Морской волк. 2-я Трилогия
Шрифт:
— Ну, Михаил Петрович, если человек на такое способен оказался, значит, душа у него гнилая? И все равно в чем-то предаст, если случай будет.
А это верно. Я могу еще понять, кто как Курбский — с царем Грозным поссорился и в Литву сбежал (или Раскольников в тридцать седьмом, от сталинской гэбни, но этого вслух лучше не произносить, не поймет Анечка, хоть много от нас нахваталась). Ну, обижайся ты на царя, на власть — но не смей вредить всей стране, всему народу! Это никакого оправдания иметь не может, нигде и никогда. И наказание за это одно — смерть предателю.
— Только как же вышло, Михаил Петрович, что простые советские люди за этими… пошли? — размышляет вслух Аня. — Только из-за того, что воспитание упустили? Так теперь на это особое внимание обратят. Как товарищ Сталин сказал, мы должны помнить, что производство в массе людей социалистического общества не менее, если не более, важно, чем выпуск угля, стали, машин. И мы здесь тоже на передовом
Это верно, творчество кипит. Севмаш уже сейчас первая верфь СССР, учитывая еще не восстановленный после блокады Ленинград и только что освобожденный Николаев. И кого в цеха ставить? Сейчас даже немцами приходится дырки затыкать, а когда кончится война? Так кто-то додумался: если ты, немчура, например, токарь шестого разряда, то не только обязан план давать, но и взять двух, трех учеников, которым берешься передать свое мастерство. За это тебе будет и послабление режима, и усиленный паек, и, главное, дополнительная плата — пленные не за одну койку и пайку работают, им тоже деньги идут. Конечно, лишь тем, кто без нареканий и полностью лоялен — но теперь получается, что их хороший станочник с тремя учениками зарабатывает, как наш передовик, а с учетом того, что наших агитируют жертвовать деньги в фонд обороны и добровольно-принудительно выдают часть зарплаты облигациями Госзайма, реальный заработок у немцев, от этого избавленных, выходит даже больше. Причем их ученикам часто едва четырнадцать исполнилось, при крайне пестром составе, от эвакуированных детдомов до колонии зека-малолеток «за уголовку», и как отдать формирование их мировоззрения чужакам, немцам, которые могут внушить им неправильные идеи? Зато опыт Макаренко тут хорошо еще помнили. Были сформированы особые педагогическо-воспитательные отряды — касаемо методов их работы отсылаю к «Педагогической поэме» упомянутого автора. Востребованным тут оказался и «русбой — тайное искусство соловецких монахов», ну прямо как в послевоенной Японии, где «занятия боевыми искусствами спасли дух нации от нравственного падения», как считали сами же японцы — чему можно верить, потому как их же самурайство, не воевавшее почти триста лет, от эпохи Токугавы до времен Мейдзи, все же не разложилось, сохранив боеспособность, в отличие от европейских рыцарей, что ливонских, что мальтийских, за пару мирных поколений превратившихся в откровенную гниль. В сентябре прошлого года наш спецназ, «большаковцы», тренировались для поддержки формы в каком-то ангаре у причала, привлекая и местных, матросов с Щ-422 и охранявших нас солдат НКВД — оказывается, как мы ушли, дело не было забыто, и стадион, который здесь называется «Север», а не «Энергия», со спортзалом с раздевалками, душевыми и небольшой трибуной для зрителей, был построен именно под это! «Патриархом» неожиданно для себя самого оказался наш Смоленцев, его ближайшим помощником — наш главстаршина Логачев, обнаруживший явный тренерский талант, а в отсутствие и того, и другого уже были «сенсеи» из наиболее продвинутых местных. По понятным причинам, эти занятия пользовались бешеной популярностью у молодежи, хотя основные усилия отдавались все же гэбэ, армейцам и морякам, но были группы и для заводских. А ведь ни Фунакоси, ни Уэсиба своих стилей еще не создали, нет пока еще ни каратэ сетокан, ни айкидо — вот удивятся японцы через десяток лет, если им доведется увидеть «северный русский бой»! А если еще и писателей со сценаристами подключить?
— Так товарищ Пономаренко то же самое сказал, когда приезжал. Что хорошо бы снять фильм, например, про героическую борьбу русского народа со шведскими захватчиками в семнадцатом веке, когда они Кемь взяли и Корелу. И что он предложит это самому товарищу Сталину. А еще ему сказки для взрослых понравились, про Волкодава — сказал, что полезно будет, для воспитания нашей молодежи.
Что, и Мария Семенова оказалась востребована? Идеи там правильные, как настоящим мужчиной быть, беречь честь рода и семьи — но с мистикой как? Хотя, если вспомнить, фильмы Птушко когда снимались — в шестидесятые? А чем его «Сказка о царе Салтане» или «Руслан и Людмила» не фэнтези, ведь снято вполне на уровне более поздних голливудских, во «Властелине Колец» только спецэффектов больше. Вот юмор, если здесь еще при жизни Сталина «Волкодава» экранизуют! Чтобы мальчишки мечтали быть похожими на того героя из рода Серых Псов, хранителя чести и защитника слабых — а не на какого-нибудь ковбоя Билла, который всегда прав, потому что у него самый тяжелый кулак и самый меткий кольт.
— Именно так, Михаил Петрович! Чтобы наши люди — нашими остались, без гнили. И если бы вместо Горбачева и Ельцина появились другие, их бы сразу укоротили.
