Морской волк. 2-я Трилогия

Савин Владислав

— Надеюсь, американских? Я не хотел бы, чтобы мне предъявили счет за гибель еще нескольких тысяч наших парней.

— Это было бы идеально, если бы янки сделали за нас всю работу, но… Придется поучаствовать и нам, если не хотим, чтобы судьбу Европы решали единолично Фрэнки и Джо. Надеюсь, возражений по первой части моего плана нет? Тогда продолжу — захватив Францию, мы выходим на Рейн, на границу Германии, в ту стратегическую позицию, которая должна была бы возникнуть при успехе Нарвика и Швеции. И предъявляем гуннам, уже издыхающим под натиском русских орд, ультиматум — кому вы предпочитаете сдаться, диким славянам, ждущим мести, или цивилизованным англосаксам? Если Гитлер будет упорствовать — надеюсь, в Германии найдется более адекватная фигура, которая сможет принять власть? Ну а этого неудачника, если его не убьют, а всего лишь свергнут, вместе с наиболее одиозными личностями,

можно выдать дядюшке Джо для публичного повешения — обставив это как нашу уступку, за которую положена оплата. А после, на всемирной конференции, против русских будет единый фронт — ради такого, можно и право голоса дать новым демократическим правительствам Германии, Франции, Италии, и всяких там голландий. Признание единственно законными границ на 1 сентября 1939 года, хотя для СССР таковыми могут быть и на 22 июня 1941-го, ясно что Сталин Прибалтику и Галицию не отдаст — тем более, что за наше согласие с его правом на эти земли, мы можем потребовать его молчания во всем остальном. Ну а когда русские вынуждены будут удалиться — созвать новую конференцию, «в дополнение». Границы есть границы — но Франция, Италия, Голландия, Дания, Норвегия, Испания, не говоря уже о Германии, должны заплатить нам за свое участие в Еврорейхе! Эти страны будут ограничены в политических правах, на них также будут наложены экономические и военные требования — по сути, они должны стать британским протекторатом, или, если это кого-то коробит, например, «Европейским Содружеством» при несомненном главенстве Британии! США нас поддержат, поскольку им будут обещаны торговые привилегии на новом общеевропейском рынке — тем более, у нас не хватит ни товаров, ни капитала, чтобы совершить столь широкую экспансию в Европу. И наконец, последний этап — вежливо, но настойчиво указать американцам на дверь, так как политическая власть, а значит и право устанавливать правила игры, будет принадлежать нам. Как видите, Уинстон, мы будем играть в истинно британской манере — не против вражеской коалиции, а как раз коалицией против одного изгоя. Сначала им будут немцы, затем русские, после вся побежденная Европа, и в завершение, янки. И колонии побежденных, Франции и Голландии, естественным путем переходят к нам. В итоге мы получим Великую Британскую Империю, по мощи превосходящую викторианские времена — вся Европа и все колонии!

— Впечатляет, Бэзил. Вот только не вмешаются ли другие игроки? Предвижу, что русским и янки положение не понравится — ну а если они будут активно против?

— Русские вряд ли. У них после будет долгое и трудное дело, восстановление разоренных территорий. И начинать еще одну войну, с нами и США, это слишком даже для Сталина. Американцев же придется постепенно кормить их же блюдом — как они своей «дружбой» свергли нас с места Первой Державы, с помощью своих денег, кредитов, товаров. Мы дадим им торговые привилегии — а дальше предстоит долгая и трудная работа. Если удастся объединить полмира под «Юнион Джеком» — тогда и совокупное богатство, и экономический потенциал не уступят американскому ни в чем. Когда же янки это поймут — боюсь, что Третья Мировая война будет еще лет через двадцать, уже между нами и США. А русским, как и всяким третьестепенным игрокам вроде Китая, предстоит в ней также играть роль статистов — надеюсь, что на нашей стороне.

— Но позвольте все же, не то чтобы усомниться, а побыть «адвокатом дьявола». Друг мой, а сколько вы кладете шансов из ста на реализацию такой феерической картины?

— В полной мере, вероятность мала. Процента два-три — но все же больше нуля. Слишком много тут будет зависеть не от нас, а от возможных ошибок других игроков. Но согласитесь, нелишним будет создать ситуацию, когда таковые возможны. И надеюсь, мы сумеем их не упустить.

— Однако же я, как политик, должен принимать реалистичные планы. Что мы можем получить при правильной игре оппонентов?

