Москаль
Шрифт:
Майор несколько секунд молчал, вращая карандаш против часовой стрелки на своем органайзере.
— Если я правильно понял, мы, даже если очень захотим, не сможем блокировать деятельность лиги, хоть бы и напрямую вышли на ФСБ?
Помощник развел руками:
— Боюсь, что так.
— Тогда и я боюсь.
— Но он же влюблен, и, кажется, тяжело. Ему сейчас не до мести за брата. Кроме того, стиль отношений, который он применил при контакте с исламистами, его скомпрометировал в их глазах. Такой помоечный стиль даже
Елагин оставил в покое карандаш и ткнул пальцем в сторону Патолина.
— Влюблен, говоришь! Будет тебе тогда одно задание. Очень срочное. Василь Петрович Стефаник, Ужгородская область и так далее. Все здесь на этом листке, я проверил документы как комендант «Сосновки».
— И что?
— Надо узнать, чей он родственник. Кто его отец, дядьки, тетки, сестры. Особенно сестры!
Дверь кабинета распахнулась, и вошел Дир Сергеевич — в белой тройке, с пошлейшей гвоздикой в петлице и свернутой в трубку рукописью в руке.
Патолин тут же поднялся, засовывая листок с новым заданием в карман.
— Иди–иди, — барственно махнул ему рукописью вслед «наследник».
Майор показал Патолину указательным пальцем на циферблат своих часов: спеши!
— Что опять за гонка?
— А вы не знаете, Дир Сергеевич? Ищем вашего брата.
— Ладно, не дерзи.
— Виноват.
— Слушай, Саша, не дурачься. Я многим тебе обязан, но не надо переходить границы. Читал «Красное и черное»?
— Смотрел.
— А–а, не то. В книжке лучше, там маркиз де ля Моль дарит своему секретарю Жюльену Сорелю два фрака, красный и черный. И говорит: если придешь ко мне в черном фраке, ты мой секретарь, если в красном — ты для меня сын моего друга кардинала де Рец. Будь Жюльен пошляком, он стал бы таскать красное чуть ли не через день.
Майор серьезно кивнул:
— Я понял, немедленно переодеваюсь в черное.
Дир Сергеевич заливисто расхохотался. Настроение у него было, судя по всему, чудесное.
— У меня к тебе два дела, Саша. Даже три. Третье — я решил поприсутствовать на сегодняшнем заседании совета директоров. Желаю поглядеть в эти рожи. Есть, скажи, хоть какие–то зацепки? Ты тут верно подметил в начале разговора, ищем ведь Аскольдика. И меня мучит совесть, что плохо ищем.
— При условии, Дир Сергеевич, что вы не станете требовать от меня оперативных деталей…
«Наследник» захлопал в ладоши:
— Значит, есть, значит, есть! — Рукопись ему мешала, и он бросил ее на стол и указал на нее пальцем. — А это мое первое дело.
— Слушаю.
— Ты вчера познакомился с Коськой, с Кривоплясовым.
— Что–то такое припоминаю.
— Археолог, бессребреник.
— Да.
— Так вот, он явился ко мне сегодня в журнал к десяти утра — и уже со статьей. И хорошо бы только со статьей. Статья хорошая, как раз в духе «Формозы». Про Парфенон. Оказывается, этот всемирный пример архитектурной гармонии и прямолинейного геометризма есть сплошное надувательство.
Майор сделал большие глаза.
— Да–да, все колонны чуть–чуть наклонены внутрь, ведь если бы их поставили строго вертикально, то казалось бы, что храм разваливается в стороны. То же и с фризами: они все искривлены, чтобы выглядели идеально прямыми.
— Это поразительно!
— Да не ври, ничего тебе не поразительно. Статья, в общем. Печатать можно и надо. Марина кривит физию, но не воротит. Но это ведь не все.
— Есть еще и вторая статья? — попытался проявить сообразительность майор.
— Да нет, — вздохнул и закручинился Дир Сергеевич. — Коська хочет устроиться в штат. Жрать, говорит, нечего. Издательство его закрылось, всех выгнали на улицу. Жена ушла. Просто так он денег не берет. Хочет устроиться в штат «Формозы».
— И что?
— Как «что»? — возмутился главный редактор. — там всего лишь одно место для интеллектуального террориста. Боливар не выдержит. Он ведь, собака, большой спец на всякие прикольные хитрости. Знаешь, что он придумал однажды в молодые годы?
— Сдал клад государству.
— Помнишь? Молодец. Но это не все. Он написал дневник редактора «Правды», но не настоящей, а поддельной. Понимаешь?
— Нет.
— В тридцатые годы издавали специально номер «Правды» для Горького, откуда изымали все сообщения о казнях и заменяли невинными материалами. Чтобы буревестник не дергался. Так вот Коська изготовил якобы его дневник. Лихо! И даже тиснул в каком–то заштатном журнальчике в самом начале девяностых.
— А что, и правда была такая «Правда»?
— Да какое это имеет значение. Зацени, как придумано! Всех Коська потряс. И запил от гордости. Так вот, на фиг он мне сдался прямо под боком? Я знаю, девки сразу станут его опекать, пирожки из дома носить. Станет ночевать на работе, и кто–нибудь от него забеременеет. Мне придется или поддерживать дисциплину, что противно, или смотреть на все это сквозь пальцы, что еще противнее.
Майор развел слегка руками:
— Ну так скажите, что места нет.
Дир Сергеевич замер с выпученными глазами и выставленной вперед бороденкой:
— Коське?!
— Ну да.
— Ну ты даешь! Не могу я так поступить. Я, может, в глубине души и кровожадный монстр, но не жлоб. Выгнать друга, когда он просит о помощи… ну ты сказал!
— Я хотел помочь.
— Главное — желание, Саша. Подумай, куда его пристроить, а? Подумай. Статью его я пока возьму. В Грецию у нас многие ездят. А что такое Афины? Ялта с Акрополем. Пусть берут с собой линейки и измеряют. Камни с горки этой уносить нельзя, а измерения–то можно. Кто правильней определит наклон колонн — тому приз, например микроволновка, а?