Морской лорд
Шрифт:
Люси сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели, но взгляда не отвела.
— Это не дом. Не мой дом.
Он не хотел ее принуждать к этому. Но чем скорее она примет свою судьбу, тем легче будет им обоим.
— В свое время станет, — сказал он.
Конн на это надеялся.
— В свое время? — ее голос сорвался, в панике. Или в гневе. — Как долго ты будешь держать меня там?
Конн не ответил.
Она схватила выбившуюся прядь волос, отводя ее от лица. Позади нее белые барашки тянулись за лодкой по глубокому
— Как долго? — настаивала она.
Что-то зашевелилось в его сердце, червь сомнения или жалости. Он уравновесил кливер, избегая встречаться с ней взглядом.
— Ты — дочь Атаргатис. Ты претворишь в жизнь пророчество. Также как и я должен это сделать.
— Как претворю? Я ничего не могу сделать.
— Твои поступки говорят иное.
— Что? Это потому что я разнесла каюту? Это было заблуждением. Ошибкой. Как и заниматься с тобой сексом.
Глаза Конна сузились. Его люди дрожали бы. А эта девочка встретила его пристальный взгляд, ее глаза печальны, губы сжаты. Независимо от того, кем она была, она точно не была трусихой. И дурой она тоже не была.
— Ты подарила мне свое тело, — немногословно объяснил он, чтобы ей легче было понять. — В соответствии с представлениями твоего вида, мы связаны.
— Мы занимались сексом. Это не делает меня твоей самкой.
— Разве нет? — на лице Конна мелькнуло подобие улыбки.
Она раскрыла рот и тут же поспешно его закрыла.
— Ты не можешь отрицать, что в тебе течет кровь твоей матери, — сказал он.
— Я не знаю, почему ты ожидаешь, что я буду чувствовать себя обязанной быть верной дочерью своей матери. Она не была верна мне, нам.
— Твоя мать возвратилась на свое законное место в море. В этом была ее природа. Ее судьба. Как и твоя — последовать за ней.
— Я — не моя мать.
— Очевидно, не она, — отрезал Конн. — Атаргатис была поистине дитя моря.
Она была беспокойной, яркой, подвластной прихотям момента и бурям своих капризов, уверенной в своей красоте и власти.
Все же он никогда не искал компании селки, никогда не брал ее в свою кровать.
Никогда он не хотел ее так, как жаждал ее высокую, бледную, упрямую дочь. Как дыхание в его легких, как пульс его крови…
Конн застыл. Проклятье, черт побери.
Он не хотел ее. Она была просто необходимым средством для достижения желанной цели. С ее помощью он мог сохранить родословную ее матери и его людей. Но она не была одной из них. Она не была селки.
Ветер, огибая скалы, переместился к воде.
Он закрепил кливер петлей вокруг лебедки.
— Мы должны двигаться дальше. Держи этот конец и потяни, когда я скажу.
Люси протянула руку, чтобы помочь Конну, но затем просто снова села на скамью.
— Ты не думаешь, что это перебор? Просить меня содействовать в моем же похищении?
— Кливер, — сказал он. — Если конечно ты не предпочитаешь плыть.
Он видел, как она
— Сейчас, — скомандовал Конн, когда они начали подходить к берегу.
Кливер захлопал на ветру и затем натянулся, подгоняемый ветром. Захватив веревку, она затянула кольцо.
Словно это была петля вокруг его шеи.
Она проворачивала лебедку, осаживая парус.
— Значит, она вернулась в море. И что? Что произошло?
Он думал, что она об этом знала. Разумеется, братья рассказали ей?
— Она умерла.
— Ты сказал, что селки бессмертны.
Конн смотрел на ее опущенную голову, жалость в нем смешивалась с раздражением. Она думала, что снова увидит мать? Глупая человеческая надежда. Даже если бы Атаргатис переродилась в морской пене, как это и происходило с людьми моря, она вряд ли бы вспомнила о своей маленькой дочери.
Он установил курс.
— Мы не стареем и не умираем, как люди. Но нас можно убить.
Люси сняла с лебедки ручку и убрала ее подальше в кабину. Она зареклась плавать на лодке, но жизнь в домашнем хозяйстве рыбака научила ее, как легко инвентарь падает за борт.
— Что погубило мою мать?
— Она утонула. Не прошло и года с тех пор, как она оставила тебя, она оказалась в ловушке в сетях рыбака.
Люси подняла голову, глаза были цвета моря в облачный день.
— Значит, ее судьба не принесла ей ничего хорошего, не так ли?
На это у него не было ответа.
Люси схватилась за веревку, закрепленную вдоль раздутых бортов шлюпки. Ее мутило от легкого хлюпанья волн о лодку. Она убрала ноги под сиденье, подальше от котиковой шкуры, лежащей на полу. Как кошка во время дождя, одним глазом она бдительно следила за водой, другим — за приближающимся берегом.
Сухая земля. Твердая почва.
Наконец.
Прошедшие несколько дней она чувствовала себя загнанной в ловушку под палубой: вдыхая застоявшийся воздух, разогревая консервированный суп, моя свою посуду в крошечном камбузе, засыпая в тесной, до клаустрофобии, каюте. Пытаясь не замечать котиковую шкуру, она ее свернула и убрала в шкафчик. Она не могла больше укрываться ей, зная, что это такое.
Кем был Конн.
Она не знала, где он спал. Спал ли он вообще. Когда она просыпалась утром, иногда ей казалось, что простыни пропитались его ароматом. Как и ее кожа. Но на подушке рядом с ней никогда не было вмятин.
Весла опускались, поднимались, мелькали влажными лопастями. Конн двигался подаваясь вперед и отталкиваясь назад, его колени проталкивались в ее личное пространство, его кожа блестела на солнце бисеринками пота. Ветер ласково ерошил его волосы, словно рука любовницы. В обтягивающих темных штанах от костюма Дилана, белой рубашке, расстегнутой до талии, он был похож на пирата из кинофильма.