Морской волк. 2-я Трилогия
Шрифт:
Поднимать этих скотов пришлось буквально пинками. Сначала они, высунувшись, начали стрелять, чем только предупредили оборонявшихся. Андерс, конечно, сам в атаку никого не вел, предпочитая стоять и орать: «Вперед!» Как и ожидалось, арабов встретил огонь нескольких пулеметов, после чего было беспорядочное бегство. «Господин Садат, вы видите, там превосходящие силы противника, хорошо вооруженные, на подготовленных позициях!» Тот в ответ лишь процедил: «Ждать», — и исчез.
Через три часа, солнце уже склонялось к закату, подошли немцы, мотопехотная рота, батарея гаубиц и взвод средних танков — после арабов Андерс с восторгом смотрел на умелые действия настоящих солдат. Немецкий гауптман с НП обозрел деревню, сделал пометки на карте и брезгливо
— Это все оставшиеся в живых, — сказал гауптман. — Забирайте. Но впредь запомните, что армия фюрера не обязана делать за вас вашу работу.
Арабы рассыпались по деревне, кляня усердие своих союзников — ни одного целого дома не осталось, и надо было рыться в куче мусора и обломков, чтобы найти что-то ценное. Женщин оттащили в сторону — это немцы могли брезговать «самками еврея», ну, а арабы небрезгливы. Одна из них кричала — по-польски? Андерс всмотрелся: может быть, он и встречал когда-то эту, в Варшаве? А впрочем, рыцари бывают лишь в романах. Эту жидовку никто не гнал в Палестину, где дикое население живет по шариату, как тысячу лет назад.
Андерс отвернулся, на глаза ему попался оборванный лист газеты. Текст на английском, дата позавчерашняя: «Варшава восстала». О, Матка Боска, неужели это случилось?! И он в это время здесь, в этом богом забытом краю?! Тьфу, как раз тут бог родился, но сейчас это несущественно! Русские гонят немцев, и Варшава восстала, не давшись в руки красным «освободителям»! Верно было сказано, с немцами мы потерям лишь свободу, а с русскими душу — согнув шею, мы останемся собой, но с надеждой скинуть ярмо; а эти проклятые московиты опутают нас своей лживой верой, отравят ядом своих идей! Ведь не случись революции, он, Владислав Андерс, служил бы русскому царю, делал карьеру, был бы сейчас, наверное, русским генералом! Варшава восстала, генерал Коморовский объявил о том на весь мир! Боже, почему я не там — нет, не в армии Берлинга, этот проходимец решил, что генеральский чин стоит Отечества, все равно, какому царю служить — но не нужна Польше такая «свобода» на русских штыках. Вырваться из одного рабства, чтобы попасть в другое, еще более изощренное. Отчего я не в Варшаве — проклятый Сталин, что сделал он, чтобы с нами так обернулась судьба?
Пусть немцы и русские подступают с обеих сторон, как в тридцать девятом. Мы будем драться насмерть, это не Эль-Аламейн. Ради того, чтобы Польша жила, оставшись сама собой. Может быть, нас разобьют, и мы захлебнемся в крови. Может быть… Да и скорее всего.
Но другого шанса у Польши не будет!
Лондон
Даунинг-стрит
— Что ж, сэр Уинстон, вы все же решили действовать по второму варианту? А ведь я вас предупреждал!
— Ну, сколько раз вам повторять, Бэзил, называйте меня просто по имени! И простите, но я ничего не решал. План был на случай «если», а вот то, что этот случай настал, заслуга исключительно бешеного Лиса Роммеля, черт бы его побрал!
— Ну, будем считать… Однако что творится с военным искусством? Похоже, наступление снова берет верх над обороной и самые неприступные позиции рушатся в самое короткое время, при минимальных потерях атакующих? И Нил, и Днепр — что будет дальше?
— Дальше будет крах Британской империи, Бэзил. Если мы с вами не найдем выхода.
