Морской узелок. Рассказы
Шрифт:
«Крейсер» поднял вымпел — это значило, что плавание началось, — и вытянулся из гавани на большой кронштадтский рейд. На корабле шла обычная морская жизнь, точно по хронометру. В назначенный день и час скомандовали: «Свистать всех наверх! Паруса ставить!..»
Команда «Крейсера» высыпала на верхнюю палубу. Все разбежались по своим местам. Командоры встали к пушкам для салюта.
— На шпиль!
Матросы, топая босыми ногами по палубе, заходили на шпиле под песню:
Встань на вымбовку. Пошел!
Эй, пошел, пошел, пошел!
Как репку, выдернули якорь из илистого грунта.
— Встал якорь! — крикнули с бака.
Старший офицер, стоя на мостике, громко скомандовал:
— Марсовые, по вантам! По марсам и салингам!
Марсовые ринулись вверх по вантам, сверкая босыми ступнями.
Лазарев стоял на шканцах, подняв голову к верхушкам мачт. Ему показалось, что маневр исполнили не с обычной быстротой. А на «Крейсер» и с берега и с кораблей эскадры были устремлены все глаза. На флагманском корабле стоял, смотря на «Крейсер» в бинокль, адмирал.
— Склянку! — крикнул сдержанно Лазарев.
На шканцы взбежал младший штурман и остановился около капитана с минутной склянкой в руке. Старший офицер взглянул на Лазарева. Капитан сделал знак рукой.
— По реям! — громко скомандовал старший офицер.
Штурман опрокинул песочные часы, поставив их на ладонь. Струйка красноватого песка потекла из верхней склянки в нижнюю.
Марсовые разбежались в обе стороны по круглым бревнам реев.
— Отдавай! Пошел шкоты! С марсов и салингов долой! — нервно крикнул старший офицер, глядя не наверх, на мачты, а на руки штурмана.
Тот повернул склянку: прошла минута.
— Скоро ли? — тихо, но очень внятно произнес Лазарев.
— Люди рвутся, Михаил Петрович, — ответил старший офицер.
— Голубчики, не выдавайте! — бормотал командир. — И чего, подлецы, копаются?! Опрохвостился перед всем рейдом… Братцы, чего копаетесь?
— Сколько? — спросил Лазарев.
— Минута с половинкой, — ответил штурман. — Минута…
Крыльями дивной многокрылой птицы «Крейсер» распустил паруса, и голые мачты корабля сверху донизу оделись в белый праздничный наряд.
Грянул салют. Крепость ответила.
Послышалось далекое «ура», «Крейсер», кутаясь в дым салюта, тронулся с места. Паруса наполнились ветром.
Стоя у штурвала, старший рулевой Андрей Могучий, не оглядываясь назад, продекламировал начальные слова матросской песни:
Прощай, Ревельска гора,
Нам в поход идти пора.
Мы плывем далеко в море,
Хотим счастья — хватим горя.
Серые северные краски моря постепенно переходили сначала в зеленовато-серые, потом в изумрудно-зеленые, а за мысом Рока стали цвета ультрамарина. В океане «Крейсер» сначала шел хорошо; заглянул на остров Мадеру и, пользуясь «торговым ветром», подходил к берегам Южной Америки. Около экватора корабль попал в область безветрия и проштилевал несколько дней, но все же океан порой дышал жаркими редкими вздохами. Пользуясь ими, «Крейсер» приближался к берегам Бразилии.
После нескольких крепких внезапных шквалов корабль накрыл жестокий шторм. Лазарев обрадовался шторму: он возмещал после яростной вспышки попутный ветер до мыса Горн, откуда корабль мимо Огненной Земли войдет в Тихий океан.
Шторм усиливался. «Крейсер» нес только штормовые паруса. Лазарев в дождевом плаще не сходил с мостика. Капитан опасался приближения к бразильскому берегу. Уже третьи сутки бушевал шторм. День клонился к вечеру. Волны делались круче и выше, что указывало на близость берегов. Палубу то и дело окатывало волной слева направо. Корабль ложился то на правый, то на левый борт.
Нахимову пришлась третья вахта. Вместе с ним на вахту стал к штурвалу с подручными рулевыми Андрей Могучий.
Взявшись за ручки штурвала, Могучий нагнулся к нактоузу,[3] чтобы взглянуть на курс. Стекло обрызгивала вода. Картушку компаса едва видно. Расставив широко ноги, Андрей решился отнять от штурвала одну руку и хотел рукавом обтереть стекло. В это мгновение с левого борта вкатился вал, сбил Андрея с ног и кинул через правый фальшборт в море. Первым это увидел сигнальщик и крикнул:
— Человек за бортом!
Не думая и секунды, Нахимов скомандовал:
— Фок и грот на гитовы! Марса фалы отдать!
Марсовые кинулись подбирать паруса.
— Пропал человек! — воскликнул Лазарев. — Кто?
— Андрей Могучий, — ответил Нахимов. — Михаил Петрович, дозвольте спустить вельбот…
— Вздор-с! Еще семерых ко дну пустить? Где тут!.. Сигнальщик, видишь? — крикнул Лазарев.
— Вижу! — ответил сигнальщик и указал рукой направление, где ему почудилась на волне голова Могучего.
— Спустить вельбот! — самовольно отдал приказание Нахимов и с ужасом взглянул в глаза капитана.
Лазарев движением руки дал согласие.
— Сдаю вахту.
— Кому? — усмехнулся Лазарев.
— Вам!
— Есть! — по-матросски ответил Лазарев.
Когда Нахимов подбежал к вельботу, матросы уже спускали шлюпку.
В вельботе сидело шесть гребцов. Нахимов прыгнул на кормовую банку.
Прошло три минуты. «Крейсер» лег в дрейф.
Вельбот ударился о воду, словно о деревянный пол. Волной откинуло шлюпку от корабля. Мичман стоя командовал гребцам:
— Правая, греби! Левая, табань!
Загребной на вельботе строго крикнул:
— Сядь, ваше благородие! Собьет!
На борту «Крейсера» зажгли фальшфейер, чтобы показать шлюпке, где корабль, а утопающему — направление, откуда идет помощь.
Пронизывающий мглу свет фальшфейера расплылся в большое светлое пятно, и корабля уже не видно за мглой пенного тумана.
Вельбот прыгал по ухабам, то взлетая на гребень, то ныряя в бездну. Нахимов кричал:
— Мо-о-о-гу-у-у!
— Да помолчи, ваше благородие! — прикрикнул на мичмана загребной.