Морской волк (сборник)
Шрифт:
– Товарищи офицеры!
Петрович спешит навстречу с докладом. Ну приколист, мля! Нет, это не по поводу «товарищей» – хотя вкупе с «офицерами» в сорок втором звучало примерно как в двадцать первом веке «товарищ царь». А оттого, что доклад свой адресует не мне, а Видяеву! А тот вообще ничего не понимает. В присутствии командира рапортовать другому лицу принято на флоте, только если лицо в адмиральском чине! Или же – прямое начальство командира.
Причем все присутствующие предельно серьезны. Молодые смотрят даже восторженно. И шепот слышен:
– Тот самый.
– Да не совсем похож…
– Так фотки старые были.
– А памятник?
– Так лепили его когда?
А ведь Кириллов сориентировался – отступил Видяеву
– Это вот наш ЦП, – говорю, – и чтобы не мешать товарищам, вахту несущим, пройдем в кают-компанию.
С нашей стороны, кроме меня, были: Петрович, как моя правая рука, лицо особо доверенное и зам мой в случае чего, и Сан Саныч, как знаток истории и также лицо особо надежное. При первой встрече много народу не нужно, будут лишь мешать; хотя, конечно, если кто-то вдруг потребуется, вызовем по «Лиственнице». Ну, и Григорич внаглую просочился явочным порядком и уже присутствовал в кают-компании, когда мы все вошли. Я ему кивнул: оставайся. Пожалуй, не лишним будет и спец по идеологии и научному коммунизму.
Ведь, как я понимаю, товарищ старший майор у нас остается? Успеет еще со всеми перезнакомиться. А пока – к делу. Только сначала закончим с протоколом.
Указываю гостям на переборку, где у нас «уголок памяти и боевой славы». Сами поймут.
За стеклом – советский военно-морской флаг с гвардейской лентой. Фотография – Щ-422, из нашей истории, в Полярном. Портрет самого Видяева. Фото памятников ему же, в Видяево и в Полярном. История этого вот гвардейского флага – который в реальности Щ-422 так и не носила: указ вышел через два дня после того, как она из того, последнего своего похода в июне сорок третьего, не вернулась. Флаг приготовленный так и не был вручен и переходил «по наследству» для сохранения традиций – сначала к ракетной К-116, 675-го проекта, а как ее на слом, то к нам. И модели здесь же на полке – Щ-422, «сто шестнадцатой» и, наконец, нашего «Воронежа».
Или у старшего майора железные нервы – или он уже что-то знал или догадывался. Точно, смотрит – как будто ждал чего-то подобного. А вот у Видяева вид – как по голове мешком. Хотя, пожалуй, узнай я, что через год погибну героем и гвардейцем, чтобы «воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела», наверное, выглядел бы так же.
– Товарищ капитан первого ранга! – не выдержал, наконец, Федор Алексеевич. – Да что это такое? Откуда вы?
– А это вам товарищ старший майор расскажет, – отвечаю. – Похоже, у него это получится не хуже, чем у меня. Убедительнее – точно. Ведь так?
– Откуда вы? – спрашивает Кириллов. – Год какой?
– Две тысячи двенадцатый, – отвечаю. – И чтоб быстрее закончить с нашей историей, сделаем так. Вот вам наша «летопись» – подробный отчет, специально составили для этой встречи (ох, сколько Саныч с Петровичем возились, компонуя «выжимки» из журналов – навигационного, вахтенного ЦП, БИП, ГА с кальками маневрирования и фотоснимками). Там все о том, как мы сюда попали и что здесь делали. Читайте – мы на вопросы ответим, что непонятно. А после будем решать, что нам делать дальше.
Сели. Читают. Очень внимательно.
Надо дать большаковцам отбой. Не будет сейчас визита группы захвата из бериевских волкодавов. Первую, самую тупую проверку на адекватность предки прошли.
– Товарищ капитан первого ранга! – спрашивает Видяев. – Так что же теперь будет? Время, откуда вы, – что с ним теперь? И с нами? Мы же ведь победим? Раз вы – оттуда.
