Московская плоть
Шрифт:
– Конечно, где тебе знать мое рабочее место? – гневался редактор, почесывая шерстистую грудь.
– Не скажите, Фрол Семеныч, в «Трех пескарях» я тоже вас искал, – выказывая осведомленность, вдохновенно врал настырный Передельский.
– Короче! – потребовал окончательно проснувшийся редактор.
– Э… так это, денег мне надо. Грант на журналистское расследование. Срочно!
– Много? – Было слышно, как редактор зевнул.
– Много, Фрол Семеныч. Расследование связано с риском для жизни. Вы даже представить себе не можете фигурантов расследования… – Передельский подхватил с плиты бурлящую джезву и сунул ее под струю
– Так риск – для жизни фигурантов? – сострил редактор.
– Для моей, Фрол Семеныч, для моей жизни! – пафосно заверил Передельский. – Велите выдать завтра первый транш. Заявление с обоснованием я в вашей бухгалтерии оставлю.
– И во сколько ж ты оценил свою жизнь, Петя? И что расследовать собираешься?
– Мировую финансовую систему, Фрол Семеныч. – Передельский ловко увернулся от озвучивания суммы. На слух она выглядела совсем неприлично. И даже скандально.
– Всю? – тоненько залился смехом редактор.
– Всю! – выдохнул корреспондент. – Я ее, заразу, уже шесть лет наблюдаю и анализирую. Пришло время предъявить общественности злоупотребления.
– Боюсь, такое расследование мне не по карману. Ты уж прости, Петя Переделкин… или как там тебя?.. – давился смехом редактор. – А смету расходов ты составил?
– Конечно!
– Интересно… интересно будет взглянуть… – Редактор утер набежавшую слезу. – Ну, все, я уже сплю, Переделкин. Пока, пока…
– Я архив Ундольского нарыл! – не выдержал и крикнул вдогонку Передельский, но Фрол Семеныч его уже не слышал.
Со словами: «Где они таких придурков берут?» – начальник отдела расследований медиа-холдинга «Финансы Больших Кучек» подмял поудобней подушку, улыбнулся незримому Пете и подумал о том, что завтра ему будет чем партнеров по покеру развлечь.
А корреспондент, дунув предварительно в рюмку, на тот случай, если она запылилась, плеснул туда водки, нарезал тонкой стружкой извлеченное из морозилки сало, помыл от плесени и нарубил кружочками последний соленый огурчик, красную луковку – кольцами, разложил нарезанное мозаикой по лаптю бородинского и под все это дело стал есть ложечкой яйцо, виртуозно сваренное всмятку. С тех пор как он вылетел из родительского гнезда, мама всегда умоляла его хоть раз в день есть горячее.
2
Сладкая мечта о «Москве для москвичей» родилась еще в библейской голове основателя Москвы – Мосоха, именуемого в комьюнити по-домашнему Дедом. Но то ли патриарх так и не смог придумать способ ее реализации, то ли ему не хватило политической воли, то ли вмешались чьи-то злые козни – в общем, затея с треском провалилась. Возможно, именно это обстоятельство – крах идеи – и послужило истинной причиной его добровольного ухода. Не каждый в столь почтенном возрасте сможет достойно пережить подобный конфуз – немочь, препятствующую свершениям. А без свершений и идеалов что за жизнь?
Морозным воскресным утром у заброшенного КПП недостроенного корпуса лосиноостровской Кремлевки выл приблудившийся волк. Эхо разносило вой по старому подземелью и гулко отзывалось в бункере неясного назначения, частично заполненного грунтовыми водами. Висевшие на ржавых балках летучие мыши тревожно всхлипывали кожаными крыльцами. Когда-то на месте кремлевской больницы простиралась Ельницкая пустошь и хлюпало болото. Помимо хлябей, здесь зарастало быльем старое стрельбище,
Ближе к полудню люди в черных костюмах от Kiton предъявили больничным охранникам из «Легиона» бумагу с перламутровой голограммой, побудив их к штатным действиям: ответственный палец вдавил нужную кнопку, и автоматические ворота, укомплектованные полной гаммой охранных аксессуаров, с респектабельным урчанием поползли вдоль каменного забора. Кортеж сизых мерседесовских пульманов и гелендвагенов, сопровождавших реанимобиль, бесшумно вытек с территории больницы в образовавшийся проем и, набирая обороты, устремился к древнему сердцу столицы.
Зима восходила к кульпе, требуя положенных зрелищ и жертвоприношений. Ранний сумрак пожирал окрестности Кремля, стирая привычные контуры знаковых архитектурных форм. Сбавив скорость, кортеж шелестел по Пречистенской набережной. Над храмом Христа Спасителя кружило слетевшееся, казалось, со всей Москвы воронье. Почти человечьи крики птиц перекрывали техногенный шум мегаполиса. Подобно черным звездам зависали они высоко над гламурным новоделом, а потом черным дождем пролились вдруг на его купола, облепили, превратив их в одно мгновение из золотых в черные. Словно погасили.
Прощание добровольно уходящих с Чертольем было для комьюнити такой же традицией, как посещение Воробьевых гор на свадьбах москвичей. Кортеж выписывал затейливые кренделя по старым Арбатским переулкам: миновал Чертольский, отметив на здании Фонда мира приспущенный флаг Москвы с повязанными вверху древка черными траурными лентами с золотыми звездами, по Сивцеву Вражку доехал до сталинской высотки, посигналил длинно, свернул в Денежный переулок присной памяти Государева монетного двора, посигналил еще раз, коротко, у дома № 9/5, в котором квартировал Фонд «За выживание и развитие человечества», и, ускоряясь, взял курс на запад.
С давних пор о Пречистенке неслась дурная слава, и называли это место в народе Чертольем, пока в середине XIV века не отмолили его монахини Алексеевской женской обители. Но спустя четыреста лет, в 1839 году, император Николай Павлович, проигравший Дядьке это место в карты – московская недвижимость уже тогда входила в сферу Дядькиных интересов, – был вынужден построить на месте Алексеевского женского монастыря храм во имя Христа Спасителя. Это был самый замысловатый Дядькин ход, поскольку он тогда еще не решил, что делать с выигрышем, и оставил это решение на потом. Николай Павлович долго мучился поводом, пока не вспомнил о строительстве храма, замороженном вследствие расхищения средств. Тогда он объявил новый конкурс и указал новое место для возведения объекта, согнав монашек с насиженного и намоленного пристанища. Осерчавшая игуменья, покидая с монашками монастырь, прокляла это место, наказав, что ничего здесь святого никогда больше не будет, а будет опять Чертолье – чертям раздолье. Проклятие не заставило себя долго ждать. Грянула революция, и храм был взорван в 1931 году по приказу Сталина, получившего приличные отступные от Дядьки, который обещал ему «порешать вопросы» с местом в Мавзолее, возведенном накануне. На руинах храма соорудили бассейн «Москва», сразу же вошедший в холдинг ЗАО МОСКВА.