Морской царь
Шрифт:
– Я тоже этого хотел бы, – с трудом выдавил из себя Удаган, глядя на раскрытый перед ним сундук с недоступным теперь серебром.
– В наших западных степях, когда два народа не хотят воевать, но желают показать свое превосходство, назначается судебный поединок. Сходятся два лучших воина и тот, кому благоволят Боги и Вечное Небо, побеждает, и это решает все споры. Но посылать за лучшим тюргешским воином за две тысячи верст на восток, мне кажется не слишком разумным. Согласен ли с этим посол?
Посол был с этим согласен.
– К тому же силу войска никогда не определяет один богатырь. Его определяют много богатырей. Разве не так?
Удаган, как завороженый, слушал перевод слов Дарника, кивком подтверждая их правоту.
– Самым верным решением, на мой взгляд, был бы поединок тысячи тюргешских воинов с тысячью наших воинов. Тогда никто бы не сомневался, чьи воины лучше.
Посол не отвечал, ожидая продолжения.
– Но мне кажется и сто воинов с каждой из сторон могли бы решить этот спор.
В шатре повисла еще более напряженная тишина.
– Согласен ли великий посол передать Гурхану Таблаю это предложение?
– Да, я могу передать Гурхану Таблаю это предложение, но я очень хорошо знаю, каков будет его ответ, – словно опомнившись, сердито пророкотал Удаган.
– Боюсь, посол не учитывает одного обстоятельства. Поход большого войска за тысячи верст всегда связан с тяжелыми расходами, и отвлечь войско от других врагов тоже не всегда разумно. Гораздо проще послать новое расширенное посольство из тысячи воинов и выделить из него сотню самых лучших батыров. Гурхан Таблай со своими беками и тудунами могут решить и так, и так. Разве нет?
– Как они решат, так и будет? – Удаган тяжело поднялся со своего места, показывая, что переговоры закончены.
– А ведь наш договор можно ведь подписать прямо и сейчас, – вдогонку ему произнес Рыбья Кровь.
Посол остановился и уставился на ромея-толмача, словно не веря его переводу.
– Мы может устроить поединок двадцати твоих лучших воинов против двадцати моих. Двести воинов твоего посольства сильны, выносливы и закалены трудной зимней дорогой. Выбрать из них двадцать человек не составит труда. Если они выиграют, то увезут в Суяб подписанный договор. Если проиграют, то это будет мелкий проигрыш, который Великого Гурхана ни к чему не обяжет. Он сам решит присылать к нам тысячу или тридцать тысяч воинов. Я думаю, Гурхан может упрекнуть великого посла, что он не дал отважным воинам своего посольства проявить настоящее тюргешское молодечество.
Дарник действовал почти наверняка. Как бы Удаган ни старался, но скрыть все сказанное здесь, в Дарполе, у него не получится, а за долгую дорогу это неизбежно распространится и среди воинов посольства. А увезти с собой сундук с серебром и великолепный договор о подчиненности дальних земель, ой как хочется!
– Я подумаю и дам ответ завтра.
Едва посольство удалилось, как советники пришли в крайнее возбуждение.
– А если они согласятся?
– До смерти или только до первой крови?
– И как мы выбирать будем эту ватагу?
– Зачем людей терять, если сам говоришь, что победа не будет иметь значения?
Как князь и предполагал, тюргеши согласились, но пошли долгие споры о правилах поединка. Пеше тюргеши сражаться не желали, только конно и в тяжелых доспехах для всадника и коня. Рыбья Кровь не возражал, полных конных броней у них хватало с учетом трофейных лат хемодцев на две катафрактных сотни. От мечей и клевцов тюргеши отказались, предпочли малые железные булавы без шипов. Согласились и на второе оружие: нож или кинжал в одну пядь – вдруг потеряют булаву, просто бороться в тяжелых доспехах будет выглядеть смешно и нелепо. А как определить общую победу? Почему бы не дать, как в настоящем сражении кому-то спастись бегством? Поэтому надо просто очертить место, за пределами которого поединок прекращается.
Еще день понадобился, чтобы перевезти на правобережье двадцать тюргешских поединщиков с их боевыми конями и сорок тюргешей-зрителей, на чем особо настаивал Дарник, желая, чтобы было больше свидетелей и с противной стороны.
Весь Дарполь и Ставка пребывали в крайнем возбуждении. К удивлению князя охотников биться насмерть с тюргешами вызвалось предостаточно. Правда, кутигурских и лурских крепышей пришлось сразу отставить в сторонку, навыков биться в катафрактных доспехах у них не было никаких. Отобрали четырнадцать словен, четырех ромеев и двух хазар. Все поединщики помнили недавние слова Дарника о неуважении к ничтожным хвастунам, поэтому из кожи вон лезли, чтобы доказать свою отвагу и умение.
Увы, далеко не все из них имели должную подготовку, а те, кто имел, никогда в настоящем сражении, кроме ромеев, не участвовал. Однако князя беспокоили больше не люди, а кони. Испугавшись общей сшибки, они могли утащить всадников прочь. Тогда как тюргешские скакуны, по словам Калчу, были обучены кусать и лягать лошадей противника.
– Тут уж ничего не поделаешь, как будет, так будет, – рассудил сотский Радим, именно ему предстояло возглавить ватагу дарникцев. – Думаю, все так сразу смешается, что коням просто не будет куда убегать. Я сам не собираюсь долго сидеть в седле. Стоя на земле, гораздо удобнее подрубать конские ноги, хотя бы и булавой.
Новые сомнения возникли, когда увидели чужих поединщиков: коренастых, толсторуких, бесстрастных. Кони их были не столь высоки, сколь массивны и ширококостны. Вот кого зерном приходится откармливать, подумал князь. Конный доспех из нашитых на войлочную основу сдвоенных кожаных полос закрывал их от головы до колен. Сами всадники одеты были в войлочные халаты, под которыми видны были железные пластинчатые брони. Со стальных шлемов свисали войлочные бармы, застегивающие под подбородком. При среднем росте непропорционально длинный торс превращал их в седле в настоящих великанов. Легкие движения показывали, что им вполне привычно и удобно в своих доспехах, чего нельзя было сказать, глядя на катафрактов, неловко перемещавшихся в своем железе. Половина дарпольцев отдала предпочтение трофейным хемодским латам из белого металла, что, впрочем, не прибавило им быстроты. Словенские поединщики помимо локтевого щита еще надели на левую кисть кулачную скобу, на которую тюргешские проверяльщики не обратили внимания, наверно никогда не видели, как этой скобой раскалываются щиты и железные шлемы.
При последних приготовлениях Дарник обратился к катафрактам с напутствием:
– Когда поскачите на них, пусть четверо чуть отстанут. Быстро двадцать человек шестнадцать не опрокинут, зато четверо в запасе помогут там, где окажется слабина. Больше бейте по коленям, а их лошадям по головам и помните наше золотое правило «двое на одного».
Вместе с Радимом они назначили четверых для второй линии, а в центре первой линии выставили самых могучих бойцов, которые на короткое время могли выстоять каждый против двоих противников.