— Уинстон, я бы дал все же шестьдесят шансов из ста, что нам удастся укрепиться как минимум, на Рейне. И сделать Францию, а скорее всего и Бельгию, Голландию, нашими сферами влияния и рынками сбыта. Заставить французов оплатить наши издержки в войне, если не полностью, то в значительной части. И уже если после той войны проигравшие лишились колоний, перешедших к победителям, отчего сейчас должно быть иначе? Русские в этом точно нам не конкуренты — по причине удаленности и отсутствия у них флота. Янки интересует лишь доступ на рынки — и полагаю, мы можем дать Вашингтону большие гарантии стабильности на тех территориях, чем какие-то дикарские «правительства», если таковые и будут созданы? Небольшая проблема в том, что мы и белая раса вообще «потеряли лицо» в глазах населения там — но думаю, армия Британии еще достаточно сильна, чтобы решить этот вопрос в нашу пользу? Так что мы можем еще рассчитывать, с достаточной вероятностью, на Алжир, Марокко, Сахару и Центральную Африку, а также Индокитай и Голландскую Ост-Индию, не говоря уже о Ливии и Эфиопии. Территории, примыкающие к нашим владениям — которые мы реально в состоянии удержать!

— Мы сейчас не можем себе позволить долгую и дорогостоящую колониальную войну — напомнить вам, во что обошлось для Испании усмирение рифов в Марокко? Тем более для нас недопустимы людские потери — электорат не поймет.

— Уинстон, мы же наедине, без журналистов — я, как ваш старый и искренний друг, не в счет? Я хорошо помню ваши слова о применимости в таком случае химического оружия, «даже если Индию после понадобится снова заселять».

— И кто после будет покупать наши товары? Работать на наших плантациях, шахтах и заводах?

— Уинстон, строго по моей «теории непрямого воздействия», угроза может быть действеннее применения. Достаточно уничтожить несколько миллионов самых активных смутьянов — и проявить милосердие к уцелевшим, кто поспешит вернуться под руку Империи, осознав пагубность своих заблуждений. Тем более что бунтовщики не покупают наших товаров и не работают на наших плантациях — а население тех стран весьма многочисленно, быстро растет, и весьма мало ценит собственную жизнь.

— И Британия станет единственной колониальной державой. Если удастся занять Голландию — помнится мне, голландская казна получала из Ост-Индии больший доход, чем собственно от метрополии.

— Еще, Уинстон, я положил бы процентов пятьдесят из ста, что нам удастся закрепиться в Италии. Поскольку там, согласно переданной мне информации, уже сложился заговор против дуче, в который вовлечены весьма высокие и влиятельные фигуры, как маршал Бадольо, и сам король. И лишь страх перед местью немцев удерживает заговорщиков от попытки эти планы реализовать. Но если нашим войскам удастся выйти к альпийским перевалам прежде русских, Италия мгновенно скинет немецкое иго и перейдет на нашу сторону. С Францией, Испанией, африканским берегом — наши позиции в Средиземном море станут как бы не лучше довоенных. Но боюсь, что русские успеют раньше — они уже на Балканах, и уже со дня на день могут выйти к Изонцо, своим авангардом. Как только они подтянут достаточно сил — кто-нибудь сомневается в исходе очередной «битвы при Капоретто», что бы там ни вопил Муссолини, взывая к традициям и духу древнего Рима и требуя от героической итальянской армии встать несокрушимой стеной? Остается лишь слабая надежда, что русские прежде Рима решат побывать в Берлине, а вот тогда в игру вступаем мы, и спасаем потомков римлян от славянской напасти.

— Пятьдесят, шестьдесят из ста, уже можно играть. Бэзил, если ваш план удастся, я не забуду своего обещания. Поставить вашу статую на колонне, не меньшей чем Трафальгарская. И на постаменте будет надпись, «он спас Британскую Империю» — я всего лишь скромный премьер-министр, да и просто неудобно ставить памятник самому себе.

— Теперь, что касается русской сверхподлодки. Черт, вот уже воют сирены! Пойдем в убежище, Уинстон, или останемся здесь?

— Конечно укроемся, Бэзил! Потому что с этой минуты мы не принадлежим себе, а одной лишь Британии! И если случайная бомба все же попадет сюда — к вам, как и ко мне, отныне больше, чем к адмиралу Джелико применимы слова, «он мог выиграть или проиграть войну».

В Берлине…

Этот же день.

Давно уже не звучали по радио победные фанфары. Но война казалась еще далеко — и разве Геббельс не обещал, что ни один враг никогда не ступит на немецкую землю? Уже был сожженный Гамбург, и разрушенные плотины на Рейне, но англо-американские бомбардировки пока причинили не слишком много вреда. Армия и флот сражались, терпя временные неудачи — но статистика людских потерь Рейха считалась государственным секретом, и считалось, что эти потери пока не велики.

Геббельс вещал, что победа близка. Что виной всему неисчислимые монгольские орды — ведь как раз с этой зимы, когда был Сталинград, Монголия вошла в состав СССР. Что англичане наняли и вооружили пятнадцать миллионов этих азиатских дикарей, вместо полностью уничтоженной Красной Армии, и хотя солдаты фюрера убивают их десятками тысяч, взамен проклятые британцы тотчас же выставляют других. Но когда-нибудь и туземцы закончатся — и «мы с честью выйдем из этого испытания, должного показать право арийской расы править миром».