Московские легенды. По заветной дороге российской истории
Шрифт:
«Цензурный комитет помещался тогда на углу Сивцева Вражка и Большого Власьевского переулка, — рассказывает Гиляровский. — Я вошел и попросил доложить о себе председателю цензурного комитета В. В. Назаревскому, которым и был приглашен в кабинет. Я рассказал ему о моем противуцензурном поступке, за который в те блаженные времена могло редактору серьезно достаться, так как „преступление“ — выпуск номера без разрешения цензуры — было налицо.
— Что же, я поговорю с цензором. Это зависит только от него, как он взглянет, так и будет, — сказал мне председатель цензурного комитета.
В разговоре В. В. Назаревский, между прочим, сказал:
—
— Не знаю.
— Это дом Герцена. Этот сад, который виден из окон, — его сад, и мы сидим в том самом кабинете, где он писал свои статьи.
— Бывает! — сказал я.
— Да-с! А теперь на месте Герцена сидит председатель Московского цензурного комитета.
На столе В. В. Назаревского лежала пачка бумаги. Я взял карандаш и на этой пачке написал:
Как изменился белый свет! Где Герцен сам в минуты гнева Порой писал царям ответ, — Теперь цензурный комитет — Крестит направо и налево!..В. В. Назаревский прочел и потом перевернул бумагу.
— Это прекрасно, но… вы написали на казенной бумаге.
— Уж извините! Значит — последовательность. Слово „казенная“ не дает мне покоя. Из-за „казенной“ лошади я попал сюда и испортил „казенную“ бумагу…
— Вы так хорошо испортили „казенную“ бумагу, что и „казенную“ лошадь можно за это простить. Не беспокойтесь, за выпуск номера мы вас не привлечем. Я поговорю с цензором, а эти строчки я оставлю себе на память.
Так А. И. Герцен выручил меня от цензурной неприятности».
На правом углу Капельского переулка и проспекта Мира возвышается импозантный шестиэтажный жилой дом (№ 51) с колоннадой из восьмигранных колонн по первому этажу и с балконами. Архитектор Г. И. Глущенко в проектировании дома удачно избежал превращения здания в скучную коробку, вычленив и выдвинув вперед центральную часть фасада по проспекту, отодвинув назад боковые части, сделав их таким образом как бы флигелями. Дом закончен постройкой в 1938 году. Предназначался он для сотрудников ТАССа. Даже двадцать лет спустя этот дом считался выдающимся по уровню комфортности. «Дом хорошо виден издали и обозревается одновременно с бокового и главного фасадов, — читаем в архитектурном путеводителе „Москва“, изданном в 1960 году Академией строительства и архитектуры СССР. — Квартиры в этом доме — двух— и четырехкомнатные; комнаты хороших пропорций; во всех квартирах удобное расположение кухонь и санитарных узлов».
На доме укреплена мемориальная доска из серого гранита с текстом: «В этом здании с 1937 по 1960 год жил выдающийся советский физиолог и изобретатель Сергей Сергеевич Брюхоненко». Судя по надписи на доске, он, видимо, был одним из первых жильцов этого дома и вселился в него еще до окончания строительства.
С. С. Брюхоненко (1890–1960) — замечательный ученый, он разработал метод и создал в начале 1920-х годов первый аппарат искусственного кровообращения — автожектор. В 1920-е годы много писали о его опытах по применению автожектора, в частности об имеющейся в его лаборатории отрезанной голове собаки с подключенным к ней прибором, благодаря которому голова оставалась живой. Опыты С. С. Брюхоненко дали писателю-фантасту А. Р. Беляеву тему и материал для романа «Голова профессора Доуэля», написанного в 1925 году и сохранившего свою популярность наряду с другим романом этого автора — «Человек-амфибия» — в течение почти полувека.
Для постройки дома № 51 была снесена стоявшая на углу 1-й Мещанской и Капельского переулка церковь Святой Троицы что в Капельках.
О возникновении этой церкви существует народное предание.
Его любили пересказывать в своих сочинениях авторы XIX — начала XX века, писавшие о Мещанской слободе, часто вспоминают его и современные. Наиболее полный вариант легенды приводит в своей книге «Седая старина Москвы» И. К. Кондратьев, пожалуй, лучший знаток московских народных преданий, или, как он сам говорил, «молвы народной».
Издавна на этом месте стояла деревянная церковь во имя Святой Троицы, и на исходе XVII века пришла она в крайнюю ветхость и начала разрушаться. А рядом находился кабак.
У Кондратьева, чья книга вышла в 1893 году, кабак безымянный, но в начале XX века «народная молва» сообщает и его название. А. Ф. Родин в рукописной работе «Прошлое Крестовско-Мещанского района г. Москвы», над которой он работал в начале 1910-х годов, пишет: «Об одном кружале-кабаке осталась в этой местности до сих пор память. На Большой Троицкой дороге стоял старинный кабак, назывался он „Феколка“ и находился около церкви Троицы». Родин с детства жил в этом районе и, безусловно, почерпнул сведения о «Феколке» не из литературы, а из живого предания.
«Целовальником, то есть содержателем кабака, целовавшим крест, что будет торговать честно, — продолжает рассказ Кондратьев, — был древний почтенный старик, известный благочестивой жизнью, к тому же долгое время он был церковным старостой Троицкой церкви. Будучи одинок, он не имел наследников и поэтому задумал оставить по себе память построением нового каменного храма на месте разрушающегося.
Собственного капитала целовальника для постройки церкви было недостаточно, собирать подаяния в кружку — дело долгое, многолетнее, и тогда он придумал иной способ сбора доброхотных даяний.
Церковь Троицы в Капельках. Фотография 1880-х гг.
Кабак стоял на большой дороге, народу прохожего и проезжего много, да и народ дорожный больше был простой, и никто не считал за стыд зайти в кабак погреться, выпить и закусить. Одним словом, посетителей у старика всегда было много. А выдумка целовальника заключалась вот в чем: он каждого из своих посетителей просил из налитого ему полной мерой вина „слить капельку“на церковь. При этом он красноречиво описывал бедственное положение храма и рассказывал о своем замысле. И тронутые до глубины души посетители ему не отказывали.
В те времена неподалеку, на Божедомке, близ церкви Иоанна Воина, в своем летнем дворце живал государь Петр I, и до его слуха дошла молва о странном и вместе с тем успешном сборе средств на храм. Часто гуляя по окрестностям, однажды государь зашел в этот кабак. Целовальник, не зная царя в лицо, предложил ему слить капельку на церковь и с обычным красноречием поведал ему о своем намерении. Царь обещал быть ему помощником в столь благочестивом деле и с тех пор, гуляя по окрестностям, всегда заходил в этот кабак.