Морские повести
Шрифт:
Крылова вынула из каретки законченный лист, вставила новую бумагу. Стрельба снаружи усиливалась. Калугин видел, как слегка трепещут пальцы, поправляющие бумагу. Его сердце тоже начало биться быстрее.
«Сосредоточиться, сосредоточиться, думать только о статье! Я ведь тоже выполняю боевое задание! Нужно больше чувства, больше боевой ярости!» Он уже почти не смотрел в черновик, более яркие, более точные выражения сами приходили на ум.
— Можно продолжать? — спросила Ольга Петровна.
— Продолжаем, — сказал Калугин.
«— Ну, как дела? — спросил в аппарат командир корабля.
— Хорошо, накрываем, еще давай! — слышался далекий голос боевого товарища, следящего за результатами стрельбы. — Один больше, пять вправо!
Снова корабль содрогался от залпов, снова скользили снаряды в пушечные лотки.
— Дай десяточек еще! — слышался голос в
Машинка внезапно замолчала. Калугин опомнился: «Что я говорю, этого же не было в моих набросках…» Он взглянул на Ольгу Петровну. Она сидела очень прямая и неподвижная, казалось — побледнели даже ее губы.
— Пожалуйста, вычеркните слова: «капитана третьего ранга Крылова», — сказал смущенно Калугин.
— Нет, пусть остаются, — тихо попросила Ольга Петровна.
— Хорошо, пусть остаются, — быстро сказал Калугин.
Он продолжал диктовать.
— «Час за часом корабль вел огонь. Высшую скорострельность дали моряки «Громового». Они хорошо понимают: каждая сэкономленная при подготовке выстрела секунда — лишний шанс победить врага. Недаром у нас говорят: «Кто первый накрыл цель в море, тот и победил!» А моряки «Громового» экономят на каждом выстреле от четырех до пяти секунд!
В перерыве между двумя корректировками командир артиллерийской части старший лейтенант Агафонов прошел к первому орудию. Уже давно наступило обеденное время.
Михаил Старостин снова подготовлял орудие к выстрелу. Невысокий, ловкий первый снарядный Широбоков с поразительной легкостью принял у второго снарядного тяжелый снаряд, со звоном послал его в лоток. Снаряд дослан в ствол, следом скользнул заряд, Сергеев вставил запальную трубку, захлопнул замок. Расчет ждал ревуна.
— Ну как, устали? — спросил старший лейтенант. — Сейчас покушаете, — подадут к орудию обед.
— Товарищ старший лейтенант, — умоляюще произнес Старостин, — разрешите пока не обедать. Весь расчет просит!
— Мы-то поужинаем потом, — добавил один из комендоров. — Зато вот этот снаряд сейчас дадим фрицам на первое, этот на жаркое, а следующий им за компот сойдет.
И вновь гремели залпы. Ничто не могло нарушить меткости и скорострельности огня. Старший лейтенант Снегирев тут же сообщил на орудия результаты обстрела.
— С корректировочного поста передают — хорошо стреляете! Накрыт вражеский дот. Горит командный пункт. Прямое попадание в скопление противника на сопке!
И когда из-за скал появились вражеские самолеты, комендоры едва взглянули на них. Это дело зенитчиков — встретить врага точным заградительным огнем, не подпустить к кораблю.
— Мусоршмитты идут! — лишь пробормотал Сергеев, затыкая в свой широкий пояс новые запальные трубки…»
— «Мессершмитты»? — перестав писать, спросила Ольга Петровна.
— Не «мессершмитты», а мусоршмитты. От слова «мусор», — сказал нетерпеливо Калугин. Он продолжал:
«Сегодня наша газета печатает рассказы моряков с орудия Старостина — о том, как они овладевали своим мастерством, завоевали честь считаться лучшим орудийным расчетом корабля. Вы увидите из этих рассказов, что ни одного лишнего движения не должно быть в работе у пушки.
— Уже в момент наката, при непрерывной стрельбе, — рассказывает первый снарядный Широбоков, — я успеваю принять снаряд. Едва досылаю его в лоток, как второй снарядный вновь подает мне очередной снаряд. Каждый снаряд нужно досылать без лишнего усилия, но до отказа, в притирку к заднему срезу лейнера.
— У меня рассчитан каждый шаг, — рассказывает замочный Сергеев. — Сделаешь лишние полшага в сторону — и уже нарушишь непрерывность движения товарищей. При подготовке выстрела ходить нужно буквально по пятам друг за другом, тогда довольно полуоборота, чтобы принять у соседнего номера снаряд или заряд. Этим экономим время и силы.
Не мало поработали артиллеристы первого орудия, чтобы добиться теперешних результатов. Каждый глубоко и всесторонне изучил материальную часть пушки. Раньше установщики прицела не совсем ясно представляли себе взаимодействие отдельных частей вертикальной и горизонтальной наводки. Командир боевой части провел ряд занятий у орудия, по чертежам разъяснил комендорам взаимодействие механизмов.
