Московская Русь: от Средневековья к Новому времени
Шрифт:
За победу на Куликовом поле князь Дмитрий Иванович получил прозвище Донской. Согласно преданию, построив полки, он сам принял участие в битве как рядовой воин, в первых рядах, и чудом избежал гибели. На месте сражения археологи и по сей день обнаруживают потерянное оружие.
Пейзаж после Куликовской битвы
После поражения Мамай скрылся в Крыму и скоро был убит. Но Русь дорого заплатила за победу: на поле остались тысячи воинов. Особенно тяжелый урон понесла Москва: вероятно, полки, принявшие лобовой удар,
Противник, хан Тохтамыш, был более могущественным, чем Мамай. При поддержке великого завоевателя Азии Тимура он воссоединил на время Орду. В августе 1382 г. Тохтамыш быстро и скрытно двинулся к Москве. Собрать рать не успели, поэтому князю Дмитрию Донскому и митрополиту пришлось бежать. Кремль был захвачен с помощью обмана, сожжен и разграблен. Только «бесхозных» трупов после побоища похоронили не менее 10–12 тысяч.
Русь вновь стала платить дань, теперь еще большую, что было очень тяжело и для простых людей, и для великого князя. Дмитрий Донской вынужден был отправить своего сына Василия к Тохтамышу в заложники.
Однако скоро Москва восстановила силы и даже начала чеканить свою монету, а это всегда говорит о стремлении к независимости. (До этого Русь пользовалась монетами, чеканенными в Орде или в Западной Европе, а подчас и просто обходилась без мелких денег, храня крупные суммы в «гривнах» — серебряных слитках определенного веса и формы.) На серебряных монетах изображали воина с надписью «Печать князя великого», а на обороте была арабская надпись с пожеланием блага хану Тохтамышу, но она постепенно преобразовалась в орнамент.
О результатах бурной эпохи Дмитрия Донского можно судить по его «духовной грамоте» (завещанию). Казна явно обеднела: в грамоте упомянуто гораздо меньше драгоценностей, чем оставил Иван Красный. Но зато Владимирское княжество, престол которого князь Дмитрий в 1362 г. присоединил к Московскому, уже просто передавалось старшему сыну Василию как наследственное владение, отчина, а не ханское пожалование, что свидетельствовало о выросшем могуществе Москвы. Дмитрий предусмотрел даже возможное прекращение власти Орды: в этом случае «выход» будет идти в казну великого князя, который как бы заменит хана.
Завещание Донского ясно показало, что северо-восточные княжества уже практически объединены в новое могучее государство — Московскую Русь.
Москва добивается поддержки Церкви
Для построения государства очень важна была помощь Церкви. Православная Церковь, единая и независимая от князей и Орды (митрополит Руси подчинялся патриарху Константинополя), помогла сохранить единство Руси в тяжелейшие годы ордынского ига. Проникнутая идеей власти, получаемой от Бога и не зависящей от земных владык, Церковь имела право решать, что хорошо и что дурно: открыто осудить любого человека, вплоть до правителя (его могли даже отлучить от Церкви или запретить богослужение в его городе). Церковь обладала большой реальной силой: она копила богатства благодаря тому, что ханы освободили ее от дани;
Стремившаяся всячески распространить и упрочить свое влияние, Церковь всегда готова была поддержать сильного правителя, стремящегося к установлению единовластия и прекращению усобиц (которые к тому же были несовместимы с духом религии). Но сильным князьям было мало поддержки со стороны Церкви, им нужен был контроль над ней. Они старались подчинить своему влиянию местного епископа, слали в Константинополь жалобы и доносы на «неверные» действия церковной власти, даже на митрополитов, но все это не очень помогало.
Добиться по-настоящему добрых отношений с Церковью, обеспечить себе ее помощь и даже сделать ее в какой-то степени управляемой, удалось Москве. Огромную роль в этом сыграла поддержка нового монашеского движения, зародившегося в середине XIV в.
Когда-то, в домонгольские времена, имущество в монастырях Руси было общим, но к XIII–XIV вв. все изменилось. Монастыри, которые основывались богатыми и знатными людьми, целиком зависели от поддержки жертвователей. Принимая монашеский сан, основатели или жертвователи сохраняли право на имущество, строили себе богатые кельи, имели слуг, а их образ жизни почти не отличался от светского. Такие монастыри (их называют келиотские) были, как правило, недолговечны и не особенно влиятельны.
К совместной и равной жизни братии, к «общему житию» (по-гречески — киновии) призвал вернуться Сергий, игумен маленького Троицкого монастыря под г. Радонежем (на северо-восток от Москвы). В атмосфере «ордынской» Руси, где все было пронизано корыстью, а понятия о добре и зле были почти утрачены, Сергий Радонежский доказал, что принципы христианской морали жизнеспособны. Основой деятельности этого самого любимого и почитаемого на Руси подвижника был глубокий интерес к личности каждого человека, понимание его духовной ценности.
Сергия поддержала Константинопольская патриархия и московские князья, поэтому монастыри-киновии вокруг Москвы умножились. Здесь царили строжайшие порядки: полное подчинение игумену, а также равенство братии. Все монахи обязаны были трудиться, а их вклады становились общими. Имущество и земли их быстро множились. В стенах московских киновий (например, в Симоновом монастыре) стали готовить иерархов русской Церкви, преданных династии. Теперь у московских князей всегда были кандидаты на высшие посты в Церкви, и не нужно было постоянно прибегать к помощи Константинополя.
Ученики и последователи Сергия двинулись на север и восток, вместе с крестьянами осваивая малообжитые пространства. Крупные «дочерние» обители на севере и востоке, такие как Кирилло-Белозерский монастырь, всегда сохраняли связь с Москвой. Так к сети промыслов московских князей добавилась сеть процветающих и строго управляемых монастырей, всегда готовых поддержать Москву, что очень помогало объединению Руси под ее властью.
Раннее искусство Москвы