Морской волчонок(изд.1990)
Шрифт:
Расширить дыру, чтобы вылезти из ящика, было нетрудно. Не больше чем через двадцать минут я осторожно пролез в эту дыру и оказался на ящике.
Я поднял руки, взмахнул ими. Вокруг меня ничего не было. Рядом с собой я мог нащупать ящики, тюки, мешки, но прямо передо мной был воздух.
Несколько мгновений я сидел на ящике, свесив ноги в пустое пространство, не рискуя сделать шаг, чтобы не свалиться в какой-нибудь провал. Я глядел на тоненький луч света,
Постепенно мои глаза привыкли к свету; и хотя его было мало, но я начал различать ближайшие предметы. Пустота вокруг меня была ограничена. Я находился на дне небольшого углубления полукруглой формы, похожего на амфитеатр, окруженного со всех сторон ящиками груза. Между мной и люком было пространство, оставшееся незаполненным после погрузки; кругом лежали бочки и мешки, без всякого сомнения наполненные провизией для команды. Они были положены на самый верх, чтоб их легче было достать.
Мой тоннель кончился на одной из сторон этого углубления, и я теперь находился под краем люка. Мне оставалось сделать один-два шага, постучать в палубу и призвать на помощь экипаж корабля.
И хотя достаточно было одного удара или крика, чтобы освободиться из темницы, я никак не мог решиться крикнуть или постучать.
Вы сами понимаете почему. Подумайте, что делалось подо мной, подумайте о том, сколько я испортил товаров, — может быть, я причинил убытка на сотни фунтов, — подумайте о том, что у меняне было никакой возможности вернуть или возместить стоимость этих товаров, — подумайте обо всем этом, и вы поймете, почему я так долго сидел на ящике из-под шляп. Я был весь во власти ужасного страха. Я боялся развязки этой драмы во мраке, боялся дойти до ее конца.
Как предстану я перед суровым лицом капитана? Как перенесу ужасный гнев свирепого помощника? Как я выдержу взгляды, их слова, их упреки, может быть, даже их удары? А вдруг они выбросят меня в море?
Холод пробежал у меня по жилам, когда я подумал о таком исходе. Настроение мое резко изменилось. За минуту перед тем мерцающий луч света наполнил мою душу радостью, а теперь я глядел на него и сердце у меня сжималось от страха и смятения.
Глава LXI
УДИВЛЕНИЕ КОМАНДЫ
Я стал думать, как бы возместить убыток. Но мечтать об этом было нелепо, и оставалась одна горечь. На свете у меня не было ничего, кроме карманных часов, а их с трудом можно было обменять разве что на коробку хлопушек!
Впрочем, нет: у меня было еще кое-что, чем я дорожил и дорожу до сегодняшнего дня больше, чем тысячей часов, хотя его реальная цена вряд ли больше шести пенсов. Вы догадываетесь, о чем я говорю? Конечно, догадываетесь, и вы правы: я говорю о моем дорогом старом ноже.
Конечно, дядюшка ничего для меня не сделает. Он только позволял мне жить в его доме и делал это из корысти, а не из чувства ответственности за ребенка. Уж никак не станет он расплачиваться за мои проделки; нечего и думать об этом.
У меня была маленькая надежда, одна мысль, которая казалась мне до некоторой степени логичной. Я мог наняться на службу к капитану на долгий срок. Я мог бы стать юнгой, вестовым, слугой — одним словом, чем угодно, лишь бы отработать долг.
Если он меня примет (а ему больше нечего делать
Я обрадовался такой мысли. Как только я увижу капитана, сейчас же предложу ему свои услуги.
В этот момент надо мной гулко раздались шаги. Множество людей тяжело расхаживало взад и вперед по палубе, над люком. И я услышал голоса — человеческие голоса. Как приятно было мне слышать их! Сначала я услышал только возгласы и отдельные слова, затем все смешалось в нестройный хор. Голоса были грубые, но какой прекрасной, музыкальной казалась мне рабочая матросская песня!
Она наполнила меня решимостью. Я больше не буду сидеть в темнице. Как только песня кончилась, я подбежал к люку и деревянной рукояткой ножа начал громко стучать в доски.
Я прислушался. Меня услышали.
Наверху шел какой-то разговор, и до меня доходили даже удивленные восклицания. Но хотя шум голосов не прекращался, никто не пытался открыть люк.
Я постучал сильнее, начал кричать; но голос мой был еще слаб, и вряд ли его слышали наверху. Снова раздался хор удивленных восклицаний; голосов было много, — по-видимому, вся команда собралась вокруг люка. Для верности я постучал в третий раз и замер в ожидании.
Что-то зашуршало над люком. Снимали брезент. Свет брызнул во все щели.
В следующий момент надо мной открылось небо; поток света ударил мне в лицо и ослепил меня. Я совершенно ослабел и свалился на ящики. Я не сразу потерял сознание, но постепенно впал в обморочное состояние.
Когда люк открылся, я успел заметить вокруг него грубые лица — человеческие лица, которые в ужасе отшатнулись, увидев меня. Я услышал восклицания; но тут звуки постепенно замерли в моих ушах, свет погас, и я окончательно потерял сознание.
Я был в обмороке и ничего не ощущал. Я не видел, как эти обветренные лица снова появились над краем люка и глядели на меня с тревогой. Я не видел, как один из них, набравшись смелости, полез вниз, за ним другой, третий, пока не набралось несколько человек, которые с шумом окружили меня. Я не слышал, как они бережно брали меня на руки, щупали у меня пульс и прикладывали свои грубые руки к моему сердцу, проверяя, бьется ли оно. Не слышал я, как рослый матрос прижал меня к себе, поднялся по лесенке, вынес из трюма и осторожно положил на палубу. Я ничего не слышал, не видел, не чувствовал, пока холодная вода, которой плеснули мне в лицо, не пробудила меня от забытья и не вернула меня к жизни.
Глава LXII
РАЗВЯЗКА
Очнулся я на палубе. Кругом толпились люди. Куда ни кину взгляд, везде человеческие лица. Но на этих обветренных лицах я не видел и следов неприязни, наоборот, они смотрели на меня с жалостью, и я слышал сочувственные замечания.
Это были матросы. Вокруг меня столпилась вся команда. Один из них, наклонясь надо мной, вливал мне в рот воду и клал мне на лоб мокрую тряпку. Я узнал его с первого взгляда. Это был Уотерс, тот самый, который высадил меня когда-то на берег и подарил мне свой драгоценный нож. Матрос и не знал, какую громадную услугу оказал мне.