Московские Сторожевые
Шрифт:
Совсем недавно конфуз произошел: один ушлый кинокритик про ту Жекину жизнь, где она актрисой Елизаветой Лындиной была, написал книжонку. Дрянь редкостная, между нами говоря. Жека, пока читала, вся исплевалась и изматерилась: все там переврали, начиная от рожденных на театральных и съемочных площадках афоризмов и заканчивая послужным списком ролей.
А уж про амурные дела, так и вообще учудили. Можно сказать, оскорбили светлую память актрисы Лындиной. Я подробностей не помню, но Евдокия очень недовольна была тем, что у нее, по этой книжонке, список амантов в три раза меньше всамделишного
Зато сейчас Евдокия сияет как масленичный блин — дескать, восстановили историческую справедливость, всех перечислили, кто ей был люб и дорог.
— Помнят меня, Ленусь. Мелочь, а приятно.
Я усмехнулась, прикидывая, не подрисовать ли телеизображению актрисы Лындиной густые чапаевские усы, а потом махнула рукой и отвернулась от экрана к шкафчику. Где-то тут у Дуськи такой чай был вкусный, не бергамотовый, не клубничный, а этот… с мятой. Тоже черный, но густой, даже без меда хорошо идет. Да и куда мне мед-то сегодня, и без того скоро все слипнется.
Жека, кажется, последнюю мысль слегка подслушала. По крайней мере оттяпала себе самый большой кусок «Праги», с густой шоколадной вязью. Тот самый, на который я глаз положила. Все-таки бесстыжая она! Вечно ей все самое вкусненькое надо.
Я хихикнула, стараясь не расплескать заварочный чайник, потом тоже взялась за нож. Эх, хорошо…
— Лен, — сладко выдохнула Жека, отскребая крем от блюдечка, — а чего ты вообще торт приволокла? Ты же на диете…
Я замялась:
— Да не знаю. Как проснулась — так и сладкого хочется, ну вот хоть повесься. Знаешь такое?
— Знаю, ага… Стресс это, Ленка. Стресс в чистом виде, от него калорий не бывает… — Евдокия разглядывала развалины «Праги», прикидывала, не откромсать ли себе еще. Потом мужественно срезала уголок от увесистой черно-бисквитной порции. — Уй, ну как же вредно, а. — И она почти заурчала, как кошка. — Лен, я чуть не забыла… Ты ж звонить хотела, ну? — Жека подтянула к себе салфетницу. Там у нее визиточки лежали, листовки всякие рекламные, еще какая-то бумажная ерунда. Вроде непорядок, а удобно. Вот выудила оттуда какой-то прямоугольничек. «Салон „Медея“. Косметология, гинекология, умеренные цены, опытные специалисты, анонимность гарантируется».
— Давай звони… Пусть хоть так, а тринадцатого мы тебя отметим…
Я снова замялась. Ну да, было дело, проспорила я Дуське это все: если до Нового года не распечатаюсь, то к врачу наконец схожу. Не хочется, если уж честно говорить, но…
Организм требует, девственницам работать тяжелее, изматываются чаще. Ну не хочется, а надо.
— Дусь, так у них же праздники, наверное….
— Ничего, на автоответчике запишешься, — отмахнулась Жека. Потом проглотила кусочек «Праги» и добавила: — А вообще, не должны. Я их контору хорошо знаю, там, как в скорой помощи, и по ночам работают.
Я пожала плечами, но цифры на телефоне набрала. Вслушалась в «Вальс цветов», как-то порадовалась, что он у них в трубке с начала звучит, а не с середины, не люблю я, когда классику кромсают, потом решила дождаться автоматического секретаря.
— Диагностическая клиника «Медея» приветствует вас…
Ну и ладно, сейчас запишусь, а потом не приду, тоже мне, проблема нашлась.
— Мне надо записаться на одну процедуру, на третье число… Я еще перезвоню.
Жека пнула меня под столом. Прямо по щиколотке. И жевать перестала, вслушиваясь в мое беканье.
— На какую именно? — отозвался телефон живым человеческим голосом. Хоть и пьяненьким слегка.
Я замерла.
— Ну я ж тебе говорила, они круглосуточные. — Евдокия цапнула сигареты.
— Алло?
Кусок торта дожидался меня на тарелочке. Осыпался черными бисквитными крошками на расписные розочки и тюльпаны, таял густым кремом… И ложечка так была кокетливо к блюдцу прислонена, что прям… ну вызывающе как-то. Соблазняет. Там, где мы ужинали вчера, совсем иная сервировка была, но это роли не играло. Потому как Андрюша с приборами именно так обращается. По старому этикету не сильно хорошо, а вот ему идет. И руки такие вроде сильные, а аккуратные, ложечка в них не кажется маленькой и неуместной, а просто держится. Ну не как оружие, конечно, а как… Хотя ему, наверное, и нож идет. Он же с ним умеет работать, да? Надо будет узнать.
— Алло, девушка… Вас на какую процедуру записывать? — курлыкнула незнакомка в аппарате. — Я не слышу, повторите, пожалуйста.
— На хирургическую дефлорацию, — нараспев протянула я и повесила трубку.
— Ленка! Струсила, да? — Жека разочарованно курила. — Эх ты, трусиха-колбасиха!
На экране тем временем передача плавно завершилась. Только что Жекина прошлая жизнь горделиво на зрителей поглядывала, щурила глаза и выдыхала слова памятной роли, а теперь там снег густыми хлопьями шел — «Ирония судьбы», самое начало…
— Не струсила. Сама решусь…
— Ты ж с ним… Вот только не говори, что опять в Семена… — охнула Жека. — Хотя, ты знаешь, с ним, в принципе… Он же как холостой уже сейчас…
— Да нет. — Я покрутила опустевшее блюдце. Гадать по такому неудобно, кто бы что ни говорил. Нам для работы квадратная посудина нужна, на четыре угла — север, запад, юг, восток. А это так, мирские выдумки. — Не Семен.
— Да? Ну и славно, отцепилась от мужика… — порадовалась Жека. Потом на «Прагу» глянула и добавила мстительно. — А вкусный торт-то… Вредный, конечно, но… Удовольствие того стоит.
Хорошо, что в прихожей звонок заголосил, спас меня от неудобного молчания. Пускай Жека с соседями потреплется, я как раз хоть улыбаться перестану. Ну так улыбаться, неприлично…
На пороге стоял букет. Серьезный такой кусок оранжереи, к которому невесть зачем прилагались ладные мужские брюки с начищенными ботинками. В ногах четко ощущалась неуверенность, а от цветов нахраписто пахло жареной свининой, той самой, что вовсю готовили Жекины соседи по этажу.
— С наступающим, — отозвалось ботаническое чудо серьезным мужским голосом. — С Новым годом тебя, Женечка.