Морской волк. 2-я Трилогия
Шрифт:
Все началось в феврале сорок третьего, с выступления в русской печати некоего Вацлава Пыха. (Прим. автора — история подлинная! Свидетельство Пыха — одного из поляков, расстрелянных немцами в Катыни осенью сорок первого, чудом избежавшего гибели, — можно найти в Интернете). Тогда же впервые мир узнал слово «Катынь», где был истреблен цвет польской нации, лучшие из лучших, храбрейшие из храбрых.
Боже, отчего так случается, что выживают гнуснейшие из гнусных? Почему дрогнула рука палача, и мерзавец остался жив? Что стоило ему промолчать, скрыть свою «правду»? Ведь именно преступный сталинский режим бросил героических сынов Польши за колючую проволоку, а значит, именно он виновен в их смерти. Ну, а действия немцев
Русские, однако, сделали все, чтобы раздуть скандал. Подозрительно быстро всплыло имя оберст-лейтенанта Арене, в 1941-м командира 537-го полка связи, как непосредственного руководителя команды палачей, а также иные подробности казни — что наталкивает на мысль, а не были ли и те события октября сорок первого советской провокацией, откуда иначе такая осведомленность? С чего бы это немцы, культурная европейская нация, проявили вдруг такую жестокость по отношению не к русским, а к цивилизованным европейцам, в большинстве принадлежащим к образованному высшему классу? Но архивы НКВД надежно хранят свои страшные тайны… Итогом же было, что инициатива перешла к русским: вместо защиты они сами стали обвинителями.
Отчего этот Пых не умер тогда ради Польши? Отчего он не подумал, пойдет его «правда» на пользу или во вред нашей несчастной стране? Ведь появился уникальный шанс предъявить счет русским! Неважно, что в данном конкретном случае не было их непосредственной вины — они учинили польскому народу столько несправедливости и бед, что будут виноваты перед нами до скончания времен! И была еще возможность пригвоздить Сталина к позорному столбу — но что стало с германским орднунгом? Сначала немецкий солдат недострелил Вацлава Пыха в Катыни. Затем немцы умудрились проиграть партию, имеющую шансы на успех.
Ошибкой немцев было, что они думали лишь о тактике, сиюминутном выигрыше, вовсе не заботясь о дальней перспективе. Оттого игра с их стороны была чрезвычайно грубой; русские же, с их изощренным византийским коварством, таких ошибок не прощают. В Комиссии Красного Креста было двенадцать человек — один швейцарец, остальные из европейских стран, завоеванных Рейхом. И этим одиннадцати заранее угрожали концлагерем при отказе ехать или «несоответствующих выводах». Мера разумная, но откуда про нее стало известно русским? В Катыни Комиссия работала всего два дня, осматривая и вскрывая тела — однако некоторые из ее членов недостаточно владели немецким, чтобы написать научный отчет, и это сделали за них немцы, предложив лишь подписать — откуда это стало известно русским? Столь халатное отношение к секретности в столь деликатном деле не может быть оправдано ничем — тем более что русские не молчали, а немедленно оглашали все подобные огрехи, так что работа авторитетной международной комиссии очень быстро стала всеобщим посмешищем, а доверие к результату ее работы практически нулевым.
И вместо того, чтобы навести порядок (ведь так и осталось неизвестным, были ли арестованные члены Комиссии, болгарин Марков и чех Гаек, русскими шпионами), немцы сделали следующий шаг, еще более грубый! Была приглашена Польская Техническая Комиссия Красного Креста, и скоро русские сообщили, что ее членам было разрешено лишь обыскивать трупы, доставая из карманов сохранившиеся бумаги, и укладывать в пронумерованные конверты, ни в коем случае не читая и не делая записей — за этим следили немцы. Они же вели всю дальнейшую обработку информации. Попутно русские же привлекли внимание ко множеству таких мелких фактов, как гильзы от немецкого оружия, причем биметаллические, принятые на вооружение лишь в 1941 году, бумажный шпагат, связывающий руки казненных, и даже на то, что в сороковом здесь находился пионерский лагерь — мягко говоря, странное место для массовой казни НКВД. А вот осенью сорок первого как раз стоял упомянутый 537-й немецкий полк связи. (Прим. автора — все факты, касающиеся условий работы обеих комиссий, соответствуют действительности. Так же как и биметаллические гильзы, и бумажный шпагат, применяемый лишь немцами — у нас был пеньковый. Есть и другие факты, столь же неопровержимо говорящие о немецкой вине в казни поляков — подробнее см.: Ю. Мухин, Катынский детектив).
