Морской волк

Савин Владислав

Какая держава и ради чего будет оказывать нам такую помощь?!

Предположим, что существует некое тайное общество, которое вдруг решило вступить в войну на нашей стороне. Оставим вопрос, почему они никак не проявляли себя прежде — хотя отметим, что тайное общество, долгое время не совершающее никаких действий, обречено прекратить существование. Но также очевидно, что тайная постройка подводной лодки, по своим возможностям намного превосходящей существующие, абсолютно нереальна как для общества частных лиц, так и для одного, пусть даже очень богатого лица.

От самой гениальной и перспективной идеи до воплощения ее в безупречно работающую конструкцию — дистанция огромного размера. Борьба с «детскими болезнями», промежуточные несовершенные образцы, необходимость дорогостоящих прикладных исследований — все это требует колоссального количества научных, инженерных, производственных мощностей и огромное число вовлеченного народа. Причем эти люди имеют собственную волю — так, судостроительная верфь, владея столь совершенным проектом, будет крайне заинтересована в постройке по нему субмарин для флота своей державы или на продажу за очень большие деньги. Так же как и создатель какого-то удачного узла, частного решения — тем более, как мы уже отметили, все это трудно будет скрыть. Таким образом, следует абсолютно исключить, что в нашем мире кто-то помимо государства мог построить подводную лодку, превосходящую все существующие. Оставим легендарный «Наутилус», тайно построенный на необитаемом острове — фантазии Жюль Верна.

Предположим, техника самая обычная. Повторю — в деле с «Лютцовым» никак не могла быть одна лодка. И сразу встанет вопрос снабжения: сколько торпед, топлива, провизии, нужно флотилии подлодок, и как передавать это во враждебных водах? А столь высокий уровень подготовки экипажей требует постоянной тренировки для своего поддержания. Как можно обеспечить таковой выше, чем в регулярных флотах?

О национальной принадлежности наших «друзей». Белоэмигранты или их потомки, поскольку они явно моложе? Я уже описал, какие будут трудности, что построить «сверхнаутилус», что сформировать флотилию лодок с великолепными экипажами. Это потребует особой организации — как иначе вы будете подбирать и обучать людей весьма специфических профессий, причем втайне от всего мира? Но как раз то, что сегодня в эмигрантской среде довольно распространены патриотические, антифашистские настроения, очень облегчает наше проникновение в нее. А потому я могу абсолютно гарантировать, что никакой организации патриотов-подводников среди эмигрантов нет — мы бы обязательно знали.

И, наконец, их песни. Согласитесь, Лаврентий Павлович, что само существование стольких песен, до того абсолютно неизвестных в нашем мире, уже невероятно!

Однако же именно их «концерт» позволил мне окончательно сформировать мою гипотезу. И сделать ее главной. Единственно объясняющей все нестыковки и противоречия.

Вот первая песня, с которой все началось. Которая, по идее, должна быть чем-то вроде «визитной карточки», намека. Я записал ее при очередном повторе.

В безнадежном бою победителей нет. В безнадежном бою кто погиб, тот и прав. Орудийным салютом восславили смерть — Открывая кингстоны, восславили флаг. И свинцовых валов полустертая рябь Зачеркнула фальшборт и сомкнула края… Под последний торпедный бессмысленный залп Мы уходим в легенду из небытия. И эпоха пройдет, как проходит беда… Но скользнет под водою недобрая весть — И единственно верный торпедный удар Победителю скажет, что мы еще здесь. И другие придут, это будет и впредь — Снова спорить с судьбой на недолгом пути. Их черед воевать, их черед умереть — Их черед воскресать и в легенду идти. [14]

14

Песня Светланы Никифоровой.

Берия молчал. На лице его нельзя было прочесть ничего. Затем он дал знак — и Кириллов включил слушать дальше. «От границы мы землю вертели назад», «Як-истребитель», «Их восемь — нас двое», «Мы взлетали, как утки», «Всю войну под завязку…», «Звезды». Затем грянула «Артиллеристы, Сталин дал приказ» (в знакомой нам истории впервые прозвучавшая лишь в сорок четвертом). «Флагманский марш», «38 узлов», «Комбат-батяня», «По полю танки грохотали».

