Москау
Шрифт:
На лбу рыжего выступили бусинки пота. Его била мелкая дрожь. Он слепо шарил вокруг себя руками, словно стена из войлока могла расступиться и забрать его внутрь.
— О, совсем чуть-чуть, — заверил Павел. — И обещаю — я сразу уйду. Ты же понимаешь, у тебя нет никакого выбора. Говори мне чистую правду… и тогда всё закончится быстро.
Рыжий кивнул — чётко, как робот. Павел сел на стул.
— Это было чудовищно, — лихорадочно прошептал рыжий.
— Тебе удалось туда заглянуть, — напомнил Павел. — Просто скажи: ЧТО ТЫ ВИДЕЛ?
— То, чего не может быть, — закашлялся безумец. Мне казалось, я брежу. Но всё было наяву. Я прикоснулся к ЭТОМУ… ОНО… было так реально. Окно туда теперь закрыто, правда? Нас заперли здесь,
Узник говорил горячечно и сбивчиво. Павел сохранял спокойствие — кто-то решил бы, что ему очень скучен рассказ. Пару раз он даже вздохнул, посмотрел на часы — модные, из спецвыпуска швейцарской фирмы «Апфель» с портретом Хорста Весселя.
— Я усвоил. Ты смог понять, в чём причина?
Сумасшедший умолк. Некоторое время беззвучно шевелил губами:
— Силуэт из огня. Вспышка. Один глаз у меня ослеп. Яркий свет. Это ангел.
Павел ничуть не удивился. О чем ещё может говорить безумец? Уж явно не о квантовой физике. Главное, чтобы не замолкал. Он кивнул, всем своим видом выразив интерес:
— Продолжай.
— Он прошёл рядом, стоило нам проникнуть на место СОБЫТИЯ. Мы вошли и увидели ЭТО. Невыносимая яркость. Жар. Мозги у Германа сварились, вытекли через нос, и… он исчез. Я отчетливо видел. ОНО поглотит нас. Мы разлетимся на осколки.
— Ты помнишь его лицо? Этого ангела? Сможешь нарисовать?
Узник вырвал из его рук блокнот. Размашистыми, резкими движениями набросал карандашом портрет — лицо, обрамлённое длинными волосами, нос с горбинкой, тонкие губы. «Отлично рисует, — отметил Павел. — Вот всегда так. Почему мы пашем в конторе за горсть рейхсмарок, а не развиваем заложенный богами талант? Правда, какое сейчас искусство в Москау… Рейх требует чёткости и минимализма, мускулистых героев а-ля Шварценеггер, без лишних красок. Для икебаны и иероглифов надо ехать в Токио».
Сумасшедший оторвался от листка. Глаза слезились.
— Это было так реально, что я ощущал его дыхание… ОНО дышало пламенем.
Настроив эфунк, Павел сфотографировал рисунок с разных ракурсов. Отправив его на другой телефон, он задал ещё несколько вопросов, но не добился ничего нового. Сознание безумца вновь отправлялось по кругу: он видел всполохи пламени в воздухе, умирающих товарищей, огненного ангела. Потратив минут десять, Павел поднялся со стула. Он знал, в каком месте это случилось, но после рассказа не горел желанием увидеть тот кошмар своими глазами. Лучше разузнать, имеется ли какая-то защита от раздражителя. Незваных гостей тот, похоже, не жалует.
Он полез в карманчик рубашки, достал таблетку.
— Прими. Тебе полегчает.
Безумец захохотал — стало ясно, что он всё понял.
— Чудесно… как долго я этого ждал… валькирии, ко мне… наконец-то!
Павел шёл по коридору со стулом в руке, а стены изолятора сотрясались от хохота рыжего психа. Эфунк завибрировал. Павел открыл сообщение и прищёлкнул языком.
Срочно приезжай. Я знаю, кто это.
Хохот за его спиной резко оборвался.
…Японец у книжного стенда проводил уходящего Павла безразличным взглядом. Он вновь повернулся к стойке и погрузился в просмотр новинки от Стефании Майер.
