Морские повести
Шрифт:
Он говорил, как бы думая вслух, всматриваясь в пространство. Потом с легкой улыбкой взглянул на Гарвея.
— А кроме того, история нашего флота знает много примеров, когда русские моряки в не менее трудных условиях вступали в соприкосновение с противником и добивались победы. Эскадренный миноносец «Гневный» два с половиной часа вел артиллерийский бой с крейсером «Бреслау», пока тот не скрылся в Босфор. В Крымскую войну русский фрегат «Флора» всю ночь бился с тремя турецкими кораблями на паровом ходу и благодаря
Гарвей слушал, попрежнему приоткрыв рот.
— Но ведь это было ночью, мистер кэптин!
— Мы тоже можем создать ночные условия… — по-прежнему задумчиво сказал Ларионов. Но вдруг оборвал себя, распрямился, сразу стал как-то выше и шире в плечах. — Во всяком случае, благодарю вас, мистер Гарвей!
— За что? — спросил Гарвей еще более удивленно.
— За то, — сурово сказал Ларионов и смахнул с лица водяную пыль, — за то, мистер Гарвей, что вы помогли мне понять психологию наших противников.
— Разве я ваш противник?
— Нет, — небрежно сказал капитан-лейтенант, — вы не наш противник.
Он произнес эти слова, уже явно думая о чем-то другом. Гарвей, видимо, просто перестал для него существовать.
— Товарищ капитан, — повернувшись к Калугину, очень тепло сказал Ларионов, — вы бы обдумали радиовыступление, что-нибудь зажигательное для личного состава. О мужестве русских моряков-коммунистов, сокрушающих все преграды. Вас, мистер Гарвей, попрошу пройти в каюту, вы можете отдыхать, я больше не нуждаюсь в ваших услугах.
Его голос звучал все отчетливее, хотя суровая сдержанность попрежнему жила на худощавом лице.
— Есть подготовить радиовыступление, — сказал Калугин.
Гарвей молча отдал честь и пошел с мостика вниз.
— Старпом, — продолжал Ларионов. — Станьте к машинному телеграфу. Не снижайте оборотов. Я пройду в штурманскую рубку.
Капитан-лейтенант шагнул к трапу.
Навстречу, в расстегнутом на груди полушубке, в шапке, сдвинутой набекрень, взволнованно взбегал рассыльный.
— Товарищ командир! — уже издали он протягивал вьющийся на ветру листок. — Приняли еще радиограмму.
Капитан-лейтенант смерил его критическим взглядом.
— Вы что, рассыльный, к теще на бал собрались? Станьте как полагается по форме!
Вспыхнув, краснофлотец застегнул полушубок, поправил шапку, вытянулся — руки по швам.
— Товарищ командир корабля, разрешите обратиться с радиограммой.
— Дайте, — сказал Ларионов. Он взял розовый листок, не спуская глаз с краснофлотца. — И помните, Кириллов: то, что мы собираемся долбать какого-то паршивого фашиста, еще никому не дает повода нарушать форму одежды. Идите.
Рассыльный четко повернулся на каблуках. Только тогда Ларионов взглянул на радиограмму. Голубая жилка билась на высоко подбритом виске. Может быть, известие о подкреплении?
— Снова радио с «Ушакова», — сказал командир, и ничто в голосе не обнаружило глубины его разочарования. — Капитан сообщает, что при большом снегопаде крейсер исчез из видимости берегового поста. «Ушаков» выходит навстречу «Герингу», готов открыть огонь… Лейтенант, внесите в вахтенный журнал. Да поаккуратнее, а то потом разбирай ваши каракули… Пригласите в штурманскую рубку командиров боевых частей.
И, передав листок вахтенному офицеру, не держась за поручни, Ларионов спустился к штурманской рубке.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Высоко над топками рокочут прямоугольные горячие котлы. Сбоку — всегда задраенный наглухо люк шахты на верхнюю палубу. Внизу — рев форсунок, неустанно вдувающих в топку распыленную воздухом нефть, сигнальные звонки, блеск цветных ламп, холодный ветер вентиляции, овевающий темные от усталости лица кочегаров.
— В этом вот котле, товарищ инженер-капитан-лейтенант, похоже — три трубки, — отрывисто бросил Куликов.
Ираклий Тоидзе наклонил голову к продолговатой дверце толки. Смотрел в розовую, полную пляшущим пламенем глубину. Действительно, по стенке топки, из вертикальных, похожих на натянутые струны водогрейных трубок, сочилась тотчас превращающаяся в пар вода.
Тоидзе распрямился, шагнул к водонепроницаемой переборке, поднял тяжелую телефонную трубку.
— Вахтенный офицер? Командира корабля!
Высоко наверху, на мостике, Бубекин взял телефонную трубку.
— За командира старший помощник Бубекин.
— Фаддей Фомич! Докладывает командир БЧ-пять. Во второй топке правого борта потекли водогрейные трубки.
Корабль взлетел на волне, на мгновение повис неподвижно, сразу рванулся вниз. Качка усиливалась. Мичман Куликов стоял возле Тоидзе, смотрел на его озабоченное лицо. Есть о чем волноваться! Перед такой операцией, когда «Громовому» в любой момент может понадобиться вся его мощь, выбывает из строя один из котлов, корабль может лишиться трети своей быстроты. Лопнули водогрейные трубки, стало быть — нужно начинать ремонт, вода размывает топку.
— Ваше решение? — спросил с мостика Бубекин.
— Будем глушить трубки на ходу, Фаддей Фомич.
— Делайте, — сказал Бубекин, — капитан-лейтенант приказал не снижать оборотов.
Тоидзе отошел от телефона. Легко сказать — глушить на ходу! Но это значит: нужно обследовать изнутри раскаленную топку, работать в горячем котле. Правда, на других кораблях делали такие вещи, но каждый раз об этом писали в газетах как о подвиге. Этим подвигам удивлялись моряки «Громового». И вот настало время самим сделать это, да еще при качке на свежей волне.