А что, вполне вариант! Ведь перестройку делали вторые и третьи секретари, из молодых да ранних, возжелавшие сесть в кресла Первых. Но Партия сейчас еще не стала кастой, с самых низов при должном таланте вполне можно пробиться наверх, Горбачев ведь и впрямь на комбайне работал? И если в этой реальности в среднем звене окажется больше «Корчагиных», с совсем иным воспитанием, поддержат ли они желающих все сломать, если такие и найдутся? Это не панацея сама по себе — но еще один шаг в сторону от катастрофы.
— Вот увидите, после войны совсем другая жизнь начнется — лучше, чище! Если хватило у вас материальное поднять, то у нас и про духовное не забудем!
Тоже реально. Жизнь точно станет лучше, в смысле материальном — если сейчас на Севмаше две смены по одиннадцать часов, то в мирное время будут обычные восемь. И не помню когда, но точно задолго до того, как сделают два общегосударственных выходных в неделю, здесь будет в субботу половинный день, до четырнадцати ноль-ноль. И цены будут снижать, и новое жилье строить, и соцкультбыту уделят должное внимание. А что из воспитания выйдет, посмотрим. Не доживу я здесь до девяносто первого, еще пятьдесят лет — а может, все же доживу? Услышать по радио в этом августе 1991-го: «В СССР все спокойно», — и можно помирать с чистой совестью.
— Не смейте так, Михаил Петрович! Вы нам всем очень дороги и нужны. И мне… Ну, куда же я без вас? Нам ведь еще новая битва предстоит, после Победы!
И слезы у нее на глазах. Да успокойся же, я не сейчас помирать собираюсь, а через полвека.
— Через полвека. Это как для вас, значит, год 2062-й. Вы там у себя задумывались, что с вами в тот год будет?
Идем по Пионерской, возвращаясь назад. Приметное здание краеведческого музея уже есть, такое же, как было в 2012 году, вот только сейчас в нем госпиталь, а позже будет роддом. На улице становится людно, на завод собирается ночная смена, скоро назад пойдет дневная, все молодые, стариков нет совсем. Многие одеты в военную форму без погон и сапоги. Как схлынет, снова будут полупустые улицы, где едва ли не самые частые прохожие — это патрули. Сегодня суббота, полноценный рабочий день.
А кстати, интересно, отчего ни один патруль не проверил у нас документы? В Москве мне приходилось показывать удостоверение несколько раз на дню. Здесь же я, как положено, предъявляю что надо на проходной Севмаша и при входе в нашу особо секретную зону — порядок есть порядок, хотя меня там давно уже знают в лицо. Но вот в городе патруль лишь козыряет, проходя мимо! И так не только сегодня, но было всегда, и Сирый тоже рассказывал, он однажды в «Белых ночах» вырубился, а проснулся в своей квартире, мы тогда на берегу жили, когда «Воронеж» в доке стоял. Неужели на автопилоте дошел? «Нет, — отвечают, — тащ капитан первого ранга, вас патруль до проходной аккуратно доставил и нам с рук на руки передал».
— Михаил Петрович, это вы у товарища Кириллова спросите.
И молчит дальше, как партизанка. Хотя таким тоном сказала, что явно что-то знает. Что ж, обязательно спрошу!
Выходим на Первомайский и поворачиваем влево, к дальней проходной. Мы переходим Профсоюзную, Полярную, названия те же, что и в мое время, а площади Егорова пока нет, только перекресток с Торфяной, дальше через узкоколейку и сворачиваем на пустырь. Здесь, чуть в стороне, в 2012-м будет аллея Героев, и заводской парк вокруг, а пока лишь ветер гонит пыль и гнет свежепосаженные деревца. У Анечки треплет платье и косынку, словно флажки в бурю, а она смеется, воюя с непослушной юбкой.
— Ветер, ветер на всем белом свете! А вы представляете, Михаил Петрович, как дуло здесь весной, просто уносило!
И мы идем, взявшись за руки, навстречу свежему ветру с моря. А о том, что будет после, не хочется думать сейчас.
Джемс Эрл
Кэптен ВМС США
По документам — корреспондент
«Чикаго трибюн»
— Вы не имеете права, я американский гражданин и журналист! Мы же союзники, на каком основании…
— Мистер, не надо кричать. Вы не дипломат, и иммунитетом не обладаете, так что… Ответьте на вопрос. Что ты, рыло, передал агенту Абвера?
— Это какая-то ошибка! Я не имел и не имею дел с немецкой разведкой. Я американский журналист!
— Ну, это еще вопрос, может, твое настоящее имя вовсе не Джемс, а какой-нибудь Ганс или Зигфрид? Но даже если ты подлинный мистер Эрл, вряд ли ваши будут покрывать немецкого шпиона, взятого с поличным. Шпионаж в военное время — это очень серьезное преступление, мистер как-вас-там. Вы признаете, что вчера оставили на пустыре в условленном месте микропленку с инструкциями для некоего Франца Грюннера? Грюннер уже сознался, что является агентом Абвера, внедренным в ряды работающих на заводе пленных с целью организации шпионско-диверсионной деятельности. Как и в том, что должен был оставить ответ на том же месте сутки спустя — за выемкой которого вас и арестовали. Короче, мистер, или ты сознаешься во всем, или, согласно закону, раз тебя взяли с поличным, мы имеем право применить «особые методы допроса». И ты сам расскажешь нам все — вот только твоему здоровью будет нанесен непоправимый ущерб. Даже если тебе удастся как-то выпутаться, что очень маловероятно, до конца жизни будешь мучиться с отбитыми почками, сука!