Морской спецназ. Звезда героя
Шрифт:
– Очумел? – ужаснулся бритоголовый. – А ну, давай сюда! Как говорится, от греха подальше…
Криво пожав одним плечом, молодой не без труда вынул из-за пояса и небрежно бросил на скатерть тяжелый четырехствольный ПП. Чашки и блюдца жалобно звякнули. Укоризненно качая головой, бритоголовый жестом фокусника набросил на пистолет расшитое красными петухами вафельное полотенце и вместе с ним убрал оружие куда-то под стол.
Когда молодой наконец ушел, слишком сильно хлопнув застекленной дверью террасы, бритоголовый вполголоса отпустил короткое непечатное словцо, а после, немного подумав, по примеру молодого выплеснул чай за перила, налил в чашку коньяку, закурил новую сигарету и стал размышлять, рассеянным взглядом следя за полосатым парусом небольшой прогулочной яхты, что бороздила лазурную гладь Новороссийской бухты.
Тяжко скрипя рассохшимся паркетом, капитан второго ранга Машков в последний раз пересек по диагонали тесный кабинет и наконец уселся за стол. Капитан-лейтенант медицинской службы Кукушкин, еще со времен учебы в военно-медицинской академии не расстававшийся с прозвищем капитан Кук, демонстративно потер шею, затекшую от попыток удержать командира части в поле зрения, не вставая со стула. Волосы у капитана Кука были густые, рыжеватые, а в чертах смешливого круглого лица угадывалось что-то лисье. Несмотря на профессию, которая не требовала от него изнурительных физических тренировок, доктор Кукушкин пребывал в недурной спортивной форме. Впрочем, по сравнению с Машковым он смотрелся жидковато, хотя кавторанг Машка был сложен не как борец или тяжелоатлет, а скорее как волейболист. С некоторых пор Машков начал катастрофически лысеть; судя по всему, это его как-то задевало, и, чтобы не расстраиваться по пустякам, он регулярно выбривал голову до блеска. Сухое костистое лицо с крючковатым, как клюв хищной птицы, носом выглядело хмурым и озабоченным. Капитан Кук тоже не видел в происходящем поводов для веселья, но его улыбчивая физиономия была устроена таким образом, что всякому, кто видел на ней угрюмое выражение, первым делом приходила в голову мысль о притворстве.
– А ты не мог ошибиться? – спросил Машков.
– В чем именно? – надменно осведомился капитан Кук. – В констатации смерти или в установлении ее причин? По-твоему, моей квалификации хирурга недостаточно, чтобы отличить труп от живого человека? Или ты думаешь, что парень, в головном мозгу которого засел дротик от ПП, мог скончаться от сердечной недостаточности?
– Извини. – Машков налил себе воды из графина, отхлебнул и сморщился – вода оказалась теплая и отдавала хлоркой. – Просто у меня эта история до сих пор не укладывается в голове. Сам он застрелиться не мог?
– Я не эксперт, – сочувственно кивая головой, сказал Кукушкин, – но его пистолет был в кобуре, а я сильно сомневаюсь, чтобы после такого удачного выстрела у него хватило сил на то, чтобы спрятать оружие.
– Может, кто-то из матросов его туда сунул, чтобы не забыть? – с надеждой предположил Машков.
– Хорошая версия, – оживился военврач. – Надо быстренько подготовить пару-тройку свидетелей из старослужащих. Дескать, получил письмо от любимой девушки, неделю ходил сам не свой… И что с того, что пистолеты были не заряжены? Ему ничего не стоило заранее припрятать где-нибудь один-два заряда – ты же знаешь, матросы просто не могут устоять, когда представляется возможность стянуть то, что плохо лежит, просто из спортивного интереса. А теперь, стало быть, этот заряд ему пригодился. Загнал он его, значит, в пистолетик, отыскал укромное местечко и вышиб себе мозги… Отличная версия! Я бы написал тебе справочку, что он был с психическими отклонениями, но это уже получилась бы медвежья услуга: как, скажут, ты психу оружие доверил, зачем больного под воду пустил?
