Москаль
Шрифт:
Дир Сергеевич потребовал себе чаю и стал его пить — с наслаждением, с чувством исполненного долга и хорошо проделанной работы.
— А второе дело? — спросил дотошный Елагин.
— А?
— Было еще одно дело.
— Да, ерунда. Мне звонила Светлана.
— Да? — майор почему–то напрягся — чутье.
— А, ерунда. Чего от нее ждать, от обиженной? Она никак не может поверить, что я выполз из–под ее суверенитета. Говорит, что я ничтожество. К этому я привык. Говорит, что Наташу мне просто подложили.
— Что–что?
Дир Сергеевич поднял глаза над чашкой и с многосмысленной улыбочкой поглядел на майора.
— Что слышал. Света говорит, что не знает, кто это сделал, а я–то знаю! — «Наследник» прыснул в чашку и забрызгал
— Да? — деревянным голосом спросил майор.
— Да. Но я на тебя не сержусь, Саша. И знаешь, как я догадался, как дошел до этого вывода?
Майор ничего не сказал, лишь сглотнул сухим ртом.
— Чудо! Не слежка, не допрос, не прочая чушь. Я размышлял, исходя из самых общих соображений. Появление Наташи — это было чудо! И само появление, и то, как оно произошло, и как парализовало Светку — а это Хозяйка Медной горы, ты знаешь. Я не верю, что жизнь способна на такие пируэты. Только дураки могут в это верить. У каждого чуда есть сценарий. И должны быть подходящие актеры. — Дир Сергеевич еще глотнул чайку. — Ты правда не бойся, я оценил. Ты старался для меня, и ты вверг меня в счастье. Может, у тебя были и какие–то свои цели, черт тебя знает. захочешь — расскажешь. Только не надо про любовь к любимому руководителю. Захочешь врать, придумай что–нибудь изысканное. Пусть будет интересно.
Майор кашлянул.
Дир Сергеевич скорчил рожу.
— Да не обязательно прямо сейчас! Прямо сейчас я переживаю состояние восторженной влюбленности. Аж трясет. Но кое–что до сих пор не могу понять. Знаешь, что самая большая загадка?
— Нет.
— Отку–уда тебе! Самая большая загадка — поведение Наташи. Она ведь сфинкс, хохляцкий сфинкс. Я понимаю, ты ее, как говорят, «попередал», предупредил, настроил, но не мог же ты сделать из нее киборга. Ведь это ужас, ад, яма — я имею в виду наш со Светой семейный скандал. Войти туда и остаться невозмутимой — какие для этого надо иметь человеческие свойства! Я не понимаю ее и, значит, восхищаюсь все сильнее. Боготворить готов. Наташа — мой тотем. И страшно, конечно, немного. Чувствую, что умна, но моим шуткам не смеется, а когда мужчина не чувствует себя остроумным, он все равно что голый. В ее уме есть что–то от рептилии, божественно привлекательной рептилии. Нет, это плохое слово, оскорбительное. Она, понимаешь ли, Галатея, но оживленная всего на девяносто пять процентов. В ней осталось немного непобедимой каменной косности. Чуточку. И это перевешивает все. — Дир Сергеевич хлебнул из пустой чашки, поморщился на нее и поставил среди капель на столе. — Думаешь, я дурак? Не понимаю, как это все выглядит со стороны? Я чувствую, что у нее помимо чувств есть и расчет какой–то. Плевать! Важна динамика. А она положительная. Захотела домком своим обзавестись. Гнездо вьет. А там птенец, и конец? Ее планы, как всё девичье, коротки. Я — глубже, я ее перелеплю, заново замешу и по–своему зажарю. А товарищ декан старается зря. Еще угрожает, будто бы у нее есть для меня стилет. Врет. Бессильная злоба. Так, вели принести мне еще чаю. И теперь я жду твоей рассказки. Для полноты картины.
Майор уже овладел собой. Дождался, когда перед шефом появится новая чашка горячего напитка. И начал с вопроса:
— Это Наташа вам все рассказала или отец ее?
— Нет. Ты их хорошо выдрессировал. Особенно папашу. Да и он не дурак в ущерб себе болтать.
— Н–да.
— Наташка тоже призналась только после того, как я сам нарисовал ей весь рисунок. Неохотно. Ты для нее авторитет.
— Н–да.
— Колись–колись, Саша.
— Чего уж, в самом деле, играть в кошки–мышки.
— Правду, правду, одну только правду!
