Москит. Конфронтация
Шрифт:
— Дальше я сам! — заявил Георгий Иванович, как только в небольшой палате меня переложили на койку.
Он выставил медработников за дверь, а потом начал, весьма ловко действуя одной только правой рукой, разрезать перочинным ножиком бинты и освобождать примотанные теми ко мне листы с иероглифами и непонятными таблицами. Сам-то я только и мог, что сидеть и держаться за спинку койки.
— Моим телеграмму отправите? — спросил, переборов дурноту. — Мол, жив-здоров, как смогу — напишу.
— Отправлю, — пообещал Городец,
Все записи с обрезками марли он упрятал в свой портфель, тогда уже обратил внимание на мои распухшие запястья, руки с ободранной и обожжённой кожей и багряно-чёрные синяки по всему корпусу.
— Досталось тебе, — отметил он, возясь с застёжкой.
— Зато живой, — то ли отшутился я, то ли ответил на полном серьёзе, не понял и сам. После завалился на койку, натянул на себя простынку и уставился в потолок. Тот, да и вся остальная комната, не исключая меня самого, ощутимо раскачивался.
Внезапно без стука распахнулась дверь и в палату буквально ворвался капитан Листопад.
— Они здесь! — объявил он кому-то, и тогда через порог без всякой спешки переступил плечистый мужчина в самом расцвете сил с погонами подполковника; не иначе по мою душу пожаловал начальник управления разведки корпуса собственной персоной. В коридоре осталось несколько человек в форме и при оружии.
Подполковник огляделся и обратился к Городцу:
— Что за самоуправство, майор? На каком основании вы увезли задержанного из комендатуры?
Георгий Иванович и бровью не повёл, спокойно уточнил:
— Задержанного, господин подполковник?
— Именно! Этот человек пойдёт под трибунал за нападение на караул!
На меня это заявление не произвело ровным счётом никакого впечатления. Мне было, если выражаться совсем уж точно, фиолетово. После всего пережитого угрозы взять под арест — ерунда на постном масле, да и только.
Городец ухмыльнулся в усы.
— Раз уж вы так ставите вопрос, мне не остаётся ничего иного кроме как переквалифицировать случившееся с простой халатности на покушение на убийство.
И вот это заявление оказалось для подполковника полнейшей неожиданностью.
— О чём вы, чёрт возьми? — прорычал он.
— Разве капитан не поставил вас в известность о проводимой в отношении него служебной проверке? Странно. А ведь именно за его подписью ушёл в Новинск запрос с неправильным учётным номером, и это он санкционировал применение спецпрепарата без достаточных на то оснований.
Но вот так просто подполковника смутить не удалось.
— И где здесь покушение на убийство? — спросил он. — Не вижу состава преступления!
— Состав преступления проистекает из непереносимости спецпрепарата, о чём имеется соответствующая запись в истории болезни, и о чём ваш сотрудник был уведомлен непосредственно перед известным инцидентом.
Начальник управления разведки миг обдумывал
— Делайте что хотите! Но задержанного мы забираем с собой!
— Совершенно невозможно, — спокойно улыбнулся в ответ Георгий Иванович. — Он был доставлен сюда согласно распоряжению вышестоящего начальства.
— Какого именно? — потребовал объяснений подполковник, и будто отвечая на его вопрос, в палату вошёл доцент Звонарь.
Невысокий и грузный, с зачёсанными в тщетной попытке скрыть проплешину волосами, в своём мятом белом халате, он выглядел уставшим от жизни врачом, но капитан Листопад его несомненно узнал и не просто узнал, а, такое впечатление, даже в росте уменьшился.
— Майор, почему в палате посторонние? — потребовал объяснений Звонарь, направляясь прямиком к моей койке.
— А вы, собственно… — начал было начальник управления разведки, и тут вслед за доцентом вошла его конопатая ассистентка Нюра.
В руках барышня несла повешенный на плечики офицерский китель с полковничьими погонами и зелёными петлицами медслужбы, ещё и объявила:
— Макар Демидович, я ваш мундир погладила!
Раньше я искренне полагал эту барышню недалёкой, но вот сейчас готов был поклясться, что Нюра приотстала в коридоре намеренно, проскочило в её интонациях нечто эдакое.
— Убери пока! — отмахнулся Звонарь от ассистентки и, проигнорировав так и не завершившего фразу подполковника, уставился на Георгия Ивановича: — Ну?
— Господа из разведки.
— А! — оживился доцент. — Выяснили уже, набирают они слабоумных, которые шесть цифр запомнить не могут, или пригрели вредителя?
— Мы разбираемся, Макар Демидович, — сообщил Городец. — Идёт следствие.
— Следствие? Развели турусы на колесах! Давайте-ка я сам опросом причастных займусь!
Вроде бы самоуверенность доцента только улыбку вызвать могла, а вот у меня мурашки по спине так и побежали. Не сказать, будто Макар Демидович за прошедшие с нашей последней встречи три недели радикальным образом изменился, скорее уж с него некая наносная интеллигентность сошла — ещё не полностью, ещё лишь частично, но и этого хватило, чтобы кадровый военный в немалом чине и при серьёзной должности не решился действовать нахрапом, а вместо этого попытался вступиться за своих людей.
— Господин полковник, ошибки случаются…
— У каждой ошибки есть имя и звание! — отрезал Звонарь и указал на меня. — У этого юноши анамнез такой, что лишь обнять и плакать, вы своей ошибкой его чуть на тот свет не спровадили!
— И всё же нам надо его опросить. Дело чрезвычайной важности.
— Опросите, — разрешил Макар Демидович. — Но сначала я его осмотрю. И доставьте всех с того самолёта в госпиталь не позднее двух часов пополудни, ими теперь наше ведомство займётся. — Он прищёлкнул пальцами. — Алёша, бумагу!