Сейчас любой боец первого орудия может заменить товарища. Перед замочным Сергеевым была поставлена задача усвоить обязанности установщика прицела. Старостин часами отрабатывал с ним действия на боевом посту, помог отлично изучить оптику, навыки установщика прицела…
Зорко следят на «Громовом» за готовностью орудий к бою. В одном из зимних походов корабль попал в большой шторм. Волны заливали верхнюю палубу, обледенело стреляющее приспособление первого орудия. Комендоры, несмотря на шторм, тут же разобрали «стрелялку», очистили ее ото льда. А теперь так укрывают казенную часть пушки, что при любом шторме ни капли воды не проникнет к механизмам.
Часто в походе командир корабля приказывает дать сигнал учебной боевой тревоги. Гремят колокола громкого боя. Расчеты бегут к орудиям, работают с приборами наводки. В густой тьме на скользкой, качающейся палубе молниеносно подносят боезапас. Иногда волны обдают людей с головой, но они так же четко продолжают работать.
А когда корабль возвращается в базу, краснофлотцы часами — иногда в густой морозной мгле — упражняются на стенке, у тренировочного станка заряжания. Тяжелые болванки, каждая весом с орудийный снаряд, перелетают из рук в руки, скользят в лоток тренажера. Этим еще больше улучшается четкость работы орудийных расчетов, слаженность движений, доведенная до автоматизма.
Расчет Старостина берет от замечательной нашей техники все, что она может дать, ведет за собой остальные орудийные расчеты «Громового». Комендоры других кораблей! Перенимайте опыт артиллеристов Старостина! Пусть знают бойцы сухопутья: моряки не жалеют сил, чтобы помочь героическим действиям наших армий, приблизить срок окончательного разгрома врага!»
— Все, — сказал Калугин. — Поставьте подпись.
Ее легкие пальцы еще раз пробежали по клавиатуре, и она стала вынимать лист из каретки.
Калугин не смотрел на нее. Молча сложил страницы, просматривал, положив на край стола.
— Много ошибок? — рассеянно спросила Ольга Петровна.
— Нет, ничего… Тут буквы заскакивают…
— Это такая машинка. Ее уже на свалку пора. С ней только я обращаться умею.
Она встала, подошла к затянутому черной бумагой окну, слушала треск зениток.
— Ну, теперь пойдем в убежище.
— Теперь уже поздно, — сказал Калугин. — Меня комендантский патруль задержит.
Он попрежнему не смотрел на нее, правил статью с подчеркнутым вниманием. «Дернуло меня за язык упомянуть о ее муже! После того как обещал Ларионову… после того как узнал всю эту историю!»
— Ну, спасибо за перепечатку, Ольга Петровна. Нужно нести очерк майору… Вы бы отошли от окна… Если поблизости бомба, ударит осколками или воздушной волной…
Она молчала, повернувшись к окну. Калугин быстро вышел в коридор. Майор, верно, тоже не пошел в убежище, готовит материал в номер… И точно: в большой комнате боевого отдела майор сидел, склонившись над столом, что-то старательно писал на полях перечеркнутой страницы.
— Вот очерк, товарищ майор.
— Давайте!
Не глядя, майор протянул руку, положил листки рядом с собой.
— Кончу обрабатывать это гениальное произведение и примусь за ваше. Вы почему не в убежище?
— Писал, а теперь, верно, скоро отбой тревоги.
— Когда объявляют тревогу, все военнослужащие, свободные от вахт, должны быть в убежище, — наставительно сказал майор. — Теперь на корабль, за аттестатом?
— Нет, побуду еще здесь.. Нужно редактору показать стихи… моего автора… Я думаю, «Громовой» простоит здесь ночь?
— Не знаю, — угрюмо сказал майор. — А если бы и знал, не сообщил бы.
Навалившись на стол, нагнув колючий затылок, он тщательно перечеркнул очередную страницу, стал выписывать на полях новую объемистую фразу.
Калугин вышел в коридор. Старшина — дежурный по пожарной охране — взглянул на него с упреком:
— Воздушная тревога, товарищ начальник. В помещении быть не положено.
«Выйду наружу, постою у крыльца, — подумал Калугин. — Да, фуражка! Фуражку оставил в машинном бюро…»
Ольга Петрова попрежнему стояла у окна. Калугин надел фуражку.
— Что вы знаете о капитане третьего ранга Крылове? — вдруг спросила она.
Калугин остановился. Она резко повернулась к нему, ее глаза глубоко ушли под изогнутые, густые ресницы, во всей позе был требовательный, страстный вопрос.
— Вам рассказал об этом капитан-лейтенант Ларионов?
— Вы напрасно обидели капитан-лейтенанта, — медленно сказал Калугин. Не хотел нарушить слово, данное командиру «Громового», но нужно было ответить на прямо поставленный вопрос.
— Да… напрасно обидела… — как эхо, отозвалась Ольга Петровна.
Она оперлась рукой на столик машинки, слегка откинулась назад. Узкий кружевной воротничок свободно охватывал хрупкую шею. На фотокарточке она была полней и моложе, но большая одухотворенность жила теперь на худощавом, бледном лице.