Морские приключения мышки Клариссы
Шрифт:
Но покой длился недолго.
Беда
– Кларисса! – шепотом позвал Чарльз Себастьян.
Он немного успокоился: от тряски осталась только чуть заметная дрожь. С палубы доносились крики, судно как-то особенно громко скрипело сегодня, а матросы как-то особенно тяжело топали башмаками.
– Да, братик, я здесь.
– Матросы сегодня еще бешенее
«Да они сегодня вне себя. Обезумели просто», – подумала я, а вслух сказала:
– Да.
– И воздух напряжен.
– Разве?
Я встала, положила лапку Чарльзу Себастьяну между ушек, погладила его по голове, как всегда делала мама, чтобы успокоить. Она баловала его. Мы все его баловали. Чарльз Себастьян был самым маленьким в нашем выводке, поэтому требовал опеки. Вернее, мы старались его опекать, а он позволял это делать. Мама даже считала, что у Чарльза Себастьяна есть дар предвидения. Она вообще во многом была идеалисткой и мечтательницей – не только в своем стремлении повидать мир. Я обладала более приземленной натурой. Естественно, никаким даром предвидения Чарльз Себастьян не обладал. Иначе бы он знал о волне, которая унесет с собой маму. Он бы знал, что кошмарная Патронесса схватит нашу бедную сестру Оливию, а та будет пищать у нее в пасти. Никогда, никогда я не забуду этот писк. И тот миг, когда он оборвался, тоже не забуду.
Но зато Чарльз Себастьян был умнее, чем мы все вместе взятые, – это факт. Только вот ему не хватало хладнокровия. Наверное, поэтому он постоянно дрожал от страха. И наша забота не особо ему помогала.
Чарльз Себастьян несколько раз быстро моргнул и сказал:
– Началось!
– Что?
Ответа не последовало, но в нем не было нужды. В полоске света из-под прикрытой двери кладовки быстро мелькнули кошачьи лапы. Патронесса тоже знала о том, что экипаж судна раскололся на две группировки. И наверняка понимала в происходящем побольше нашего. На судне, доверху загруженном кадками с молодыми дубами, которые предстояло продать в далеких странах, царил постоянный хаос. И половина моряков в команде была очень зла на капитана, который в грош их не ставил.
Трапы загрохотали под топотом тяжелых ног: все же люди – самые шумные животные в мире. Моряки орали совсем рядом – пугающе рядом. Судно задрожало, и наш ящик вместе с ним. Заскрежетало металлом оружие, отозвалось пронзительным звоном. Глухими ударами кулаков моряки лупили друг друга. Мы с братом больше и больше вжимались в угол ящика. В последние несколько дней драки на корабле стали обычным делом. Как стал обычным делом свист кнута и скрежет цепей по палубе – капитан все чаще и чаще приказывал сечь провинившихся, а затем бросать их в кандалах в специальную клетку, которая стояла на палубе у кормы, прямо над нашим укрытием. И все члены экипажа непрерывно ругались сквозь зубы. Даже коты вели себя беспокойнее обычного.
В ящике нам ничего не грозило, но без мамы в нем казалось слишком пусто и холодно.
– Плохо, все очень плохо! – взволнованно произнес Чарльз Себастьян. – Бунт – это беда для нас с тобой. Почему нет нашей мамочки? Она бы знала, что делать, куда бежать.
– Тс-с…
Я постаралась вести себя как мама. Она бы наверняка хотела, чтобы я позаботилась
– Мы здесь в полной безопасности. И никуда бежать не будем.
Что бы еще сделала мама? Уже одно ее присутствие успокаивало, но это мне исправить не по силам. Мной овладевала паника. К такой ситуации я оказалась не готова. А кто бы оказался готов?
По трапу застучали башмаки.
– Открывай! – Женский голос. – Открывай дверь! – Стук кулака снаружи.
Я моргнула. Лучия. Ее голос. Она из офицерского состава судна.
Танука возился с ключом в замке кладовки. Чарльз Себастьян часто дышал, высунув кончик языка. Дверь резко распахнулась, ручка ударилась о стену. У нас от испуга застучали зубы. Лучия оттолкнула Тануку с прохода.
– В чем дело? – заорал он.
Притворяется, что не понимает?
Женщина отвесила ему гулкую пощечину тыльной стороной ладони. От боли мальчишка взвыл. В наш ящик, прямо в кофейные зерна, отлетел окровавленный зуб. Лучия пристально посмотрела на подвывающего Тануку.
– Готовить умеешь?
– Я… я… – Он не знал, что ответить. Так и стоял, прикрыв рукой опухающую щеку и ощупывая языком дыру в зубах. – Немного… – Стал белый как простыня. – Я… я только учусь. Я первый раз… – Его шатнуло.
Лучия обернулась к морякам, стоявшим у нее за спиной.
– Этого взять и бросить к капитану. Им понадобится кок, когда они найдут сушу.
– Не-е-ет! – завопил мальчишка. – Я не уйду! Я останусь здесь!
Его схватили под руки два моряка и поволокли наверх. Танука затих.
– Молись, чтоб капитан этого не слышал, – бросил себе под нос один из моряков.
И тут мальчишка снова оживился:
– Сестра! Моя сводная сестра! Бенеллун! Ей только двенадцать лет.
Я ни разу не видела его сестру, но прекрасно понимала, из-за чего он разволновался. Хоть мальчишка мне никогда не нравился, я почувствовала к нему жалость.
– Мы ее найдем и кинем вместе с тобой в лодку с капитаном, – пообещал один из матросов.
– Найдите девчонку! – приказала Лучия кому-то, кого нам из укрытия не было видно.
Тяжелый топот постепенно затих. Мы с Чарльзом Себастьяном снова вжались в угол ящика, потому что Лучия вернулась и теперь изучала содержимое полок.
Как же она мне раньше нравилась! Из ее шелковистых волос можно было сплести великолепное гнездо. Темно-каштановыми волнами они спускались из-под шляпы, а несколько прядок всегда падали на лицо. Теперь на лбу Лучии выступила испарина. Она склонилась над нашим ящиком, и меня обдало невыносимым смрадом из ее рта. Вообще, я стойко относилась к любым запахам, но от дыхания Лучии, вонявшего соленой треской, было не спрятаться.
Она хватала ящики с полок и бросала их матросам. Неужели и наш она сейчас швырнет им в ручищи? Я вцепилась коготками в доски и зажмурилась.
– Держись! Только держись! – шепнула я брату.
Чарльз Себастьян дышал так часто, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.
– Хватит! – крикнул сверху один из матросов. – Остальное нам.
В его глазах плескалось безумие. Мама нам много рассказывала об иерархии на судне: этот матрос не смел таким тоном говорить с офицером. Лучия моментально взбесилась – нас обдало волной ее гнева.