Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года
Шрифт:
Толстой не раз бывал в 1850-1860-х гг. в этом «храме праздности», как назвал он это заведение в романе «Анна Каренина». Клуб неоднократно упоминается в романе, став местом действия одного из его эпизодов. Сюда после долгого отсутствия приходит Константин Левин. А поскольку «Левин в Москве – это Толстой в Москве», как писал Сергей Львович Толстой, то и впечатления Левина от клуба на Тверской, добавим мы, есть впечатления Льва Толстого.
Многое ли изменилось в клубной жизни после того, как Левин-Толстой не был в клубе, «с тех пор как он еще по выходе из университета жил в Москве и ездил в свет»?
«Он помнил клуб, внешние подробности его устройства, но совсем забыл то впечатление, которое он в прежнее время испытывал в клубе. Но только что, въехав на широкий полукруглый двор и слезши с извозчика, он вступил на крыльцо и навстречу ему швейцар в перевязи беззвучно отворил дверь и поклонился; только что он увидал в швейцарской калоши и шубы членов, сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх; только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок и увидал, входя по отлогой ковровой лестнице, статую на площадке и в верхних дверях третьего, состарившегося знакомого швейцара в клубной ливрее, неторопливо и не медля отворявшего дверь и оглядывавшего гостя, – Левина охватило давнишнее впечатление клуба, впечатление отдыха, довольства и приличия».
Добавим, впечатления «отдыха, довольства и приличия», полученные не где-нибудь на пашне или в момент наилучших проявлений семейной жизни, а именно в стенах этого заведения. Все здесь, похоже, осталось по-прежнему: и швейцар, знавший «не только Левина, но и все его связи и родство», и «большой стол, уставленный водками и самыми разнообразными закусками», из которых «можно было выбрать, что было по вкусу» (даже если и эти закуски не устраивали, то могли принести и что-нибудь еще, что и продемонстрировал Левину Облонский), и «самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие, люди», среди которых «ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни». Встречались здесь и «шлюпики» – старые члены клуба, уподобленные старым грибам или разбитым яйцам. И все они легко уживались и тянулись друг к другу в Английском клубе на Тверской.
В молодую пору и Лев Толстой являлся непременным участником этих собраний. С особой силой влекла его на Тверскую страсть к игре на бильярде. 20 марта 1852 г. Толстой записал в дневнике: «Сколько я мог изучить себя, мне кажется, что во мне преобладают три дурные страсти: игра, сладострастие и тщеславие». Далее Толстой рассматривал «каждую из этих трех страстей. Страсть к игре проистекает из страсти к деньгам, но большей частью (особенно те люди, которые больше проигрывают, чем выигрывают), раз начавши играть от нечего делать, из подражания и из желания выиграть, не имеют страсти к выигрышу, но получают новую страсть к самой игре – к ощущениям. Источник этой страсти, следовательно, в одной привычке; и средство уничтожить страсть – уничтожить привычку. Я так и сделал. Последний раз я играл в конце августа – следовательно, с лишком 6 месяцев, и теперь не чувствую никакого позыва к игре. В Тифлисе я стал играть с [мошенником] маркером на партии и проиграл ему что-то около 1000 партий; в эту минуту я мог бы проиграть всё. Следовательно, уже раз усвоив эту привычку, она легко может возобновиться; и поэтому, хотя я не чувствую желания играть, но я всегда должен избегать случая играть, что я и делаю, не чувствуя никакого лишения».
Свое непреодолимое влечение к бильярду Толстой излил в рассказе «Записки маркера», написанном еще в 1853 г. и имевшем в основе реальный случай из его собственной жизни.
Владимир Гиляровский пишет в «Москве и москвичах», что, посетив клуб в 1912 г., он видел в бильярдной китайский бильярд, связанный с именем Толстого. На этом бильярде писатель в 1862 г. проиграл проезжему офицеру тысячу рублей и пережил неприятную минуту: денег, чтобы расплатиться у него не было, что грозило попаданием на «черную доску». На доску записывали исключенных за неуплаченные долги членов клуба, которым вход воспрещался впредь до уплаты долгов. Чем бы все это закончилось для Толстого – неизвестно, если бы в это время в клубе не находился М.Н. Катков, редактор «Русского вестника» и «Московских ведомостей», который, узнав, в чем дело, выручил Льва Николаевича, дав ему взаймы тысячу рублей. Но не безвозмездно – в следующей книге «Русского вестника» была напечатана повесть «Казаки».