— Индия? Ну, положим, не так еще все плохо. Второй вариант — это все же не катастрофа. Ведь если мы выиграем войну, то все равно возьмем весь банк. Японцы, немцы, не говоря уже о каких-то турках, просто вынуждены будут вернуть захваченное. Вот усмирить население будет проблемой, как я уже сказал. Помните меморандум какого-то раджи, попавший в газеты: «Больше не считаю себя вассалом Британской империи, поскольку Империя не выполнила обязательство защитить меня от врага»? А ведь таких раджей десятки, а еще миллионы мелких владельцев земли, до которых дошло, что им вовсе не надо платить налог в казну Империи — про авторитет белого человека, разбитый необратимо, я уже не говорю. По сути, нам придется вновь завоевывать наши владения на Востоке, даже если мы собирались предоставить им независимость. Уйти хозяином, сохраняя ценные привилегии, и быть вышвырнутым пинком — это слишком разные вещи! Но ведь после этой войны против Еврорейха, разве какие-то индусы и малайцы будут нам противником? Мы покорили их однажды — покорим и еще раз.
— Бэзил, вы стратег, но не политик. Предвижу ваш вопрос: если в Индии так плохо, отчего мы не спешим бросить туда войска из Ирана, уступив свою долю в этой стране русским — пусть они сдерживают Лиса, очень может быть, это у них выйдет лучше, чем у нас. Так я отвечу: потому что русские для нас будут страшнее! Нет, они не ударят нам в спину, не нарушат союзнического долга — вот только из Ирана уже не уйдут. Если они разобьют Лиса, то ведь не остановятся, погонят его назад до Суэца и усядутся и там. И это будет лишь одной из бед; вторая же в том, что Индия рядом! Где, да будет вам известно, Бэзил, во всей смуте уже прорисовываются несколько крупных игроков, и один из них — это коммунисты. Как вы думаете, что будет, если у них окажется еще и общая граница с Советами? Сбывается наш кошмар двадцатилетней давности: коммунистический Китай, коммунистическая Индия, и еще коммунистическая Европа! Что тогда останется бедной Британии — молиться на неодолимость Английского канала?
— Считаете, Сталин будет воевать за мировое господство? Против нас и, смею надеяться, США?
— Бэзил, вы опять не поняли! Дьявольская особенность ситуации в том, что американцы будут играть против нас! По логике, какая разница, с кем торговать, с коммунистическим или иным Китаем, если тому потребуется капитал и товары для восстановления? Не понимая главного: что правила на этих рынках будут устанавливать не они. И будет иная война, торговая, и кто бы в ней ни победил — Британской империи в том мироустройстве места не будет. А выиграют ли американцы — это вопрос. У них экономическая мощь, зато русские, или контролируемые ими силы, будут устанавливать законы игры.
— Ну, Уинстон, если вы считаете, что я не политик… Тут же чистая политика, и ничего кроме нее.
— Нет, Бэзил, мне нужен ваш совет именно как стратега, аналитика. Касаемо русских — как такое возможно? Это как если бы второразрядный боксер, избиваемый на ринге чемпионом, вчистую проиграв первый раунд, вдруг начал бить чемпиона так, что только брызги летят? Притом что боевые качества чемпиона не подвергаются сомнению — наше положение хуже некуда на всех других фронтах. Вы правильно заметили, победитель возьмет весь банк. Взгляните на карту, что будет, если завтра русские возьмут Варшаву, а послезавтра Берлин? Кто тогда будет диктовать Еврорейху условия сдачи? С точки зрения стратегии, возможен ли бросок русских в Европу, как сто тридцать лет назад?
— Что ж, Уинстон, кажется, я знаю ответ на этот вопрос. Мне случалось разговаривать в Париже с одним русским эмигрантом — бывший офицер, писал «Историю русской армии». И он сказал мне такую фразу: «Угроза, которая европейца ломает, русского предельно мобилизует. И когда европеец готов капитулировать, русские как раз начинают по-настоящему воевать». Такой национальный характер, психология — вспоминая их историю, я должен согласиться, что так это и есть.
— Фанатизм все же никогда не выигрывал войн.