Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
Впрочем, это будут уже дела послевоенные. Пока что, Победа для нас, это «прекрасное далеко». Хотя надеюсь, более близкое, чем в нашей версии истории.
Петсамо-Киркенес. Ленинград — прорвана блокада. Окруженные у Ладоги фрицы сдались неделю назад, так что результат нашей «Искры» уже налицо — а ведь и «наши штыки на высотах Синявина, наши полки подо Мгой», по радио звучит (у нас эта песня в сорок четвертом появилась). Демянский котел замкнули — и нет уже у Гитлера авиации, его снабжать, все под Сталинградом. Ржев, Великие Луки — тоже изменения в нашу пользу. Сан Саныч следит, на карте отмечает, сравнивает. Под Сталинградом тоже, пока хорошо все — мало того, что в котле сидят не триста тридцать тысяч, а полмиллиона,
А Манштейн, хоть и фашист, но, генерал умелый и противник опасный. Что он может придумать, на этот раз?
Ну а мы — что мы? Заняты техобслуживанием, и знакомим предков со всеми нашими секретами, не жалко. Ох, только бы нас так не разобрали, что после не соберем! Серега Сирый издергался весь.
Приезжал Гоша, «регионовец». Не просто так, а с поручением. В городе Красноводске сейчас вроде как центр всего советского торпедостроения — и завод «Дагдизель» туда переехал, эвакуированный из Махачкалы первоначально в Аральск, и опытовая станция, что в нашей истории с Ораниенбаума переселилась на Иссык-Куль. Разгружаются, строятся, ведут работу! Причем, что интересно — если в нашей истории, кое-кто из торпедистов еще в пятидесятых считал, что «все достигнуто»: дальность, скорость, точность удержания курса и глубины, мощь заряда — то в этом времени на самом верху четко расставили приоритеты. Вот у японцев есть знаменитые «длинные копья» (или мечи, по разному называют), великолепные торпеды, по всем вашим показателям, лучшие в мире. И в сражении, самураи разом выпускают в противника сотню этих «копий», с дистанции десять миль. И сколько попали — ну, одна-две-три! Вот что такое ваши точность и дальность — без самонаведения. А немцы, с которыми мы воюем, это поняли — и делают «Цаункениг». И что будет, если завтра сойдутся в бою наши корабли со слепыми болванками — и их флот, с торпедами, идущими на цель? Это глупость, или вредительство? Отныне, торпеды без самонаведения, на дистанции свыше двух-трех миль вообще, боеспособными считать нельзя!
В общем, завертелось. Увез Гоша (не один, а с НКВДшным конвоем), все что у нас осталось, из торпед двадцать первого века — на предмет изучения и хоть чего-то копирования. А как там Родик? А что ему сделается — работает, по специальности. Вот только надзор за ним, и свободы поменьше.
Свадьбу первую сыграли. Главстаршина Луцикин Юра из БЧ-5, и Валентина с «Севмаша». Совет да любовь — и я молодых поздравил, «свадебным адмиралом». Жилплощадь отдельную им выделили, как положено — не в самой в/ч, но, рядом совсем. А «жандарм» наш с новобрачной лично беседу провел — что муж твой человек советский, проверенный, но, некоторые детали его биографии секретные, так что не спрашивай, отвечать ему запрещено, это лишь сам товарищ Берия разрешение дать может — и ты про то не болтай лишнего, а спросят, отвечай что муж скажет. Вроде, прониклась.
Что характерно, почти прекратились рапорты комендатуры о всяких ЧП с нашими морячками. Вызванные повышенным вниманием женского пола к героям-орденоносцам-гвардейцам-подводникам — что прежде активно не нравилось мужской части коренного населения, включая гарнизонных. Ну, как приезжий городской на деревенских танцах в клубе вызывает у местных парней острое желание «пойдем, выйдем». Теперь, значит, привыкли, смирились, приняли нас уже за своих. Чему впрочем способствовали и беседы (профилактические и последующие) Тех Кого Надо с возмутителями спокойствия — а НКВД в этом времени не то чтобы панически боялись, как утверждают дерьмократы, но, очень серьезно относились ко всему, что оттуда исходило. Ну и я всем нашим четкое правило установил — любовь-морковь, это конечно хорошо, но, вот с замужними не крутить, не хватает нам еще тут шекспировских страстей!