А не был ли русский шпион, докладывающий в Москву о ходе работ в Катынском лесу, под маской немецкого офицера, причем достаточно высокопоставленного? Это объясняет все. Снова предательство! Бедная Польша, не было шансов победить в столь грязной игре! Вместо невинных жертв нас выставили лжецами, и будто нам этого было мало — немцы попытались вскрыть могилы расстрелянных под Даугавпилсом и Борисовом, выдав их за «жертвы НКВД». Это было воспринято уже как явный фарс. И даже Коморовский в своем меморандуме не решился упомянуть про Катынь, чтобы не попасть в глупое положение.
Ну а если? Предположим, немец, стрелявший в Пыха, не промахнулся бы. И наше заявление было бы первым. И уже русские оказались бы в положении оправдывающихся, а ведь им еще требовалось бы какое-то время на то, чтобы найти ответ. И Польша, Европа — весь мир — узнали бы о страшном преступлении советского режима. Ведь не просто поляки, а офицеры, лучшие, шляхта, цвет и надежда нации легли в землю, лишенные даже права умереть лицом к врагу, как подобает настоящему офицеру; легли злодейски убитыми в русскую землю под Смоленском. И восстала бы Варшава, и восстала бы вся Польша, и каждый дом, каждый куст, встречал бы русских захватчиков выстрелами, и вспомнили бы поляки свою древнюю роль — быть щитом Европы от русской угрозы. И платила бы Россия контрибуцию, десятки и сотни лет, независимой Польше, потому что никакие ценности не могут выкупить кровь лучших наших сынов. И каждый русский правитель, вступая на престол, каялся бы перед Польшей за преступления своих предков.
Варшава восстала всего через два месяца! Какой была бы моральная обстановка вокруг этого, если бы все помнили иную версию Катыни? Несомненно, у британцев было бы меньше желания слушать наущения русских предать нас в очередной раз. А русские не посмели бы вести себя так нагло.
Судьба Польши могла бы стать совсем иной. Но постоянный рок быть проданной и преданной витает над нашей великой и бессильной страной. Хотя мы не теряем надежды, что новая, сильная Польша родится когда-то. Ведь при великом Юзефе Пилсудском мы были великой европейской державой! А что было однажды, может случиться и вновь.
Примечание переводчика на русский: Здесь чрезвычайно ясно показано мышление т. н. «истинной шляхты», как называли себя сторонники прежней, досоциалистической Польши. Польша есть великая держава, и потому все, что учитывает ее интерес ниже своего собственного, это предательство — самой же Польше дозволено все, так как это «восстанавливает ущемленную справедливость».
Берлин
Рейхсканцелярия
Мразь, крысы! Подлые славянские твари! Рабы, уважающие только палку! Стоило лишь убрать ее ненадолго, и вот результат! Когда Рейх напрягает последние силы, решились на подлый удар нам в спину? Да еще совместно с еврейскими унтерменшами из гетто! И в Белоруссии эти польские твари открыли перед русскими фронт, отчего и стала возможной катастрофа! Кенигсберг им отдать? Меня на скамью подсудимых? Контрибуцию им? Я им покажу Катынь! Я сделаю так, что их судьба тысячи лет будет ужасать всю Европу! Немногие уцелевшие станут рабами даже среди рабов! Немедленно расформировать, разоружить все польские части. В ком есть арийская кровь, в штрафные батальоны на Остфронт, прочих же в Аушвиц!