Московские слова, словечки и крылатые выражения
Шрифт:
Настоящий очерк посвящен поэтическому, стихотворному творчеству лубочных литераторов.
У мастеровых, ремесленников, мелких торговцев — основных потребителей лубочной литературы — было двойственное и странное отношение к литературе. Сами литературные произведения пользовались у них уважением, но к сочинителям они относились с пренебрежением и сочинительство как занятие почитали делом пустым, а иной раз даже вредным и позорным.
Когда в конце XIX века некоторые из молодых обитателей Зарядья, почувствовав тягу к литературным занятиям и ощутив в себе литературный талант, начали писать и печататься, то это
Л. М. Леонов рассказывает, что его отец, известный в те времена поэт Максим Леонидович Леонов, работал в отцовской лавке «молодцом»: «резал хлеб, развешивал жареный рубец по цене двугривенный за фунт», а пиджак, в котором ходил к литературным знакомым, вынужден был прятать в дворницкой. «Собираясь в кружок, — пишет Л. М. Леонов, — молодой поэт тайком переодевался у дворника, а на рассвете, возвращаясь через окно, чтоб не будить родителя, в той же дворницкой облачался в косоворотку и поддевку для приобретения своего прежнего зарядьевского обличья».
И. А. Белоусов — сын портного — первые стихи печатал, чтобы не узнал отец, под псевдонимом.
Вообще в воспоминаниях писателей из народа много страниц посвящено рассказам о тех страданиях и преследованиях, которые они терпели за свое сочинительство от родных и близких, от среды, в которой родились и выросли.
И в то же время не было у этих неразумных гонителей лучшего развлечения, чем почитать или послушать книжку; с одобрением внимали они стихотворным монологам Петрушки, в которых тот издевался над всем проевшим плешь начальством: полицейским, мелким чиновником, участковым санитарным врачом, а порой и над самим зрителем.
Но в некоторых случаях жизни стихи ими же признавались прямо-таки необходимостью. Неосознанно, конечно, но с полной доверенностью они признавали, что поэтическое, стихотворное слово скорее доходит до сердца, чем проза.
Хорошо известна древняя пословица: «Книги имеют свою судьбу в зависимости от голов их читателей». Лубочная поэзия была рассчитана на образовательный уровень и вкусы совершенно определенного круга читателей, поэтому она придерживалась и определенного круга тем и понятий. Ее сила заключалась в том, что она была нужна людям. Но, потакая вкусу своего читателя (часто грубому и низкому), она в то же время выполняла те же задачи, что и большая литература: приобщала к чтению, возбуждала умственные и эстетические потребности.
Лубочная поэзия — очень обширная тема, здесь мы коснемся лишь некоторых ее сторон.
Никольские поэты были литераторы-профессионалы, поэтому и дело их было поставлено профессионально.
В одном из номеров «Брачной газеты», издававшейся в Москве в начале века, поэт, скрывший свое имя под звучным псевдонимом Мариор (но указавший свой точный адрес: Шереметьевский переулок, дом гр. Шереметьева, кв. 61), поместил объявление о приеме заказов «на составление стихотворных публикаций от женихов и невест»:
Невесты, вашего вниманья! И вас прошу я, женихи, Иметь немного хоть желанья — Прочесть внимательно стихи. Я, господа, рекомендуюсь: Ваш стихотворный рекламер! Могу воспеть, не обинуясь, Богатства, связи, стан иль взор… Наследство, ренту, иль брильянты, Иль голос, слаще соловья, Характер, милые таланты — В стихах готов прославить я.Тут же можно прочесть и образец «стихотворной публикации от жениха»:
Грущу, страдаю, одиночеством томлюсь И святому провиденью я усиленно молюсь! Дай же мне отраду в жизни, утешенье и покой, Чтобы мог иметь я радость, распростившися с тоской. Не поможет мне гитара, мандолина и кларнет, Все противно мне на свете, коль подруги жизни нет. Отзовись же, дорогая, дай свободно мне вздохнуть, Чтоб могли рука с рукою мы пройти житейский путь! Вот такой невесты милой А.М.К. давно уж ждет, Он в Москве, на Красносельской, 38 лет живет.Широко использовались услуги Никольских поэтов для рекламы. Вот, например, рекламное объявление «Санкт-Петербургской парикмахерской». Крупная гравированная картина. На ступенях широкого крыльца, ведущего в парикмахерскую, под большой вывеской стоят в белых рубахах усатые мастера-парикмахеры, впереди них, на первом плане, хозяин парикмахерской — молодец в белом кафтане, блестящих сапогах; усы, короткая бородка, волна кудрей откинута назад — настоящий гусляр Садко с оперной сцены. По сторонам крыльца большие фонари и тумбы с вязами, украшенные золочеными гирляндами цветов. Под этим изображением стихи:
На Страстном бульваре, ставят где пиявки, Господа, вы брейтесь, там же и стригитесь, Очереди ждите, но не бойтесь давки, И оттуда каждый выйдет, словно витязь. И бритье, и стрижка десять лишь копеек, Вежеталь, конечно, и духи бесплатно. Обстановка — роскошь; мастеров прекрасных Человек я двадцать у себя поставил, Посему я жду вас. Ваш Артемьев Павел.Услуги поэтов требовались также для сочинения эпитафий, поскольку надпись на памятнике в стихах представлялась более трогательной, чем в прозе.
Гораздо менее известны стихи «на случай» другого рода — стихи поздравительные к общим праздникам — Пасхе, Рождеству, Новому году, к семейным датам и торжествам. А их требовалось и сочинялось немало, гораздо больше, чем эпитафий. Правда, эпитафии высекались на камне, гравировались на стали, лились из чугуна, что обеспечивало им долгое существование.
Материалом для этого небольшого этюда о поздравительных стихах конца XIX — начала XX века, созданиях безымянных поэтов Никольского рынка, послужили воспоминания большого знатока московского быта И. А. Белоусова и стихи, попадавшиеся в изданиях того времени и старых рукописях.