Еще повлияло — занятия наших рукопашкой, основу которым положили еще «большаковцы». У главстаршины Логачева оказались явно выраженные задатки тренера, помещение нашлось — и по вечерам, несколько раз в неделю, пока без четкого расписания, желающие помахать ногами и кулаками, и повыкручивать друг другу руки, занимались именно этим, по полтора-два часа. Поскольку наш «сенсей» увлекался, как я уже когда-то говорил, каратэ и айкидо, но, не самбо, техника его была совершенно не похожая на привычную этой эпохе. Юмор в том, что ни Фунакоши, ни Уэсиба, оба патриарха упомянутых боевых искусств, систем своих еще не завершили — вот удивятся, если увидят когда-нибудь «русский северный стиль», так похожий на их творения?
И вот когда нас молчаливо признали, выделив нам место в иерархии здешнего общества, я ощутил: врастаем в среду. И появилось ощущение дома — а не проходной казармы. Места, где мы уже «свои», где нас ждут.
За окном темнота, снежок метет. А мы сидим, чаи гоняем — я, Петрович, Саныч, «жандарм» наш, и Анечка, в роли хозяйки, на стол накрыть, посуду после вымыть. Беседуем так, ни о чем — традицией это у нас стало, так же как у матросов рукомашество. Рюмка водки под конец тоже — но, не больше. Гитара опять же нашлась — ну это, Санычу, я музицировать не умею. И над репертуаром думать приходится, когда душа песню просит хоть послушать — а то Кириллов уже предупреждал:
— Вы, товарищи командиры, хоть думайте, что исполнять. «Прощай двадцатый век, великий и ужасный» — я-то слышал уже, ну а если кто посторонний, тайны не знающий, услышит? Мне что, со всех, кто под вашими окнами пройдет, подписку «ОГВ» брать?
Так что культурно отдыхаем в основном, за главным занятием гнилой русской интеллигенции — трепом на кухне.
—.. к тому все идет, что после сорок второго, будет сразу сорок четвертый. И фюреру через полтора года веревку мылить, если до того ему не помогут.
— Ну а дальше что? Ведь если подумать, немцев наглосаксы как лохов развели! Самим со страной победившего социализма воевать было стремно, нашли кто за них подпишется. Пускай Адольф за них все шишки соберет и грязную работу сделает — а они, чистенькими оставшись, после весь банк в карман, и миром править. Пес взбесился и бросился сначала на хозяев. Так они опять же — мы на островах отсидимся, пока русские воюют, ну а дальше смотри план предыдущий. Умеют же, сцуко — не сами воевать, а от чужой победы навар к себе!
— Так надеюсь, в этом мире иначе будет. А вот у немцев второго шанса уже нет.
— А немцы тут при чем?
— Так у них то же самое. Вот скажите, а отчего это немцы войн выигрывать не умеют? Вояки очень умелые, опасные, наверное, лучшие в Европе. Сражений отдельных выиграли много. А вот войн в целом — считайте. Две мировые, проигранные со страшным треском. Иена и Аудштендт, когда «Наполеон лишь дунул на Пруссию — и она рассыпалась». Великий завоеватель Фридрих Второй, самым великим делом которого была Семилетняя война, когда Пруссия едва не исчезла с карты Европы — и в том, что этого не случилось, нет ни малейшей заслуги Фридриха. И великое множество мелких войнушек: о которых знают лишь историки.
— Ну, Саныч, при Бисмарке они очень хорошо повоевали. Дания, Австрия, Франция. Германскую Империю ведь в Версале побежденном провозгласили — это примерно так же, как если бы мы второй Советский Союз, в горящем Вашингтоне.
— А ведь и не только немцы! Наполеон тоже проиграл ВСЕ войны, которые объявлял сам (Египет, Испания, Россия), а ВСЕ войны, выигранные им, объявляли ему (четыре войны с Австрией, одна с Пруссией). Правда, из «ста дней» вышло Ватерлоо — но, там уж слишком неравны были силы. Закономерность, однако?