Морской сундучок

Коржиков Виталий Титович

Полина Егоровна заглянула с ватой и зелёнкой, наклонилась к крокодильчику и говорит:

– Вася, вы ему, наверное, очень грустные песни поёте. Он хоть и крокодил, а плачет! У него на глазах слёзы!

Вася рассмеялся:

– Ничего! Я и весёлые пою. Он хоть и крокодил, а спляшет! Мы с ним ещё повеселимся, поплаваем, посмотрим на Африку, на Америку.

Крокодилыч на корабле освоился быстро. Только подкрасили палубу, а он выбрался из каюты – и лапками по свежей краске. Потом по всей столовой зелёные печати наставил. Скандал!

Следующей ночью вызвали боцмана – якорь поднимать. Сунул он спросонок ногу в сапог – и как выдернет с воплем! А из сапога – Крокодилыч! И за угол – топ-топ-топ! Боцман, конечно, рассердился, кричит Васе:

– Распустил своего динозавра!

Вася

Крокодилыча поймал, посадил в таз с водой, вынес на палубу.

А тут и пароход тронулся с места, пошёл. От берега – по реке, к океану. Прощай, остров! Прощай, Крокодиловка!

Качнулся пароход – таз качнулся. Крокодилыч вывалился, бегом к борту – и бултых в воду! Мы побежали, смотрим: где он? Куда он? А боцман на реку показывает:

– Вон, вон! Погрёб зелёный! Видно даже, где Полина Егоровна зелёнкой намазала.

А Вася вздохнул, покачал головой:

– Ни в Америку, ни в Африку не захотел… Удивительное дело!

А что ж тут удивительного? Америка – она, конечно, Америка, Африка – Африка. Но, видно, и крокодилу – хоть он и крокодил – всё-таки родная речка дороже.

В далёком дальнем далеке

В далёком дальнем далеке,В зелёных джунглях пряных,Где люд по улочке-рекеКочует на сампанах [3] .Где кто-то в зарослях стучит,Постукивает в била,Мальчонка весело кричит:– Купите крокодила!Кричит, ногами семеня,И, будто бы на чудо,С улыбкой смотрит на меня:«Откуда ты, откуда?Откуда, – смотрит, – ты такой,Такой большой и белый?»И машет смуглою рукой,Рукою загорелой.А приплыву к себе домой –И, словно на пружинке,Вдруг удивлённо надо мнойЗапрыгают снежинки.Они закружат с высотыВ метелице узорной:«Откуда ты, откуда тыТакой большой и чёрный?»И я припомню, как во сне,Мальчонку, лодку с клеткой.И дальний край помашет мнеБанановою веткой…

3

Сампан – небольшая плоскодонная лодка в странах Юго-Восточной Азии.

Рукав

Как-то во время погрузки леса зацепился я в трюме стёганкой о проволоку и продырявил рукав. Хотел было зашить, да не получилось. То работа – надо отмывать после погрузки палубу. То вахта – беги на самый нос, кутайся среди тумана в стёганку-старушку, следи за морем. Вперёдсмотрящий!

А пришли в Японию, снял я её, повесил поближе к трубе просушить и забыл: и без неё хорошо! Теплынь! Японцы стоят на причале в маечках, рыбу ловят. Воробьи над нами летают, белый пух уже в клювах несут, гнёзда строят.

Весна! Пора выводить птенцов!

Пошли мы дальше, к Корее, – там ещё теплей! И опять ласточки у нас над трубой мелькают, белые пушинки куда-то носят. Всюду работа!

А причалили мы к пальмам Индонезии – совсем в жарищу попали. Тут уже не только фуфайки – рубахи и майки

сбросили.

Палуба накалилась, индонезийцы в одних шортах бегают. Здесь, поди, и птицам тепла в гнезде не надо.

Но нет! Смотрю, и тут летят, опять что-то белое несут от нас к ближнему дому, от нас к дому. И всё от нашей трубы!

Интересно, что они там откопали?

Побежал я наверх посмотреть и ахнул: так это же они мою стёганку на гнёзда потрошат! Вату из половины рукава выдрали.

Снял я «старушку», зашил, повесил в рундук [4] – пусть висит – и побежал на вахту.

Долго мы ещё плавали. Очень долго.

Стали возвращаться, подошли к Индонезии – в гнёздах уже птенцы кричат. Доплыли до Кореи – там уже не кричат, петь учатся. А вышли к сопкам Японии – стоит ор, шумят воробьи.

4

Рундук – место для хранения вещей на корабле.

Надел я свою стёганку, вышел на палубу – иней счищать. А ветер мне в рукав так и потянулся струйкой, как в форточку.

– Что, замёрз? – смеются друзья. – Рукав холодный?

Я поёжился, но тоже улыбнулся.

– Ничего подобного! – говорю. – Тёплый. Вон скольких певцов обогрел и вырастил. В Корее поют, в Индонезии поют, в Японии поют! Все песни из моего рукава!

А воробьи вокруг прыгают на палубе, шумят на причале, будто подтверждают: «Чив-чив! Хороший рукав! Чив-чив! Тёплый рукав! Ещё бы нам один такой: зима на носу!»

Встреча

Дни за днями,Дни за днямиНи травинки перед нами.Лишь уходит вал зелёныйОт обшивки раскалённой.Только вдруг,Устало клича,В небе,В жарком,Стая птичья!К нашей мачте подлетая,Словно стонетПтичья стая.Задыхается, садится:– Разрешите приземлиться,Отдохнуть у вас немного.Очень дальняя дорога…Капитан глядит нестрого:– Подвезём друзей немного. –И несёт с водою блюдце:– Очень жарко.Пусть напьются.Он гостей вспугнуть боится,Он на цыпочки ступает,Ничего не слышат птицы:Засыпают,Засыпают…

Родной человек

Как-то летней порой шли мы на теплоходе по африканским морям. Жара стояла! Воздух словно бы горел. Даже рыбы от жары попрятались в морскую глубину. Лишь акульи плавники по-хозяйски резали воду. Да иногда высоко-высоко в небе серебристой искрой мелькал самолёт.

Мы протирали на раскалённой палубе тросы и старались выискать хоть малое пятнышко тени.

Только наш плотник Володя спокойно разгуливал по палубе в шортах и резиновых босоножках.

– У нас в степи и погорячей бывало, – говорил он и похлопывал себя по крепкому загорелому животу.

Скоро с правого борта подул ветер. Над горизонтом задымилась знойная мгла, и откуда-то из пустыни понеслись над морем жгучие песчинки. Потом по мачте, по тросам зашелестели горячие струи песка.

Тут уж и Володя поёжился:

– Жалятся!

Команда бросилась по каютам – задраивать иллюминаторы. Я тоже было собрался бежать, но Володя показал на рыжую тучу:

– Смотри-ка!

Из неё, то поднимаясь, то опускаясь, пробивалось к нам маленькое чёрное облачко. Порывами ветра его сносило в сторону, но оно поворачивало к нам снова.