было, хулиганов-то, тут ничего не поделаешь.
Мать Клима, теперь уже сватья, кивнула. Нравилась ей Ольга.
Шпана
Петр
Капитан-лейтенант Черкашин не препятствовал.
— Можете отдыхать товарищ старший мичман, — сказал он, — прибыть как обычно, к подъему флага.
И вот он приступил к выполнению своего ставшего обычным, но на взгляд большинства увольняющихся на берег офицеров и мичманов совершенно ненужного и поэтому несколько странного ритуала. Петрусенко собрал все свои грязные рубашки, носки, прочие принадлежности туалета в виде трусов и маек, и взялся за стирку. На одной из рубашек он заметил следы шаровой краски.
— Видать, прижался где-то голова еловая, — ругнул себя Петр Иванович. — Не доглядел, теперь выгрызай зубами, а рубашка-то совсем новая еще.
Ну что-ж, у каждого самостоятельного, уважающего себя корабельного человека всегда имеется пятновыводитель. С ним дел всего на минутку. Надо лишь подложить под ткань несколько листков промокательной бумаги, чуть-чуть поработать тампоном, но аккуратно, чтобы следы не остались, потом простирнуть рубашку в теплой мыльной воде, прополоскать и ни одна, даже самая придирчивая хозяйка не найдет ни следа.
Все эти операции были проделаны с большим старанием и умением. Хозяин даже песенку затянул, удовлетворенный результатом. Сквозь комариное свое нытье услышал деликатный, иначе не скажешь стук в дверь. Скребется, как мышь, но не заходит. Интересно, кто бы это мог быть. Наверное, кто-то из матросов.
— Входите, открыто!
— Товарищ старший мичман, старшина первой статьи Абросимов!
— Заходи, заходи, я сейчас.
— Извините, я, кажется, не ко времени.
Саня, сунувший в дверь нос, тут же скрылся, рассудив, что заставать своего непосредственного начальника за стиркой весьма и весьма неприлично. Вот если бы товарищ старший мичман читал Корабельный устав ВМФ или составлял график нарядов там, тогда да, тогда другой компот, тогда можно и зайти, и человека от дела отвлечь — не возбраняется такое. Хорошо, что у него интуиция на высоте, другой ввалился бы как вахлак и застал товарища главного боцмана за совершенно не мужским занятием. Весьма довольный своим чутьем, Абросимов решил зайти к Иванычу через часок.
Саня, выросший под неусыпной маминой опекой, считал стирку далеко не мужским, можно сказать, даже зазорным делом. Это его убеждение не смогла поколебать даже военная служба. Нет, неспроста в армии, на берегу, солдаты получают после бани у каптенармуса все чистое, в том числе и постельное белье, привезенное с прачечного комбината. На кораблях такой сервис, к его великому удивлению отсутствует. Конечно, Абросимову в силу этого приходилось-таки самому обихаживать себя, простыни, робу и носки стирать, а
Между прочим, Петр Иванович нисколько не стеснялся. Он стирал с большим удовольствием и не видел в этом ничего зазорного. Наоборот, даже радовался — привел вещи в порядок, значит, можно отправляться на сход с корабля. Чего греха таить, были на корабле люди постарше, званием и должностью много выше, что приносили на квартиры женам объемистые баулы с грязным бельем, но это было их личным делом.
Чистюля из чистюль, супруга Аннушка тоже обиходила бы мужа, ей это не трудно. Но Петру Ивановичу делать такие «подарки» не хотелось. Он физически не мог позволить себе это. Душа боцманская не позволяла.
Обязательным ритуалом был для него обход корабля непосредственно перед сходом. Офицеры и мичманы сходной смены уже давили подошвами земную твердь и спешили к автобусной остановке, а Петр Иванович, свежевыбритый, в безукоризненно отутюженных брюках и нежнейшего кремового цвета форменной рубашке совершал вместе с дежурным боцманом шествие по установленному маршруту: ют — район волнореза — ют.
В этот день вахту нес матрос Виктор Зверев, парень пронырливый. Он следовал за начальником с блокнотом да карандашом в руках и думал о том, чтобы не дай бог встретить какой-нибудь непорядок. Тогда все. Клятв и заверений исправить замеченное старший мичман не признавал. Он молча разворачивался и, не глядя на дежурного боцмана уходил в каюту, переодевался в рабочий китель и оставался на корабле.
В такие минуты, а потом долгое еще время легко и свободно чувствовали себя лишь те из боцманской команды, кто имел счастье находиться в отпуске, в госпитале, в увольнении. Нет, он не бранился, не придирался ни к чему. Петр Иванович вел себя вполне корректно. Угнетала вот эта его решимость давать самому себе «дробь» на сход. Даже матрос первого года службы понимает, что такое для корабельного семейного человека увольнение домой, к жене и детям.
На этот раз все обошлось благополучно. Витя Зверев заранее предупредил братву о том, что Иваныча отпустили на берег. Этого было достаточно для того, чтобы где надо блестело и находилось в идеальном порядке. Конечно же, расторопный дежурный боцман позаботился и о том, чтобы боцманята в момент обхода усиленно трудились. Чисто кругом? Возьми ветошь и три переборку, леерную стойку, что угодно, но РАБОТАЙ! Так оно было и на этот раз. Лишь матрос Силагадзе блаженствовал. В его кладовой осталось минимальное количество краски, а пустую тару еще вчера увезли на склады. Но и Гоче нашлось дело.
На баке матрос Конев менял оплетку кранца. Вернее, он пытался делать это, но любой труд требует навыка, а у Игоря, или Коняшки, как окрестил его про себя Зверев, какое умение? И откуда ему взяться. Он усиленно пыхтел, крутил деревянную болванку так и эдак, сматывал и разматывал пеньковый конец, когда вдруг почувствовал, что его схватили и куда-то поволокли. Это Витя предпринял предварительную страховку, это и было делом, которое он поручил Силагадзе — убрать Коняшку с пути главного боцмана.