Морские приключения мышки Клариссы

МакМанн Лиза

Чарльз Себастьян дрожал на ледяном соленом ветру, который дул против шерсти, от чего становилось еще противнее. Где он находится? Он несся вперед быстро, не останавливаясь, перепрыгивал через ступеньки, уворачивался от тяжелых сапог с невообразимой ловкостью. В этой открытой части судна он ничегошеньки не узнавал. С таким же успехом он мог плюхнуться прямо с усыпанного звездами неба. Судно сильно качало, и от одного взгляда вверх, на звезды, Чарльза Себастьяна начинало мутить. Надо обязательно найти кладовку. Только вот после всего случившегося на эту задачу совсем не осталось сил.

– Она верит в меня, – прошептал

он себе. И почувствовал себя не таким беспомощным, как мгновение назад.

Только что значат эти слова? Ведь раньше никто-никто из всей большой семьи не говорил ему прямо, что верит в его силы. Наоборот, постоянно осуждали его за стремление чуть что убегать. И часто открыто обсуждали его страхи, будто так можно было их уменьшить. А вот он сам мог и поспорить: страхи делали его сильнее, ведь, постоянно бегая, он окреп физически. Чарльз Себастьян тяжело вздохнул. Теперь обсуждать их было не с кем. А вдруг Кларисса сказала ему правду? Вдруг она в самом деле верит в него?

Что сейчас с его сестрой? Сможет ли она выжить в плавании, когда вокруг морская вода и матросы? Чарльз Себастьян сомневался, и от этого сомнения ему стало совсем не по себе. «Я тоже верю в тебя, – подумал он. – Верю вопреки всему». Даже если Кларисса обманула его, то наверняка она очень хотела, чтобы ее слова оказались правдой. И это уже хорошо. Сестра сказала ему эти слова, он сам сказал их себе – и это дало силы двигаться дальше.

Еще немного подрожав, Чарльз Себастьян метнулся к высоченной клетке, которая крепилась к черной стене длинными толстыми цепями. При каждом наклоне судна они громко звенели. В клетке, поджав коленки и свесив голову, сидела девчонка. Та самая, в матросской форме. Это ее толкал перед собой офицер. Чарльз Себастьян раньше ее не видел – наверное, она работала в другой части корабля.

Запястья у девчонки были замотаны веревкой, а от железных обручей на щиколотках тянулась цепь – это показалось Чарльзу Себастьяну слишком жестоким и безжалостным, ведь она и так сидела в клетке на открытой всем ветрам палубе. Но он не раз видел, как моряки дрались друг с другом, намеренно причиняли боль, поэтому подобное обращение с пленницей не сильно его удивило. Может, они заковали ее в кандалы, потому что она похожа на него: острые зубы способны перегрызть какую угодно веревку, хрупкое тело умеет протискиваться через самые узкие прутья, и офицеры боятся, что она сбежит. Чарльз Себастьян разглядывал прутья клетки: расстояние между ними слишком большое, рассчитано на взрослых крепких матросов, а не на детей.

Девчонка задрожала. Мышонка она не видела. Чарльз Себастьян пошел вдоль края клетки, стараясь дышать спокойно, чтобы не поддаваться бившемуся в груди страху. Он прополз вдоль черной стены и обнаружил на противоположной стороне что-то типа ниши с клеткой. Ко входу в виде арки вела наклонная доска. Внутри виднелся слой слежавшейся соломы. Чарльзу Себастьяну место показалось теплым. Он взбежал по доске и залетел внутрь. В клетке оказалось три огромных шара из перьев. И они пахли. Пахли как живые. Чарльз Себастьян никогда не видел ничего подобного. И смотрел во все глаза, пытаясь разобрать, что же перед ним такое. Неужели те самые куры, от встречи с которыми предостерегала мама?

Чарльз Себастьян не раз слышал, как судовой повар отправлял Тануку принести яйца из-под Мейбл, одной из живших на судне куриц.

А мама рассказывала мышатам, что куры свободно гуляют по кораблю, иногда даже спускаются с верхней палубы, если в их клетку попадает дождь. «Они выклюют вам глаза! – пугала она. – Держитесь от них подальше. Курам вполне может прийти в голову съесть надоедливых мышат».

До этого момента Чарльз Себастьян никогда не встречал кур, поэтому растерялся, оказавшись прямо в их логове. Паника охватила его. Хотелось тут же броситься прочь. Да когда же он снова окажется в безопасности? Он спасся от пасти безжалостной кошки, чтобы теперь куры лишили его зрения или заклевали на смерть? Будет ли конец у этой жуткой ночи?

Чарльз Себастьян бросился вниз по доске, через всю палубу в сторону носа судна. Он не бежал по прямой, вилял, пока не оказался перед трапом, ведущим вниз. Замер у ступенек. Вспомнил, что, спасаясь от Патронессы, взлетел по лестнице. А значит, путь вниз – правильный. И Чарльз Себастьян начал спуск. Спрыгивал на ступеньку, отдыхал, пытаясь унять дрожь, и снова спрыгивал. У него была цель – добраться до самого низа.

Но, оставив позади весь трап и тут же спрятавшись под ним, Чарльз Себастьян понял, что ничего не узнает. Где камбуз? Где его кладовка? Ему ведь всего лишь хотелось попасть в знакомое место. В место, которое казалось ему домом.

Чуть слышные шаги заставили его обернуться. Еще одна проклятая рыжая кошка. Куркума – так ее зовут. Сердце выпрыгивало из груди. Чарльз Себастьян заметил под лестницей моток толстой веревки и нырнул в него, вжался. Заметила ли его Куркума? Он потерялся. И это страшно. Он хочет пить. Он хочет есть. Он падает с лап от усталости. Он убит горем. А теперь еще и кошка. Душа ушла в пятки и растворилась там только оттого, что он представил, как Куркума приближается к нему, смотрит на него своими ужасными желтыми глазищами.

Забившись в моток веревки, Чарльз Себастьян не мог унять дрожь. Самый младший в помете, последыш, единственный уцелевший из всей семьи, он ждал, когда челюсти смерти сомкнутся на нем.

В открытом море

Я проснулась от жуткой вони и увидела над собой рот Тануки с гнилыми зубами. Отпрыгнув от источника зловония, я осмотрелась и обнаружила, что вся шерстка у меня в чем-то липком и склизком. Сначала я подумала, что коричневые пятна – слюна Тануки, но, принюхавшись, поняла, что дело в раскисших кофейных зернах. Попробовала обтереться о мешок. Каждый удар сердца отзывался болью в обломанных когтях.

В центре шлюпки капитан вел тихий разговор с Лучией и моряком по имени Тембе. Остальные спали, прислонившись к ящикам или растянувшись прямо на полу и пристроив головы на ребра шлюпки. Еще было темно, но на горизонте, там, где море встречалось с небом, розовели первые лучи рассвета.

Корабль исчез. Его больше не существовало, и это потрясло меня до глубины души. А еще море… Море было повсюду. Оно оставалось спокойным, и шлюпка медленно покачивалась на длинных невысоких волнах, лишь иногда немного воды заливалось внутрь. Но суденышко было явно перегружено – первая же большая волна смоет меня в море.