Морской царь
Шрифт:
Дарник всем этим был немало смущен, порывался даже делать ответные подарки, но Калчу охладила его пыл, сказав, что так у них принято передавать для кагана налоги:
– У нас, в отличие от вас, словен, никто не ездит и подымные подати не собирает. Каган просто созывает тот или иной улус к себе на пир, и все являются с подарками согласно их достатку. И кагану польза и никто себя подневольным не чувствует.
Когда позже Дарнику принесли опись полученных даров и их оценочную стоимость, он был сражен полученной суммой, что превышала дань от Хемода и хазарскую оплату вместе взятые. Теперь он хоть частично мог этими подношениями выплатить жалованье в княжеских мастерских, да и кое-что подкинуть хорунжим и сотским. Как же все-таки быть богатым правителем приятней, чем правителем бедным!
Все происходящее совершалось столь стремительно и необычно, что даже самые большие умники и с той и с другой стороны не могли до конца представить, к чему это все может привести: будет ли Дарник оставаться князем, лишь называясь Князьтарханом, или превратится в полновесного степного правителя, которому важны будут только мастерские и будущие пашни Дарполя.
По договоренности сразу после посвящения Князьтархан должен был отправиться в свою новую Ставку, которую, как он и хотел, кутигуры разбили ему в трех верстах выше по течению реки. Милида узнала об этом уже на самом пиршестве, сильно испугалась и попросила ее пока оставить в дарпольских хоромах.
– Как хочешь, – сказал он ей. – Только, боюсь, кутигуры не позволят своему кагану спать одному в холодной постели.
В ответ она сердито ущипнула его за руку – пока что все семейные сцены между ними ограничивались только этим. Альдарика Дарник все же распорядился оставить в Дарполе у кормилицы – ведь всегда есть вероятность, что славные степные подданные могут проявить воинскую смекалку и просто перережут горло новоиспеченному кагану и каганше. Если уж свои ратники захотели его как следует поджарить, то недавним врагам само их Вечное Небо велит. Из тех же соображений не позволил он провожать себя в Ставку и Корнею с Ратаем. Чудо-мастер по-детски обиделся, а воевода-помощник все тотчас же понял – хорошо помнил слова Дарника брошенные когда-то, что самая лучшая смерть для великого воителя – это смерть от яда или предательского кинжала, ведь тогда у него навсегда остается слава непобедимого полководца на ратном поле. Вместе с князем и княгиней в Ставку последовала лишь Малая княжеская ватага из двадцати гридей.
Кутигуры для своего кагана постарались на славу. Золотая юрта, названная так за желтую вышивку наружной стены, имела больше трех саженей в поперечнике. Два очага для обогрева, широкое ложе на деревянном настиле, резные сундуки, множество ковров, причудливые козлы для развешивания одежды и оружия, масленые светильники и сальные свечи, приготовленное питье и даже лохань с крышкой для ночных нужд.
– Тут еще просторней, чем в наших хоромах! – совсем успокоившись, воскликнула Милида. – А Квино ко мне приезжать сможет?
– Думаю, да. Только чуть попозже, – пообещал он, прислушиваясь к звукам за стенами юрты. Там слышен был лишь голос Калчу, приказывающей кутигурским караульным соблюдать тишину.
Зато долго не могла угомониться княгиня-каганша, снова и снова ласкаясь к своему столь вознесшемуся мужу. В коротких перерывах резво соскакивала с ложа, дабы подбросить дров в огонь, попить воды или принести ему и себе гроздь хемодского винограда. В хоромах, где каждый шаг и движение хорошо были слышны на нижнем ярусе, она себе таких вольностей не позволяла. Спали они лишь короткими урывками, тем не менее утром проснулись вполне свежими и бодрыми.
Возле двери на козлах висела новая каганская одежда, а княжеская была убрана. Когда только успели – Дарник готов был поклясться, что вечером на козлах ничего не висело. С любопытством натянул шелковую рубашку, а поверх шелковый халат с теплой войлочной подкладкой. Пошевелил плечами и руками, было чуть непривычно, но вполне сносно. На голову он нацепил свою шерстяную облегающую шапку с закрепленной на ней княжеской короной – прежний головной убор ему перед тарханами отстоять удалось. Слегка насторожило, что для Милиды новой одежды не было: либо просто не успели, либо принимают ее за не совсем законную каганшу.
Перед выходом Рыбья Кровь чуть отодвинул край войлока над деревянной дверью и выглянул наружу. Увидел плечо стоявшего у двери кутигурского караульного, а поодаль Калчу с тремя тарханами, четвертый, приболев, уехал к себе в улус еще во время пиршества, а также собственных гридей во что-то веселое играющие с кутигурскими парнями, судя по одежде и оружию его новой каганской охраны. Смех воинов – это то, что надо, и толкнув дверь, Князьтархан вышел наружу. Его преображенный одеждой вид приветствовали не меньше двух сотен кутигур стоящих между ближайшими юртами.
Калчу с тарханами приблизилась к Дарнику.
– Готов ли ты, Князьтархан сказать нам свое первое слово? – в ее голосе слышалось сомнение, не нужно ли ему еще время и ее советы, чтобы лучше подготовиться к столь важному первому выступлению.
Но князю дополнительная подготовка не требовалась, и когда чуть погодя в Золотую юрту явились двадцать главных воевод и старейшин, он обратился к ним с заготовленной еще ночью речью:
– Я знаю, как вам всем нелегко было сделать выбор в мою пользу. Такие же сомнения есть и у Дарполя. Дабы победить это недоверие, нужно сделать так, чтобы все сразу увидели пользу от нашего союза. Во-первых, все железо кутигурам будет продаваться в четыре раза дешевле, чем было у вас с хемодцами, не четыре овцы за наконечник стрелы, а только один. Во-вторых, кутигурские воины будут обучаться ромейскому ратному делу, которое сделает их непобедимыми при встрече с любым войском. В-третьих, дарпольцы обучатся тому, что кутигуры умеют лучше, чем словене, ромеи и хазары. Только помогая друг другу, мы сделаемся в десять раз сильнее и богаче.
Если с наконечниками и ромейским строем все было понятно, то насчет собственных военных достижений тарханы потребовали разъяснения.
– Полтора года назад я был весьма поражен, как быстро могут передвигаться ваши гонцы с подменными лошадьми, – признался Рыбья Кровь. – С вашего согласия хочу чуть расширить эту вашу ямную гоньбу, чтобы быстро перемещаться могли не один-два гонца, а пятьдесят или сто конников. Пять дней и тысячное войско уже за пятьсот верст.
Недоуменно переглянувшись между собой, кутигурские воеводы тотчас же принялись дружно возражать Князьтархану:
– Весьма тяжело будет в скудной степи содержать постоянно каждых пятьдесят верст по сто коней, а при них десять-двадцать пастухов и сторожей.
– Каждый воин привыкает к своему коню, и на незнакомой лошади будет терять половину своей силы.
– Одной тысячи всегда будет мало, а пять тысяч гоньбой все равно быстро не перекинуть.
– Совсем скрыть ямную линию не получится, и враг легко отобьет малый передовой полк.
– Даже десять ямов это тысяча самых лучших лошадей, если их забрать из кочевий, это сильно уменьшит мощь кутигурского войска.