В настоящее время здесь – Музей современной истории России.
Здание Английского клуба на Тверской улице, где в 1850-1860-е гг. неоднократно бывал Лев Толстой. Фото начала XX в.
Английский клуб сегодня
Глава 4
В поисках второй половины. 1857–1858 гг
«Однажды вечером, во время чая, явился к нам неожиданно Л.H. Толстой и сообщил, что они, Толстые, т. е. он, старший его брат, Николай Николаевич, и сестра, графиня Мария Николаевна, поселились все вместе в меблированных комнатах Варгина, на Пятницкой. Мы все скоро сблизились», – писал Афанасий Фет в «Моих воспоминаниях».
В Замоскворечье, на Пятницкой улице [5] , в доме № 12, принадлежавшем купцу Б.В. Варгину, приехав из Ясной Поляны, Толстой жил с октября 1857 по апрель 1858 г.
5
Древнейшая улица Замоскворечья, возникшая на месте старой московской дороги на Рязань, стала известна в ту пору, когда здешняя местность еще была покрыта лесами, доходившими до берега Москвы-реки. До XVIII в. называлась Большой улицей, затем стала известна под современным названием, по церкви Параскевы Пятницы (снесена в 1930-е гг., стояла на месте вестибюля станции метро «Новокузнецкая»). Пятницкая улица и её окрестности заселялись ремесленниками, торговцами, стрельцами, с XVIII в. – преимущественно богатыми купцами.
Дом этот старинный, в основе его – особняк конца XVIII в., впоследствии неоднократно перестраивавшийся. Время значительно исказило флигель, в котором когда-то поселились Толстые. Долгое время здание использовалось не по назначению: до 1981 г., когда его передали Музею Толстого, здесь был пункт приема вторсырья.
Флигель построен (вместе с другим, идентичным ему, но не сохранившимся) в конце XVIII в. После пожара 1812 г. он был увеличен и надстроен деревянным мезонином над центром фасада, обращенного во двор. Левая часть здания, несколько отступающая вглубь квартала от красной линии улицы, пристроена в 1845 г. Ныне здание предстает перед нами отреставрированным, с восстановлением ампирной обработки фасадов и интерьеров, воссозданных по аналогам.
Живя на Пятницкой, Толстой, уже известный автор «Севастопольских рассказов», с большой заинтересованностью работает над повестью. «Я весь увлекся «Казаками», – писал он в дневнике 21 марта 1858 г.
Здесь же к Толстому пришла мысль писать для детей. Малолетние племянники – оставшиеся без отца дети его сестры Марии Николаевны – тоже жили на Пятницкой: Варвара восьми лет, семилетний Николай и Лиза шести лет. Толстой занимался с ними: играл, читал им вслух (сказки Андерсена, названные им «прелестью»), ходил с детьми в зверинец, в балаганы. Однажды в театре во время представления дети заснули, что и подвигло Толстого на написание детской сказки под названием «Сказка о том, как другая девочка Варенька скоро выросла большая». Сказка эта стала первым произведением Толстого для детей.
Мы не случайно привели в начале главы свидетельство Афанасия Фета, «милашки», как окрестил его Толстой в дневниковой записи от 4-го сентября 1859 г. В этот период московской жизни Толстого они общаются часто и доверительно. А в одном из писем 1858 г. Лев Николаевич признается Афанасию Афанасьевичу: «Душенька, дяденька, Фетенька! Ей-Богу, душенька, и я вас ужасно, ужасно люблю!». Встречаются они и на Пятницкой, и у Фетов на Малой Полянке.
Фет вспоминал, что у них «иногда по вечерам составлялись дуэты, на которые приезжала пианистка и любительница музыки графиня М.Н. Толстая, иногда в сопровождении братьев – Николая и Льва или же одного Николая, который говорил: «А Левочка опять надел фрак и белый галстук и отправился на бал».