Морской царь

Таганов Евгений

Корней с Ратаем прыснули от смеха. Рыбья Кровь оставался невозмутимым.

– А с коровами что? – спросил Гладила.

– Объявить, что убийство коровы отныне будет приравнено к убийству человека.

После камнеметов для охоты это было уже не так вызывающе.

При возвращении в хоромы, князь обнаружил, что, несмотря на соструганную с лестницы обгорелость, наверху нестерпимо воняет не только гарью, но и мочой, от выплеснутого им поганого ведра. Лучшим выходом было отправиться ночевать в Корзину, но если взять туда Евлу, то обидится стратигесса Лидия – Дарник знал, что обе наложницы ревниво ведут подсчет его посещениям.

Абсолютно

все в Дарполе, включая умницу Корнея, были уверены, что их князь с Лидией стали полюбовниками еще во время «Дикейского сидения», когда ночевали в одной горнице в захваченом словенами дворце дикейского стратига шесть лет назад. Иначе с какой стати она прибыла из Константинополя в хазарский Ирбень прямо перед переправой дарникского войска через Итиль. Вот так вошла в княжеский шатер якобы в гости и уже из него не выходила до самой Яик-реки. Лишь прибытие в Дарполь Милиды вынудило горделивую патрициантку переместиться в отдельное жилье. Внешне все подавалось, как желание стратигессы продолжить «Жизнеописания словенского князя», написаное в Дикее отцом Паисием и имевшее большой успех в Константинополе и Херсонесе. А что там еще в ее душе на самом деле, кто это может знать? Ведь даже когда у них дело дошло до постели, она вела себя так, словно это ее совсем не касается, мол, делай со мной что хочешь, я тут не причем. Поначалу такое ее безучастие порядком озадачивало Дарника, но скоро он стал находить в этом даже какую-то милую женскую причуду: пылкости ему хватает с Евлой и Милидой, пусть будет и одна непылкость.

Из-за недостатка хороших бревен часть домов в Дарполе были построены из вертикально поставленных в два ряда жердей с толстым слоем глины между ними. Таким образом было возведено два десятка Длинных домов. В одном из них, называемом Ромейским домом на пять камор Лидия и жила. Рядом помещалась семейная пара ее слуг, в остальных трех каморах жили семьи двух ромейских декархов и семья комита Агапия, что для князя было весьма удобно – всегда можно сделать вид, что идешь к комиту поговорить о делах или поиграть в шахматы-затрикий, а заодно заглянуть и к наложнице.

Но сегодня Рыбья Кровь прошел прямо к Лидии, оставив двух караульных снаружи дома – не можете стеречь князя в тепле, будете стеречь в холоде. Стратигессу он застал за подготовкой к занятиям, уже месяц, как она обучала дюжину мальчишек, прибившихся к дарникскому войску еще в Ирбени, ромейскому языку и ромейской истории.

– Я к тебе сегодня на всю ночь, не возражаешь? – Дарник водрузил на стол кувшин с вином и мешочек с медовыми лепешками – любимым лакомством Лидии.

– Как приятно, когда князь еще спрашивает у меня разрешения! – чуть насмешливо улыбнулась она, откладывая перо и выставляя на стол блюдо с хемодским изюмом.

– Как продвигается мое жизнеописание? – кивнул он на свернутый пергамент.

– Оно застряло на отсутствии у тебя новых подданных. Я написала, что ты снова из князя превратился в главаря разбойного сброда, – язвительности Лидии было не занимать.

Князь рассмеялся, наполнил кубки вином и один протянул ей. Продолжая стоять, они выпили. Хорошего роста и сложения, уверенная в себе и острая на язык она неплохо подходила в качестве княгини, если бы только это место не было уже занято.

– Я сегодня подумала, почему бы тебе не начать чеканить собственные монеты, это и казну твою оживит, и в других странах твой вес подымет. Даже если твое княжество исчезнет, по монетам и через тысячу лет будут тебя помнить… – говорила она, к

счастью не требуя от него немедленного ответа, а он, приникнув губами к ее шее, уже приступил к своему любимому ритуалу, давно доведенному до ловкости и быстроты боевого поединка: три движения на раздевание стратигессы, три движения на разоблачения себя и сорок-пятьдесят движений на разжигание женской страсти. Последнее, однако, было почти безнадежным делом – чтобы ввести Лидию даже в легкое любовное исступление надо было потратить треть ночи. А сегодня на это не имелось ни желания, ни настроения.

В целом день начатый поджогом заканчивался совсем неплохо. Интересно, подносят охапку сена к дверям Ромейского дома или сегодня мне снова повезет, думал Рыбья Кровь, засыпая.

2.

Как и ожидалось, большая загонная охота с камнеметами, пращами и самострелами закончилась полным провалом: дичи набили в десять раз меньше, чем обычно.

Следом же случилась новая несправедливость князя: казнь невинного человека.

Воеводский Круг, куда входили все хорунжии, сотские и тиуны неоднократно призывал Дарника как-то пресечь слишком безудержную игру в кости, расцветшую в Дарполе самым черным цветом, когда проигрывали и жену, и коня, и доспехи, и место в теплой избе. Но роль старшего брата, который грозит младшему пальцем за его шалости, была не для князя.

– Я не нянька, чтобы кому-то указывать, как ему себя вести, когда он не на службе, – отвечал он воеводам. – Думаю, удержать ратников от чрезмерного азарта может только страх смерти. Если вы все согласитесь, я готов посылать их на виселицу.

Воеводы переглядывались между собой и молчали. Тут, однако, как на заказ проигравший наложницу бродник набросился с кулачной скобой на своего более удачливого противника-лура, сломав ему челюсть, а когда его оттащили, он, чтобы не отдавать наложницу, перерезал ей горло. Убийцу выслали в дальнюю северную вежу, без права возврата в Дарполь, и Воеводский Круг единодушно высказался за смертную казнь для игроков в кости. При этом мало кто предполагал, что наказание будет исполнено, хотелось просто загнать слишком гибельную страсть в подпол, мол, спрячьтесь и не показывайтесь. Тем более что доносительство и в словенских рядах и у перенявших такое отношение союзников считалось последним делом.

Открытая игра действительно исчезла, но меньше играть не перестали и как-то Гладила вечерней порой наткнулся на палатку, где шло самое разухабистое костяное сражение, и не придумал ничего лучше, чем сделать замечание насчет излишнего шума караульному, стерегшего палатку от появлений князя или Корнея.

– Ну и что, побежишь Рыбке пожалуешься? – засмеялся в глаза тысячскому сторож.

Взбешеный его наглостью Гладила действительно помчался к князю, которого нашел у стратигессы. Там у Дарника с Лидией дело до постели еще не дошло, поэтому тысячского князь принял сразу, зная, что по пустякам тот его беспокоить не станет.

– Как быть с этими игроками, может тебе, князь, лучше самому туда пойти?

– Ступай и отведи их в караульную сам, – приказала ему Дарник.

Чуть поразмыслив, Гладила направился к хорунжему Янару, который, полагая, что это приказ князя, взял ватагу своих хазар, окружил палатку и всех, кто там был, повязал и отправил в караульную.

За ночь друзья задержанных взбаламутили многих своих знакомцев, и утром к князю пожаловала полсотня ходатаев с просьбой помиловать глупых и азартных.