Глава 7
Пицца «Бенито»
Здание было воздвигнуто достаточно давно, в 1957 году, и на углах уже ободралась штукатурка. Въезд преграждался массивными бетонными блоками — за ними, в окружении мешков с песком, в пулемётных гнездах засели немцы из зондеркоманды «Феникс». На заднем дворе слышался рык моторов бронемашин, на крыше несли дежурство снайперы — отряды партизан не раз атаковали Министерство народного просвещения и пропаганды. Двадцать этажей этого бетонного монстра вмещали государственное телевидение, радиостанции, с десяток редакций газет, сувенирный магазинчик и помпезный ресторан «Туле». Коридоры внутри здания переплетались, как клубок змей, заблудиться было довольно легко только лифтов, ведущих в различные подразделения, построили восемь штук. ТВ заняло пять верхних этажей самых престижных. Гости могли попасть в святая святых, предъявив охране в окошечко из пуленепробиваемого стекла аусвайс и пройдя через турникеты. Дальше их вели сотрудники телеканала «Викинг» — в качестве пропуска требовалось приложить ладонь к сканеру возле раздвижных дверей. Сразу на выходе из лифта, под потолком, висела «растяжка» с обширной цитатой из доктора Йозефа Геббельса:
МЫ ВСЕГДА ГОВОРИМ ПРАВДУ.
НУ, ПОЧТИ ВСЕГДА.
Согласно постановлению рейхстага Москау, телевидение получало из казны 20 процентов бюджета — столько же, сколько и армия. Заслуженно: руководители Триумвирата не раз убеждались, что тэвэ выполняет свои функции куда успешнее ракет и танков. Редко когда в истории даже самой сильной армии удавалось подавить массовое восстание, а вот телеэкран позволял жёстче, нежели патрули на улицах, контролировать головы. Звания на ТВ начинались от шарфюрера; даже корреспондентам полагались генеральские зарплаты и бесплатный продуктовый паёк. Оборудование тэвэшников терзало страшной завистью сердца их коллег: отличные видеокамеры, скоростной Сёгунэ, дорогие автомобили. Среди мрамора в вестибюле «Викинга» сиял лысиной бронзовый бюст Ганса-Ульриха Руделя — первого космонавта Третьего рейха, в 1952 году водрузившего на Луне флаг империи. Всемирная слава, миллионы автографов и полуголые фанатки, осаждавшие звезду даже в туалете, быстро сожрали карьеру Руделя: тот спился с рекордной скоростью — за полтора года. Космонавта сняли с полётов и перевели на «скучное хлебное место», руководить телевидением Берлина. Неожиданно Ганс-Ульрих с жаром отдался новой работе, и это стало приятным сюрпризом для руководства. Он вступил в общество трезвости «Адольф», сутками не спал, изобретая разговорные шоу, планировал телеигры, составлял сценарии популярных сериалов для домохозяек, вроде «Девушки моей мечты». Именно он превратил развлекательное ТВ в спрута, опутавшего мозг миллиардов арийцев. В 1965 году рейхстаг принял закон, согласно которому любой гражданин империи давал клятву смотреть телевизор не меньше трёх часов день — на каждом аппарате заводские рабочие начали устанавливать датчики включения. Многие законы с тех пор были отменены… но этот продолжал действовать.
… — Новости через десять минут! Ахтунг, ахтунг, просим всех приготовиться!
Сергей посмотрел на часы. Всё нормально, чуточку времени есть. Оттарабанить новости с дежурной улыбкой — это семечки, вот планёрка, что последует у телефюрера через полчаса, тут дело серьёзное. Выпуски обязательно идут в записи, это настоящий конвейер. У ведущих под рукой в выемке на столе заготовки фраз-клише: «временные сложности», «улучшение радиационного фона», «рост рейхсмарки по отношению к иене» и «успехи в экономике». Для атак шварцкопфов — отдельная фишка: «бессмысленная жестокость», «массовая гибель мирных жителей» и «у террористов нет будущего».
Оператор навел на него камеру с силуэтом Руделя.
«Нет, что бы там ни говорили, Ганс-Ульрих — гениальный мужик, — подумал Сергей, рефлекторно коснувшись галстука от Версаче. — Умнее Геббельса. Нацисты ночей не спали, придумали кучу разных вещей, чтобы замусорить народу башку пропагандой, и добились обратного: людей стало тошнить от политики. А спившийся космонавт изобрёл простейшую штуку: если хочешь управлять разумом, надо просто его размягчить. Когда чел смотрит только юмор-шутки-развлекуху, он вообще не думает. У него нет предпочтений, одни рефлексы, ни дать ни взять собака Павлова. Включи ему под пиво программу „Прожектормарлендитрих“, и можешь нажимать на любую кнопку».