Московские были
Шрифт:
– Петр Васильевич Приходько, директор шахты «Первомайская». А это Ольга Афанасьевна, она будет редактировать вашу книгу.
Приходько – здоровенный дядька лет пятидесяти, плечи – во, кулачищи огромные, лицо обветренное, грубое. Встает, пожимает мне руку, говорит, что очень рад. Уходим в мою комнату, и я, не раскрывая толстенную рукопись, начинаю его расспрашивать о шахте. Он преображается, начинает с гордостью рассказывать, как его шахта перевыполняет планы, какой спаянный коллектив на шахте. Минут через пять прерываю его и начинаю выяснять, долго ли он писал
Понятно. Текст, возможно, судя по его рассказам, писал кто-то другой.
На этом нельзя заострять внимание, пока не познакомились поближе, пока он еще не доверяет мне. Спрашиваю его, надолго ли приехал в Москву, сколько у него времени на работу по книге.
– А чего там работать? Книга написана, нужно посмотреть опечатки и запятые. Я в них немного путаюсь.
– Да, конечно, мы все посмотрим. Но сначала я должна прочитать книгу.
– За пару дней прочитаете? Мне ведь в воскресенье улетать.
– Нет, думаю, на первое прочтение уйдет неделя.
– А что так долго? Я ее прочитал за два дня. А ведь это после работы.
– Но редактор читает совсем по-другому. Я должна вдуматься в текст, понять, зачем вам нужен каждый абзац, почему вы написали его именно так. И каждую главу рассматривать отдельно.
– Я не понял, извините. Почему рассматривать каждый, как его?
– Абзац?
– Да, абзац. Раз написано, значит, наверное, нужно.
– Обычно каждая мысль, положенная в основу абзаца, нужна. Но часто абзац или построен неправильно, неточно выражает главную мысль, или, иногда, вообще не несет никакой нагрузки, является лишним.
– Если лишний, вычеркните его да и все.
– Но для этого я должна посмотреть, не связан ли он с другими местами в тексте. Не опирается ли на него какая-то мысль.
– Что-то очень сложно. И сколько все это займет времени? У нас меньше чем через три месяца юбилей. Я хотел бы раздать людям книгу перед праздничным собранием.
– Очень мало времени. Я, конечно, постараюсь уложиться в полтора месяца, но вы поговорите с нашим главным редактором, чтобы он нажал на типографию. Они могут протянуть целый месяц, а могут сделать все за две недели. Ведь нужно еще будет отправить вам тираж.
– Весь тираж не нужно, нам хватит штук сто. Я буду вручать только передовикам. Так что можно будет отправить авиа. Мы оплатим доставку. А остальные книги можно раздать в торгующие организации, как обычно. Мне ваш главный так говорил.
– Вы можете улететь в понедельник вечером? Я тогда подготовлю основные вопросы к понедельнику. И мы сможем обсудить все здесь до обеда. Это помогло бы ускорить работу. А сейчас я хотела бы посмотреть книгу «вчерне». Мы можем встретиться здесь после обеда, часика в четыре?
– Как прикажете. Это у меня главная цель командировки. Есть, конечно, и дела в министерстве, но их можно отложить.
– Прекрасно, значит, сегодня в четыре часа.
Я даже не пошла на обед, только перекусила бутербродом. Листала книгу, кое-где читала отдельные места. Во что-то целое не сложилось. Обычный набор ошибок построения: путаница в людях, перечисление личностей, о которых потом ничего не говорится, разрывы в описании событий. Нет, не специальные, для создания особого эффекта. Просто автор перескакивал иногда через десяток страниц и начинал потом снова говорить о том, что уже упоминалось. Ясно только, что основной герой не директор, а сама шахта. Хоть это хорошо. Но представляю, как интересно будет это читать постороннему читателю, не работавшему на этой шахте, или хотя бы на другой, аналогичной. При тираже двести – триста экземпляров книга вполне могла бы найти своего читателя. Но ведь главред говорил о пяти тысячах.
Я не обращала внимания на стиль, на грамматические и синтаксические ошибки. Это все ерунда, это исправимо. Но основной идеи книги, вокруг чего должно строиться все описание, я не вижу. Наверное, об этом и не думали. Пока это груда, перечень фактов и несколько маленьких описаний истории развития шахты. Уже около четырех, а у меня только несколько закладок на совсем непонятных мне местах.
Ровно в четыре пришел отдохнувший, немного порозовевший Петр Васильевич:
– Уже прочитали? Здорово. Я даже не ожидал этого.
Он просто увидел, что рукопись раскрыта на одной из последних страниц.
– Много вопросов?
– Я не прочитала – проглядела. И вопросов пока мало. Вот скажите, зачем здесь рассказывается о том, как красиво танцует Людмила Осиповна? Ведь здесь перечисляются передовики, работающие под землей на врубовых комбайнах. А она вроде из заводоуправления?
– Что? Как она сюда попала? Это ж нормировщица Люська! Та еще бабенка. Вот…
Он явно хотел выругаться, но остановился.
– Вот черт этот Парасюк. Вставил свою зазнобу среди передовиков.
– Кто такой Парасюк и почему он что-то вставил в вашу книгу?
– Понимаешь, милая, я тебе как на духу скажу, у меня ведь не было времени писать столько страниц. А в райкоме потребовали, чтобы на обложке было мое имя. Мол, так солиднее. Я поручил писать начальнику отдела научной организации труда, все равно ему нечего делать. А он поленился и перепоручил все этому Парасюку. И даже не проверил.
– Но вы читали книгу?
– Конечно, читал. Но знаешь, на пятой странице уже так спать хочется. Я ее два дня читал, вроде все правильно, ничего он не переврал. Просил нашего инженера по технике безопасности прочитать. Он говорил, что все нормально. Да вырежи ты эту Люську, и дело с концом.
– Петр Васильевич, я ведь это только как пример привела. Мне нужно понять, что здесь главное для вас. Я сейчас не о том, что написал ваш Парасюк. Это все можно исправить. Но что вы хотели показать здесь? Есть ли что-то, за что вы боролись? Не только вы, но и весь коллектив. Что мешало? По нашей терминологии: в чем был конфликт?
– Да вроде ничего не мешало. Я бы конфликтов у себя на шахте не допустил.
– Ну, может быть, начальство не давало денег на перевооружение шахты? Может, кто-то ставил палки в колеса?