Московские сумерки
Шрифт:
– Я не знаю, – продолжал он, – но если бы я возглавлял крупную организацию, то непременно завел филиал в столице нашей империи… извини, нашего Союза. А ты разве не завел бы?
– Как бы мне войти и повидаться с ним?
– Старик, я всего лишь милицейский капитан, но не думаю, что даже армия сможет ворваться сюда. Его люди просто перестреляют милиционеров. Они прошли армейскую выучку и вооружены самым современным оружием. Слышал ли ты, что, по официальным сообщениям, только за прошлый год в Грузии из армейских складов похищено семь тысяч единиц автоматического оружия? Не говоря уже о сорока противотанковых ракетах. А для чего
– Пока не знаю. Иногда нужно просто забегать вперед и предвидеть то, что будет завтра. Не знаешь ли ты кого-нибудь из его людей, сидящих в тюрьме? Любого, с кем можно переговорить?
– Должен признаться, что в этом направлении мы ничего подходящего еще не запланировали.
– Ираклий, ты меня разочаровываешь.
– Однажды у нас в руках был его сын. Маленький Тамаз. Подробностей я не знаю: это было еще до начала моей службы в Тбилиси. Помнится, он отбывал срок в одном из лагерей.
– Он сейчас в Тбилиси?
– Конечно. Возможно, как раз в этом доме. Но у нас руки коротки дотянуться до него.
– А у вас в картотеке есть дело на Броладзе? Хорошо бы взглянуть на него. Может, за что-нибудь и зацепимся.
– Есть ли у нас дело на него! Он еще спрашивает! Да у нас дела заведены на пол-Тбилиси. А если бы и не было, я запросил бы в управлении КГБ. А у них-то уж дела на всех тбилисцев.
В Комитет госбезопасности обращаться не пришлось. В милиции хранились досье как на самого Тамаза Броладзе, так и на его сына Тамаза Тамазовича – «маленького Тамаза», а также человек на тридцать их подручных.
Серго начал читать первое досье – на отца.
Тамаза Броладзе впервые арестовали в 1949 году за торговлю на черном рынке станками, украденными с государственного завода, где он тогда работал. Но до суда дело не дошло – обвинения отпали. С тех пор официально он нигде не работал, что само по себе являлось крамолой, но никто не предъявлял ему обвинений в тунеядстве. Никогда не предъявляли ему обвинений и в каких-либо других преступлениях.
Сына его арестовали в 1979 году, в возрасте двадцати лет, по обвинению в изнасиловании. Еще до суда прокурор, который вел его дело, погиб в автомобильной катастрофе, но его заместитель, круглосуточно охраняемый милицией, довел дело до конца и добился, что Тамаза Тамазовича посадили на три года в исправительно-трудовой лагерь строгого режима. Однако уже через год с небольшим он оказался на свободе. И ему тоже больше никогда никаких обвинений не предъявляли.
Чантурия откинулся на спинку стула и долго тянул чай.
– Нашел что-нибудь? – спросил его Ираклий, сидевший за своим рабочим столом в другом конце кабинета.
– Не похоже, чтобы за ними числились дела, достойные паханов мафии.
– Тебе нигде не найти отпечатков пальцев старого Тамаза. Он хитрющий лис. А вот сынок его… – Ираклий пожал плечами. – Всю практическую работу делают рядовые члены мафии. Это как в партии. Дай-ка мне позвонить одному из моих людей, занимающихся организованной преступностью, – предложил Ираклий. – Может, он знает кое-что, чего нет в досье.
Этим сотрудником был Михаил Кавтарадзе, старший оперуполномоченный, приближающийся к пенсионному возрасту.
– Броладзе? – переспросил он. – Нет, в его деле многого не найти. Старый Тамаз не любит, чтобы на него хранились какие-то документы.
– А как насчет той кражи станков в 1949 году?
– А никак. Старый Тамаз замешан только в их продаже. Тогда он только начинал. Думаю, он продавал станки, потому что они плохо лежали: директор завода сам участвовал в этом деле. Впрочем, по-настоящему он начал свое дело с цветов. Покупал их, а не крал.
– С цветов? – не понял Чантурия.
– Ну да, с цветов. Старый Тамаз начинал работать водителем грузовика на том самом заводе. Говорят, он доставлял на своем грузовике станки на Украину. Пять дней туда и обратно, десять, если сломается что-то. Ну, а он управлялся за пару дней, устраивал «поломку», договариваясь с мастерской, которая составляла фиктивную ведомость на ремонт, возвращался назад, закупал полный кузов цветов и гнал грузовик в Москву, где распродавал цветы всего за один день прямо на стоянке автомашин около дома, где останавливался. Зимой цветы в Москве дороже золота – ну да вы знаете. К тому же их легче загнать, чем станки. Домой он возвращался в срок, с полными карманами денег. Крутя баранку целых десять лет, он не заработал бы столько, сколько за одну такую ездку. Через несколько лет на него работали все шофера в Грузии – даже те, кого в КГБ считали своими. В госбезопасности любят вербовать шоферов: они хорошие источники информации. Ну, вы-то об этом лучше нас знаете. До сих пор грузовые перевозки – его главный бизнес, в Грузии ничто с места не двинется без ведома Тамаза Броладзе.
– А как бы с ним встретиться? – поинтересовался Чантурия.
Прежде чем ответить, Кавтарадзе несколько секунд разглядывал Серго оценивающим взглядом.
– Он, может, и ответит на приглашение КГБ, – наконец произнес Кавтарадзе, – но не думаю, что будет разговаривать с кем-то из нас, присутствующих.
– Мне не хотелось бы посвящать в свои дела местное управление КГБ. Они носят специфический характер, их разматывает Москва.
Чантурия умышленно говорил неправду, потому что не знал Кавтарадзе. Он заметил настороженность в его глазах. Кавтарадзе был грузин, а кто знает, чья возьмет в конфликте Грузии с Москвой? Впервые Серго прочувствовал на собственной шкуре, что могут думать о нем русские, с которыми он работает рука об руку.
– Единственное, что можно сделать, – найти кого-то, кто знает старого Тамаза, – предложил Кантарадзе. – Нужно найти посредника, которому он доверял бы. Кого-нибудь, у кого есть друзья на той стороне. Но я не знаю никого подходящего.
– В делах говорится, что его сын мотал срок в лагерях.
– А-а, это! Да, – Кавтарадзе пожал плечами. – Но, в общем-то, не за преступление – так, за изнасилование. Нетрудно было догадаться, на что он намекал: «Вы же должны понимать: парень был совсем молодым».
– Возможно, я и знаю человека, у кого есть друзья на той стороне, – подумав, ответил Чантурия.
– 24 —
Понедельник, 10 апреля 1989 года,
3 часа дня,
Дома у Микадзе
Георгий Микадзе сидел на балконе своей квартиры в центре старого Тбилиси, на скамье, обтянутой потертым зеленым бархатом. Полностью изолированный балкон являлся как бы продолжением квартиры, он немного выступал и нависал над улицей. Скамья занимала почти весь балкон, внутри обшитый темным мореным дубом, инкрустированным извилистым абстрактным узором. По бокам балкона были узкие окна, через которые просматривались оба конца тесной улочки.