— Разумеется. Мне не совсем понравился ваш замысел с нападением на украинский контингент в Ираке. Ни в чем не повинные парни, химзащита, у них ведь матери, дети, может быть, а мы им пулю из–за пальмы. Кроме того, я и о себе думал: столько хлопот, столько возможностей для прокола, громоздко, шумно, многолюдно. Такие дела срываются, и организаторы идут по статье.
Дир Сергеевич начал корчить рожи, снова набрызгал кипятком, даже себе на колени.
— А–ай, да понял, понял я все. Подстроил все так, чтобы я идею на бабу променял, да?
Майор промолчал.
— За результат выражаю благодарность. Но замысел твой — не только естественная опасливость, а еще узколобое, гуманитарное дерьмо. Нет ни в чем не повинных! Все зависит от способа установления вины. И виды искупительных мероприятий зависят от стиля времени, если ты способен это понять. Ты правильно сделал, что не упомянул Аскольда как причину. Дело принципиальнее. В данный момент я неспособен достаточно сильно злиться на Украину, но не перестаю обижаться за свою державу. И знаешь, Саша, кое–что придумал. Ведь не одна Малороссия предала великий государственный замысел. Есть ведь и взбунтовавшийся пляж.
По выражению майорского лица было видно, что последнего выражения он не понял.
— Берег Прибалтийского моря, эсты, латы и прочий человеческий песок. Понимая, что их скоро приберут обратно — не может же быть, в самом деле, по–другому, — вот они и пируют мстительно на своей мелкой свободе. Недавно провели в Эстонии игру, слыхал? Из времен сорок первого года. Группа гитлеровских диверсантов «Ф» высаживается на побережье, где–то под Пярну, и разрушительным парадом проходит в глубь побережья, вырезая сталинские соколиные гнезда. В конце концов их все–таки загоняют в засаду и там кончают из пулеметов. Нынешние патриотические эсты, недоросли–фашизоиды, решили превратить это в ландшафтную игру. Высаживаются с моря на дюны в соответствующей экипировке, идут рейдом, куражатся, демонстрируя боевые стати. Игра заканчивается в той самой точке советской засады. Так вот что я придумал. Принять условия игры, но во всей тогда уж полноте. Тайно устроить засаду в заведомом месте и лупануть из огнестрельного оружия времен отечественной войны по резвящимся историческим хамам. Найти на территории Эстонии десяток ППШ в рабочем состоянии и пару дегтяревых — раз плюнуть. Наши нанятые парни въезжают как простые туристы, чего проще! Вот это будет хеппенинг, а? Красиво, согласен?
Майор вроде бы как кивнул.
Дир Сергеевич задумчиво зевнул:
— Только ждать долго, аж до следующего лета. — Зевнув еще раз, «наследник» вернулся к предыдущей теме: — Знаешь что, Саша? Раз уж все разъяснилось, все кавычки мы открыли, ты доведи дело до конца, ладно?
— Хотелось бы…
— Поконкретнее? Понимаю. Сними с уст Наташи заклятие, а? Разреши ей болтать и хохотать. Роль теплокровной мумии она сыграла хорошо, и достаточно. Я впечатлен, запал, пропал! Хватит! Позволь ей не скрывать своих шумовых эффектов. Молчаливая хохлушка — это ведь лишь половина удовольствия. Пусть треплется, судачит, гыкает и гакает. Договорились?
Елагин кивнул. Несмотря на казалось бы безболезненно разрешившуюся ситуацию, он не испытывал облегчения. Что–то подсказывало, что настоящей расплаты еще не произошло.
Дир Сергеевич встал, сделал ручкой сидящему и резко направился к выходу. Исчез за дверью. Но тут же вернулся, толкая перед собой Кривоплясова. Коська смущенно и похмельно улыбался.
— Пристрой его, пристрой, Александр Иваныч! Заранее благода–а–арен! — удаляясь, прокричал «наследник», как Шерлок Холмс, падающий в бездну Рейхенбахского водопада.
Майор непонимающе глядел на подброшенного ему археолога. Тот замер в ожидании своей участи. Из–за его спины появился Патолин. Удивленно покосившись на стоящего, он, быстро шагая на своих циркулях, подлетел к столу и сел, наклонившись к майору. Зашептал:
— Стефан Тарасович Конопелько, родной брат Ивана Тарасовича Конопелько. У Стефана Тарасовича есть сын Василий. То есть двоюродный брат Натальи. Иван Тарасович живет в Полтавской области, Стефан Тарасович — в Ужгородской. Сходится. Брат.