Морское кладбище
Шрифт:
Курды отвезли его в лагерь интернированных террористов, а затем передали американцам. Вот почему он здесь, в комнате без окон, у людей, которые не верят его рассказу.
До него дошло, насколько безнадежна ситуация. Задание было неофициальное, deniable, а те, кто с норвежской стороны мог бы сказать свое слово в его поддержку, палец о палец не ударили. Вдобавок он был смуглым черноволосым норвежцем с арабскими корнями, который очевидным образом утратил доверие к западной военной стратегии.
Норвежские власти награждали его медалями за отвагу. Ему жали руки генералы, министры и члены королевской семьи. Но в глубине души он знал, что всегда останется в их глазах
15
17 мая – национальный праздник Норвегии, День конституции.
16
Бюнад – традиционный народный костюм, в каждой области страны свой.
Он, Джонни, был превосходным козлом отпущения.
Американцы натянули ему на голову плотную черную балаклаву, уложили на косую лавку. Уложили на спину, и один затянул ремни прямо поперек трех диагональных шрамов у него на груди, так что пошевелиться он не мог.
Кроме бульканья воды в канистрах, которые подняли с полу, царила полная тишина. Все черным-черно. Он почувствовал, как в лицо плеснули затхлой водой, она потекла в черную балаклаву, медленно залилась в ноздри. Мокро, вода хлюпает.
Он задержал дыхание, надолго, пока легкие не закричали и боль не свела все нутро. В конце концов все почернело.
Джонни думал об Ингрид. С тех пор как он стал отцом, мечты о дочке всегда поддерживали его, когда приходилось совсем туго. Иной раз она была так близко, что Джонни мог погладить ее по длинным, до плеч, темным волосам. Она сидела рядом с ним среди узников в оранжевых робах на краю железной койки, болтала короткими ножками со ссадинами на коленках и грязными ногтями или хитро рассаживала кукол, прислонив к стене камеры, и играла с ними или наказывала. Была близко-близко, когда легкими детскими шагами шла к умывальнику почистить зубы розовой пастой, а потом исчезала, как исчезает мираж на длинной дороге через пустыню. Она была его кровь и плоть, с его чертами, смесь норвежского и чего-то чужого, он и сам не знал чего.
Страх вдохнуть воду у людей настолько силен, что превосходит страх остаться без кислорода.
В конце концов он сдался, уже не зная, вдохнул или выдохнул, дыхательные пути просто наполнились водой, а сам он тонул, беспомощный, как человек, оказавшийся взаперти, глубоко в недрах тонущего корабля. Инстинкт, не позволяющий дышать под водой, был тоже настолько силен, что он мог признаться в чем угодно, совершенно в чем угодно, лишь бы этого избежать.
Сопротивляться невозможно.
Кто в ответе за то, что он здесь мучается? Да, задание пошло наперекосяк, бывает, но что заказчики пальцем не пошевелили, этого простить нельзя. Если он когда-нибудь отыщет виновных, то не пожалеет оставшейся жизни, все сделает, чтобы с ними случилось то же самое, чтобы они лежали тут, на деревянной лавке в темном подвале, и чувствовали, как вода заливает дыхательные
– Я… я…
Мужчины подняли его, усадили. Джонни набрал воздуху и в страхе и боли выкрикнул:
– Меня зовут Джон Омар Берг, раньше я был «морским охотником» [17] и разведчиком! Под… именем… Яхья Аль-Джабаль… я приехал сюда, чтобы примкнуть к Исламскому государству.
– Отлично. Отведи его обратно к курдам, – сказал американец.
Глава 4. Что это за писанина?
Сын вошел, когда Улав голышом стоял в раздевалке, поставив одну ногу на скамейку, и натирал «спенолом» внутреннюю поверхность бедра.
17
«Морские охотники» – подразделение морского спецназа Норвегии, выполняет контртеррористические и боевые операции.
Тем утром, когда ему сообщили о смерти, он сразу понял, что случилось. В глубине души он всегда знал, что мать сведет счеты с жизнью. Знал все семьдесят пять лет. Ожидал этого. В детстве по ночам слышал, как она кричала. Надеялся, что это прекратится. Мать закончила свои дни в воде, в точности как отец.
До похорон осталось четыре дня, дел по горло. Необходимо держать все под контролем, сохранять статус-кво. Ведь именно Вера создала нынешний Редерхёуген и заложила основы САГА. Ее смерть может породить новые вопросы, ведущие вспять, в темные годы, что в свою очередь разверзнет бездну внутрисемейного разлада.
Нет. Он перевел дух.
Не спеши, не вали все в кучу, подумал Улав, проблемы вокруг смерти матери надо решать, как всегда, спокойно и систематично.
Он уполномочил Сири Греве, семейного адвоката, забрать у городского судьи [18] Верино завещание.
С минуты на минуту Сири вернется, и Улав со страхом думал: что же там, в завещании?
Он давно уже разговаривал с матерью разве что раз в год, в свой день рождения в конце июля, и она всегда плакала. Как считал Улав, его конфликт с матерью имел совершенно очевидную причину. Для него самым важным были интересы клана, мать же всегда ставила себя выше семьи.
18
В Норвегии городской судья по совместительству регистрирует браки и разводы, а также выполняет функции нотариуса и судебного регистратора.
Звук открывающейся за спиной двери резко вырвал его из размышлений. В запотевшем зеркале он узнал Сверре. Чем старше становился сын, тем больше походил на давние фотографии самого Улава, только вот в Сверре сквозило что-то бессильное и уклончивое, хотя по фотографиям этого не видно, как не видно, скажем, различий между настоящим «Ролексом» и хорошей копией.
– Ты? – сказал Улав, продолжая втирать крем. Раньше он думал, что уж где-где, а в армии сына наверняка научат уму-разуму, подготовят к задачам, какие ждут его в САГА. Но нет, сын отслужил срок за границей и вернулся домой бледный и дрожащий.
Сверре кивнул, его вроде как смутила отцовская нагота.
– Вчера вечером священница прислала мейлом проект своей речи. Я сделал распечатку.
Улав обернул бедра полотенцем, взял распечатку, начал читать: «Вера Линн покинула земную юдоль».
– Сверре? – сказал он, взмахнув распечаткой. – Что это за хреновина?
Сын не отрывал глаз от мокрого пола.
– «Оставила свой дорожный посох…» Что это за писанина? Ерунда какая-то, Сверре! Мама была писательницей. Язык – орудие ее труда. Да она бы скорее дала руку на отсечение, чем написала такое.