— Они воевали, — сказал Берия. — Такое не сочинишь… Только пропустив войну через себя. Нашу войну. Вы правы, это не иностранцы, не эмигранты. Это наши, русские.

— Ну, «Варяга», положим, немец написал, — осторожно напомнил Кириллов.

— Который, кажется, присутствовал при том бое, видел своими глазами? Исключение, которое лишь подтверждает правило. Что там дальше?

Они слушали — «Призрачно все в этом мире бушующем», «Надежда — мой компас земной», «На Лебяжьей канавке», «А люди идут по свету», «Каждый костер когда-то догорит», «Каждый выбирает по себе — женщину, религию, дорогу».

— Мы победим, — заметил Берия. — Такие песни проигравшие войну не пишут. Войну, где проигравшие — рабы. Да, пожалуй, убедили вы меня, Александр Михайлович. Почти. Песни все — нашего мира, от души написанные. И в то же время у нас абсолютно неизвестные — все! Чего не может быть. Значит, что следует по «бритве Оккама»?

— Что они еще будут написаны, — подхватил Кириллов. — Эта версия единственная объясняет всё! Подводная лодка из конца века неожиданно провалилась в наше время. Как должен вести себя экипаж? Сначала, конечно, шок, растерянность. Но ненадолго — на лодках слабовольные не служат. Затем мобилизация — и злость. Для их уровня техники, оружия — «Лютцов» и «Кельн» это как для нас корабли русско-японской. Поначалу шли, топя все. Затем — десять целей. Если сосчитать боекомплект, возможно, он у них на исходе, или, по крайней мере, решили беречь. И чтобы хоть чем-то помочь, стали наводить наших на конвои. После, как я сказал, ударили по аэродрому, чтоб мы поверили. Чем — ну, может, у них лодки, как подводные линкоры, всплыл и ударил главным калибром, с корректировкой. Катер подвернулся — опять в строку, подарить нам, все польза, а заодно с подарком. Ведь если у нас написаны ученые труды по той войне с подробным разбором ошибок маршалов Фоша и Гинденбурга в таком-то сражении шестнадцатого года, то и для них эта война — история, открытая книга: факты, даты, фамилии. Они знают даже…

Он осекся. Посмотрел на Берию, а тот на него. Оба поняли недосказанную фразу — «…когда мы умрем».

— Ничего еще не решено! — сказал Берия. — Поскольку в той истории их не было. Ведь мы не смогли бы так — утопить эскадру, «Лютцов», «Кельн», прочих. Понятно, что это значит? Историю можно переписать! И все случится по-иному или не случится совсем! Черт… что творится!!! А почему вы решили, что они из конца века?

— Те слова, которые стерты. Будете меня бранить, Лаврентий Палыч, но я отдавал пленку нашим спецам, пытаясь отсеять помехи. Я приглашал одного музыканта с абсолютным слухом — подписку о неразглашении со всех взял. В общем, пропущенные слова с большой вероятностью звучат так:

В старом альбоме нашел фотографии Деда, он был командир Красной Армии. Сыну на память, Берлин сорок пятого. Века ушедшего воспоминания.

— Значит, мы будем в Берлине через три года. «Дед», «века ушедшего» — значит, начало двадцать первого века. Иначе сказали бы прадед.

— Так. Что еще о них можно сказать?

— Мне первая их песня покоя не дает. Что за «безнадежный бой», который они проиграли? Война, о которой та песня, «давай за жизнь, усталость — не победа»? С какой войны они к нам попали? С кем? И там, у Киркенеса, в спецгруппе высочайшей выучки никто не знал язык вероятного противника? Бред, быть такого не могло! А вот английский знали все!

— А отчего вы решили, что они попали сюда помимо своей воли? И вернуться не могут?

— Я подумал сначала, что это задуманный план. Но кое-что не сходится. Если бы наши потомки с самого начала желали помочь нам выиграть войну, они бы сделали иначе. Например, перебросили бы ударную армию на Белостокский выступ двадцать первого июня. Или с самого начала вышли бы на связь и дали информацию. Если же это какая-то цель локальная — опять не сходится. Утопили бы «Тирпиц» — и назад к себе. А они импровизируют, причем довольно удачно, на тему «чем бы еще помочь». И не возвращаются.