Морской князь
Шрифт:
Дарник продолжал самозабвенно метать кинжал.
– Здрав будь, князь Дарник! – приветствовал гребенец, остановившись в тридцати шагах от князя.
Рыбья Кровь и бровью не повел.
– Ты что, не знаешь, кто должен выходить и приветствовать князя? – вместо Дарника ответил Беляй.
– А что хочет князь, просил узнать наместник? – все более робея, проговорил посланник.
– Сейчас брошу! – пригрозил Беляй. Он переложил уздечку в левую руку, которой придерживал стоящее на земле княжеское знамя, и весьма выразительно достал из заспинного колчана внушительную сулицу.
Десятский понятливо кивнул и поспешил к воротам.
Ждать выхода отцов города пришлось недолго – они давно уже были в сборе, только опасались выходить, но князь не оставил им выбора.
Ворота снова приоткрылись, выпустив наместника Гостивита с помощником и писарем. Без доспехов, в нарядных дорогих кафтанах, они как бы подчеркивали свою мирность и покорность князю.
Дарник не стал затягивать свое безразличие, встал, спрятал кинжал, но навстречу не шагнул, ждал, когда городские мужи сами приблизятся. Затем, сделав приглашающий жест, он пошел впереди них к воеводам и Леонидасу, поджидавшим их у линии воинов.
– Здрав будь, князь, и вы, воеводы! – Гостевит чинно, с соблюдением своего достоинства поклонился высоким гостям. За ним помощник и писарь.
– И ты будь здрав со своими людьми, наместник! – вежливо, без всякой надменности кивнул переговорщикам князь.
– Почто, князь, с таким большим войском пожаловал?
– В поход иду. Разжиться бойниками и лошадьми у вас хочу. Подати год не платили, так забуду о них. Выбирайте что вам лучше: четыреста бойников и двести лошадей или триста бойников и триста лошадей. Да скажи им, что получат за поход по десять дирхемов на ратника и по двадцать дирхемов на сотского.
– Разве ты, князь, не знаешь, совсем людишек в Гребне не стало, мор две трети выкосил, – Гостевит осмотрительно подбирал слова.
– Если бы не знал, просил бы больше. Ну так решайте… И про повозки и припасы, конечно, не забудьте, – с некоторой даже ленцой в голосе произносил князь.
– Надо бы это дело с городскими старшинами обсудить.
– А чтобы вам быстрей решалось, прикажи выкатывать нам по бочке хмельного меда каждый час. Часы у вас есть или, может, тебе княжеские одолжить?
– Есть, есть! – усиленно закивал наместник и приготовился уже было уходить.
– И еще одно! – Голос Дарника заставил переговорщиков остановиться. – Два месяца назад Гребень нанес обиду моему воеводе Бортю, а значит, и мне, не пропустив его малую дружину переправиться на правый берег по мосту. Тоже можешь выбирать: или тебя с помощником сейчас прямо здесь на земле разложат и всыпят по тридцать плетей, или писарь принесет из города виру: двести дирхемов Бортю и четыреста дирхемов мне. А гребенцы со стены пусть посмотрят, что вы цените больше: городскую казну или свои спины.
Рыбья Кровь подал знак, и хазарская декархия из охранной ватаги с двух сторон окружила переговорщиков. Гостевит с помощником беспомощно смотрели друг на друга. Князь преспокойно ждал их решения.
– Сходи, принеси, – выдавил из себя наместник писарю. Тот почти вприпрыжку направился к городским воротам.
– И про бочку меда не забудь! – крикнул вслед ему Корней.
– Как, вообще, твоя жена и дети поживают?.. – участливо, как будто ничего не произошло, принялся расспрашивать Дарник гребенского наместника.
Вскоре писарь с двумя увесистыми мешочками серебра появился вновь, а из городских ворот и в самом деле два гридя выкатили бочку с хмельным медом. Гостевит с помощником были отпущены, а князь приказал всем располагаться на суточную стоянку – быстрее все подготовить у гребенцев все равно не получится.
Остаток дня Дарник просидел в одиночестве, сказав Янару, что у него сильно разболелась голова, – просто не было желания разгуливать по лагерю и выказывать всем свое бодрое настроение. Предстояло расставание с Туром и Бортем, что тоже не улучшало его общее самочувствие. Немного побросав игровые кости, что обычно успокаивало его, он попросил Афобия принести чистых пергаментов и чернил и спустя час набросал для княжичей еще десять правил управления, что называется, на каждый день:
«21. Важно, чтобы подчиненные уважали тебя, а не боялись.
22. Не обещай, если не уверен, что исполнишь обещание.
23. Не проявляй надменности, держи себя просто, но с достоинством.
24. Не устраивай часто больших пиров – этим своего молодечества не докажешь, а достоинство можешь уронить.
25. Не делай долгов – это заставит тебя заняться грабительством и отвернет от более достойной жизни. Становись богатым постепенно.
26. Не злословь о тех, кого нет рядом, и удерживай от этого других.
27. Суметь воспользоваться хорошим советом другого – умение не меньшее, чем давать хороший совет самому себе.
28. Старайся, чтобы в споре слова твои были мягки, а доказательства тверды. Старайся не досадить другому спорщику, а убедить его.
29. Правильно мыслить более ценно, чем много знать.
30. Нет ничего хуже нерешительности. Лучше худшее решение, чем колебание или бездействие. Ошибку простят, а твою неуверенность – никогда».
Написанным князь остался доволен: хоть какой-то дополнительный совет сыновьям. Конечно, вряд ли они будут этими записями как-то пользоваться, ну а вдруг?!
Не поленился и дважды переписал «Правила» на другие пергаменты.
Поднявшийся в лагере шум заставил князя выглянуть из шатра. Наличие оруженосца-ромея всем было хорошо, вот только мигом докладывать о том, что вокруг происходит, как Свирь, Афобий не мог. Пришлось посылать за Корнеем.
– Гребенцы слишком впрямую восприняли твои слова о бочках меда, третью уже выкатили, ну воинство и приложилось попробовать.
К княжескому шатру спешил с той же жалобой и Леонидас:
– Ваш мед слишком крепок для моих стратиотов. – Давать по малому черпаку, остальное все под крепкую охрану, – распорядился о бочках Рыбья Кровь.
Он вернулся было снова в шатер, но в покое его уже не оставили. Узнав, что княжичей в шатре нет, туда напросилась с важным докладом Евла. Важности ее слов было на медную монету, а вот достать из тельной сорочицы грудь и начать кормить свою дочь Ипатию – на целый золотой динар.
– Тебе что, для этого другого места не нашлось? – больше удивился, чем возмутился, князь.