– Хватит молоть чушь, – устало попросил Машков. —Нашел повод для зубоскальства!
– А я не зубоскалю, – мрачнея, сообщил капитан Кук. – Я предлагаю тебе выход из положения. И, заметь, не самый плохой. Он удобен для всех…
– В том числе и для убийцы, – перебил кавторанг. – В моей части – убийца. В голове не укладывается!
– Про голову ты уже говорил, – напомнил жестокий, как все хирурги, Кукушкин. – И потом, чему ты удивляешься? К тебе приходят вчерашние школьники, и ты трудишься не покладая рук, превращая их в профессиональных, квалифицированных убийц. Так что удивительного в том, что один из них решил наконец применить полученные знания на практике?
– Избавь меня, пожалуйста, от риторики, – проворчал Машков. – Где тело?
– В гарнизонном госпитале. Своего морга, как ты знаешь, в нашей медсанчасти нет, вот и пришлось отправить…
В дверь постучали, и в кабинет, не дожидаясь ответа, вошел молодой лейтенант – тот самый, что командовал учебным погружением, во время которого кто-то очень ловко застрелил старшину второй статьи Лопатина из табельного оружия боевых пловцов – подводного пистолета. Лейтенант был бледен и хмур, поскольку не без оснований побаивался, что в грядущем расследовании ему отведена незавидная роль козла отпущения.
– Осмотр оружия закончен, товарищ капитан второго ранга, – доложил он.
– Ну и?.. – спросил Машков.
Лейтенант покосился на капитана Кука. Строго говоря, капитан-лейтенант был здесь посторонним, при котором обсуждать служебные вопросы не полагалось. Но, во-первых, он приходился командиру другом, а во-вторых, знал об этом деле не меньше, а может быть, и больше других, поскольку первым осмотрел труп старшины, как только его доставили на берег. Кроме того, подписка о неразглашении служебной тайны распространялась на Кукушкина в такой же мере, как и на любого другого офицера в отряде.
– На затворе пистолета матроса Кокорина обнаружены следы порохового нагара, – с неохотой сообщил лейтенант.
– Кокорин? – нахмурился кавторанг, которому эта фамилия мало что говорила.
– Матрос последнего призыва, – пояснил лейтенант.
– А, это такой здоровый, кровь с молоком, губастый! вспомнил Машков. – На теленка похож. Да ну, чепуха! С чего бы ему стрелять в Лопатина? У него же на лбу написано, что он мухи не обидит.
Доктор Кукушкин с сомнением побарабанил пальцами по столу.
– Хочу тебе напомнить, какой частью ты командуешь, – мягко произнес он. – Если в твоем отряде имеется боец, который мухи не обидит, тебя надо гнать отсюда взашей. Вместе со штатным психологом. Кстати, ты помнишь его рапорт?
– Чей? – не понял занятый своими мыслями кавторанг.
– Психолога. Насколько я помню, речь там шла именно о Кокорине. Нашему мозгоправу показалось, что по психологическим характеристикам этот матрос плохо приспособлен к выполнению наших задач и что у него имеются определенные трудности с вхождением в коллектив. Ну а что касается твоего вопроса – с чего бы ему стрелять в старшину, – так я тебе вот что скажу, дорогой ты мой товарищ капитан второго ранга: кончай прикидываться дурачком. Хороша постановка вопроса: зачем салаге стрелять в старослужащего!
– Месть за дедовщину? – с сомнением спросил Машков. – Какого дьявола, лейтенант?! Что это вы развели у себя в подразделении?
– Виноват, – сказал лейтенант, который мог бы и вовсе ничего не говорить, поскольку вопрос был сугубо риторический.
– Допрыгались, сволочи, – с отвращением процедил Машков. – Доскакались! Это ж не драка, а убийство! Умышленное. С применением, чтоб его, табельного оружия.
– А может, несчастный случай, товарищ капитан второго ранга? – робко предположил лейтенант.