Морской волк. 2-я Трилогия
Шрифт:
— Ленка! — вдруг замечает Аня, оглядываясь — и снова ведь к вам… ой! Михаил Петрович, а вы мне свой корабль покажете, а то я так на нем и не была? Допуск у меня есть, по высшей форме!
Оборачиваюсь, «Воронеж» у причала еще виден. От берега идут и другие пары. К удивлению, замечаю Ивана Петровича, он оживленно разговаривает о чем-то с второй девушкой в алом. А раньше здесь на берег почти не сходил, ну только когда мы в доке стояли — помню, что в дореволюционном еще Уставе было написано, что «частое оставление корабля старшим помощником — тогда он старший офицер назывался — несовместимо с выполнением им своих обязанностей», но всему же меру надо знать! Хотя ему тяжелее, я-то в ином времени холостой был. И что теперь наши семьи там получат — известие, что сгинули мы бесследно в море, в мирное время. И нет нам дороги назад. И чтобы не сломаться, или не озвереть, отогреваться душой нужно, хотя бы иногда. Война сейчас — а закончится, что делать будем?
— Михаил
Женщина истинная… Хотя да, образ Тимиревой тебе больше к лицу, чем колхозницы в платочке. Но отчего она меня по имени-отчеству называет, и на «вы»? Ясно, что официально, при всех, положено — так ведь сейчас мы одни! Или не привыкла ты еще, ведь расписались мы тогда, и всего лишь три дня пробыли вместе? Значит, придется срочно привыкать. Компенсировать количество качеством — чтоб каждый раз вместе быть, как в последний раз. И чтобы когда мы через три-четыре дня в Полярное уйдем, как приказано, я от своей Анечки официального обращения наедине не слышал больше никогда!
Ветер попутный, в спину толкает, помогает идти. Мы держимся за руки, спешим, почти бежим. И я надеюсь, до утра ничего не случится — ни немецкого десанта, ни войны с Англией, ни даже звонка от товарища Сталина. Эта ночь до рассвета — наша! Очень долгая ночь на севере, всего за месяц до зимнего солнцеворота.
А еще я очень надеюсь, что назавтра мы оба будем друг друга называть по имени. И после прожить вместе долго-долго.
Вместо эпилога
Конвой был огромен. С учетом боевых кораблей — в трансатлантических конвоях бывало и большее число транспортов, чем эти четыре десятка.
Только в непосредственном охранении было восемь эскортных авианосцев. Пять однотипных с погибшим весной «Кардом» — «Коре», «Нассау», «Бэрнс», «Кроатан», «Бретон», по двадцать восемь самолетов, истребителей и противолодочников. Три совсем новых, «Касабланка», «Линкольн бэй», «Коррехидор» — продукт верфи Кайзера, пообещавшего американскому флоту «построить сто авианосцев за один год», но удалось получить заказ лишь на пятьдесят (и в нашей истории, верфь в Ванкувере выполнила свои обязательства — первый, «Касабланка», был заложен в ноябре сорок второго, пятидесятый же, «Мунда», поднял флаг в июле сорок четвертого, на один корабль уходило от восьми месяцев в начале, до четырех в конце), несли всего на один самолет меньше — на практике же оба типа авианосцев брали на палубы и в ангар и три десятка машин. А во главе старый линкор «Калифорния», ветеран Перл-Харбора, там затопленный японскими торпедами, но поднятый, восстановленный, и этим летом вошедший в строй. И еще восемнадцать «эскортных миноносцев» (аналог в советском флоте, сторожевой корабль), шесть старых эсминцев — «гладкопалубников», перестроенных в эскортные корабли, четыре «патрульных фрегата» (не очень удачные корабли — копия английских, но вышли хуже, были недостаточно вооружены для своих размеров и имели слабые корпуса, трещавшие на волне), восемь больших тральщиков «Оук».
В двадцати милях параллельным курсом шла эскадра дальнего прикрытия — линкоры «Саут Дакота» и «Алабама», легкий авианосец «Монтерей», тяжелые крейсера «Уичита» и «Балтимор», легкие «Коламбия» и «Денвер», в окружении двенадцати новых эсминцев типа «Бристоль» (облегченная версия «Флетчера», строились для Атлантики). Сила, достаточная, чтобы отразить нападение на конвой немецких рейдеров. Но и это было не все.
В двухстах милях позади разрезал волну еще более сильный флот. Три тяжелых авианосца, «Йорктаун», «Интрепид», «Банкер Хилл» — все новые, типа «Эссекс» (если бы эти проклятые гунны у Нарвика не потопили бы «Лексингтон», было бы четыре). По девяносто самолетов на каждом — новые истребители «Хеллкет» и еще более мощные «Корсары», а также пикировщики «Донтлесс» и торпедоносцы «Авенджер», проверенные победой у Мидуэя. Рядом с авианосцами шли новейший линкор «Нью Джерси», крейсера «Монпельер», «Санта Фе», «Окленд», «Сент-Луис», в окружении двух десятков эсминцев, «флетчеров» и «бристолей». Этот флот должен был сыграть роль «засадного полка», когда немцы навалятся на конвой, свяжут боем группу дальнего прикрытия — и вот тогда почти три сотни самолетов нанесут удар, после которого останется лишь преследовать и добить.