– В нашей истории победили, – отвечаю я. – Взяли Берлин в мае сорок пятого, и Девятое мая семьдесят лет после оставалось праздником всех наших народов. Но там – нас не было, и мы «Лютцов» не топили. И раз этот мир не исчез – значит, ничего не предрешено. И будущее здесь станет другим. Каким? – а вот это зависит от нас. Но там мы большой кровью победили, а здесь мы в дополнение уже десяток фигур с доски смахнули, легче должно быть хоть чуть. Я понятно объяснил?
– Все изменится, – вдруг сказал старший майор. – Хотя бы в том, что хрен я тебя, Федор Алексеевич, в море отпущу! Понимать должен, что такое тайна «особой государственной важности». Говоришь, подводники в плен не попадают – так в кубрике у тебя доказательство обратного в двух экземплярах! Не представят тебя к Герою – зато живой будешь в сорок пятом. Ты молодой еще – значит, тебе еще на таких вот кораблях служить, когда у нас их начнут строить.
Видяев хотел что-то сказать, но молча сел, махнув рукой. Кириллов обернулся ко мне.
– Я думаю, товарищ капитан первого ранга, у нас еще будет время поговорить о многом. В том числе и о том, как потомки наши дошли до жизни такой, что «товарищи» под царским орлом и Андреевским флагом ходят, очень интересно будет это послушать и мне, и кое-кому повыше. Пока же у нас самое ближнее дело – «Шеер». И очень хотелось бы узнать ваш план, Михаил Петрович.
– Для начала вот информация по «Вундерланду», – говорю я и пододвигаю ноутбук. – Как он развивался в нашей истории.
После полудня 21 августа поступило сообщение от самолета-разведчика об обнаружении долгожданного каравана. Девять пароходов и двухтрубный ледокол находились всего в шестидесяти милях от крейсера, восточное острова Мона, и двигались встречным, юго-западным курсом. Это был вышедший 9 августа из Архангельска по Севморпути «Третий арктический конвой» в составе восьми сухогрузов и двух танкеров, которые направлялись в порты Дальнего Востока и Америки. 16-18 августа суда сосредоточились на рейде Диксона и далее пошли на восток в обеспечении ледокола «Красин»; позднее к конвою присоединились ледокол «Ленин» и британский танкер «Хоупмаунт». Охранения в Карском море караван не имел – до сих пор в этих краях корабли противника не появлялись.
В донесении гидросамолета ошибочно указывалось, что суда шли на юго-запад, а не на восток, как на самом деле. Это дорого обошлось немцам – МеендсенБолькен решил прекратить движение на восток и занял выжидательную позицию в районе банки Ермака. Здесь он должен был неизбежно встретиться с конвоем, если бы тот осуществлял движение на запад, обходя остров Мона с севера.
Снова послали самолет. Но с востока на запад двигалась сплошная полоса тумана, район обнаружения транспортов не просматривался, и самолет вернулся ни с чем. Весь вечер 21 августа и ночь на 22-е крейсер ждал, что добыча сама выскочит на него. Между тем служба радиоперехвата фиксировала интенсивный радиообмен, постепенно удалявшийся к северо-востоку. Меендсен-Болькен заподозрил неладное и, несмотря на туман, ограничивавший видимость порой до ста метров, продолжил движение на восток. Но потерянное время оказалось невосполнимым.
К утру 22-го «Шеер» почти достиг архипелага Норденшельда и вновь запустил самолет. Конвой найти не удалось, и самолет занялся выяснением ледовой обстановки. Вскоре служба радиоперехвата смогла не только засечь, но и расшифровать одно из советских радиосообщений, в котором указывался курс каравана 43 градуса и скорость 5 узлов. И только теперь немцы поняли, что караван двигался на восток и находился вблизи западного входа в пролив Вилькицкого.
Оставалось только догнать и уничтожить. Но сильно мешали льды. Направление их движения, в зависимости от ветра, резко менялось, и в кратчайшее время то возникали, то исчезали огромные ледяные поля. Несмотря на все эти трудности, Меендсен-Болькен вел крейсер вперед, однако расстояние сокращалось крайне медленно. 23-го числа во второй половине дня «Арадо» вновь обнаружил суда конвоя, которые к тому времени находились уже на якорной стоянке в проливе Вилькицкого, у острова Гелланд-Гансена. Ширина свободной ото льда полосы колебалась от 5 до 15 миль, но и на ней приходилось постоянно лавировать, избегая встречных льдин.