Конвой и обе эскадры шли не на восток, а на юг. Не из Нью-Йорка в Шотландию, а из портов Западной Англии в Португалию. Где немцы перешли в наступление, бросив в бой дивизии корпуса ужасного Роммеля, вывезенные из Ирака, и войска, подошедшие из Рейха. Горы не способствовали танковым прорывам, как ливийская пустыня, но удар был страшен, за три дня плацдарм сократился почти в полтора раза, и американское командование слало в эфир призывы о помощи, уже заканчивались боеприпасы. Но малые конвои и одиночные транспорта, пытающиеся проскочить, подвергались атакам люфтваффе и подводных лодок, потери были ужасны. Было ясно, что если не удастся доставить подкрепление и пополнение запасов, то плацдарм будет потерян — вместе с надеждой на будущую беспрепятственную высадку в Европе. Поскольку Нарвик показал, что при десанте на необорудованный берег, активно обороняемый противником, кровавые потери составят не меньше шестидесяти процентов, то сама мысль об этом вызывала страх в штабах. Значит, Португалию надо было удержать во что бы то ни стало.
Моряки обеих эскадр знали, что навстречу им выйдет немецкий флот — и ждали этого, чтобы рассчитаться наконец с проклятым пиратом Тиле! Конечно, на Тихом океане мы тоже расстреливали плававших в воде японцев — но это ведь желтомордые макаки, а не люди белой расы, и вообще, как смел этот гунн оказаться удачливее нас? Про него говорят, что на море он, как Роммель на суше — но пушки есть пушки, и никакая хитрость не играет против большего числа и калибра стволов! Хотя строго говоря, по числу пушек перевес был скорее на стороне гуннов — по данным разведки, в эскадру Тиле, сейчас сосредоточенную в Гибралтаре, входили линкоры «Фридрих Великий» (бывший «Ришелье»), «Гнейзенау», «Шарнгорст», пришедшие из Тулона «Дюнкерк» и «Страстбург», и переданные в его подчинение по категорическому требованию самого Гитлера итальянские линкоры «Литорио» и «Венето». Итого на бумаге выходило семь линкоров против четырех, и это не считая крейсеров и эсминцев, известно было что из Тулона также пришли два или три тяжелых крейсера и три легких, очень удачного типа «ла Гаррисолльер», с дивизионом эсминцев, итальянцы также привели с собой легкие силы — но мы-то помним, что еще Наполеон говорил, как легко воевать с коалицией! Если гунны под началом Тиле уже заставили себя уважать (даже «Ришелье», на котором была немецкая команда), то французы и итальянцы никогда не взаимодействовали ни с немцами, ни между собой — предполагалось, что как раз для отработки этого «берсерк» Тиле и собрал флот в Гибралтар. Кроме того, боеспособность итальянцев, едва сумевших всем флотом одолеть старый британский линкор «Рамиллис», вызывала усмешку у ветеранов битв у Гуадаканала… ну не совсем ветеранов, но там же были такие же американские парни как мы, и мы славно врезали этим япошкам? А главное, Тихий Океан показал, линкоры уходят в прошлое, и морями отныне будет владеть «Его Величество Король Авианосец», как сказал сам великий Хэллси. А по палубной авиации и сравнивать было смешно!
Три раза по девяносто — на «эссексах». Сорок — на «Монтрее». Восемь раз по тридцать — на эскортных. Итого пятьсот пятьдесят машин в воздух — и это против сорока на единственном «Цеппелине» у гуннов? При тринадцатикратном превосходстве в авиации, говорить о военно-морском искусстве просто неприлично! Даже хорошо, что линкоров у противника семь — больше вероятность, что соблазнятся казалось бы, легкой добычей. Но «Калифорния» как минимум, не уступит «Рамиллису», который дрался полдня с целым флотом, тут, даже если гуннам удастся внезапно подойти на дистанцию артиллерийского боя (что проблематично, учитывая их «сплаванность» меж собой), надо продержаться меньше часа, когда в игру вступит авиация, ну а потом… не будет уже у Тиле никакого «потом», кроме петли на рее! Или его живым бросят к его же любимым акулам?
Так говорили матросы в кубриках «Йорктауна», когда уже в море им было объявлено о цели похода. На мостике и в кают-компании было больше скептицизма, неизвестными величинами оставались немецкие субмарины и береговая авиация. Потому, для защиты от первых, и было взято такое большое количество противолодочных кораблей, да и авиация должна была сказать свое слово — ну а вторая проблема решалась простым удалением вероятного места боя от вражеских берегов. Радиус действия немецких истребителей не так уж велик, ну а атака авианосной эскадры бомбардировщиками без истребительного прикрытия, это самоубийство.
Ведь победа была очень нужна, по политическим мотивам! Не случайно в состав был включен «Нью Джерси», на котором наш президент, Франклин Делано Рузвельт, должен отбыть в Мурманск, а затем в Ленинград, на встречу с русскими. И громкая победа американских вооруженных сил (если уж не выходит на суше, так и в море хорошо), это лишний козырь на переговорах, о чем бы они ни шли.
Потому «Нью Джерси» и поставили в отряд тяжелых авианосцев, а не рядом с «Алабамой». Ведь в бою линкор мог получить повреждения, прийти в нетоварный вид — и на чем тогда наш Фрэнки поплывет в Мурманск? И кто сказал, что «эссексам» не нужно прикрытие, а вдруг по какой-то случайности кто-то из гуннов выйдет на них — нет, лавры еще одного «Глориеса» или «Фьюриеса» нас не привлекают! Зато после президент мог с чистой совестью сказать, что пришел на корабле, участвовавшем в том самом, победном сражении!