Московские тени
Шрифт:
– Пожалуйста, проходите.
Музей состоит из одного зала. Раньше, наверное, здесь отпевали почивших можайских мещан, а теперь приспособили под выставку всякой исторической всячины.
Мы не спеша, молча бродим вдоль стендов, осматриваем лежащие и висящие за стеклом экспонаты… Источенные ржавчиной гвозди, топоры, долото «XVIII – нач. XIX вв.»; парковая скульптура «Вакханка» с отбитым носом; «Морской пейзаж» неизвестного художника середины прошлого века и современный портрет Льва Толстого «Первые страницы о Бородине», где у великого писателя лицо молящегося баптиста…
Вижу, Дэн скривился недоуменно. Борис откровенно скучает. Мне тоже заинтересоваться нечем, а недоумевать лень. Мысленно превращаю истраченные шесть рубликов на этот псевдомузей в аппетитный хот-дог с кетчупом и горчицей… Да, жутко хочется есть. Это уж как водится, когда гаш отпускает.
– Херня какая-то, – бормочет Дэн, еще раз обводя зальчик изумленными глазами.
Борис точно бы только и ждал таких слов, мгновенно подает голос:
– Что, Синька, насмотрелся? Доволен? Вот всегда так – сначала меня не слушаете, а потом…
Но Дэн и на этот раз его не слушает, быстро выходит вон. Спрашивает с обидой женщину:
– Это и весь музей?
– Да, – бесцветно отвечает та, – вся экспозиция.
– Ну и ну! Такого я еще не видел. Пять гвоздей, две картинки, обломок статуи…
Борис за его спиной иронично хмыкает:
– В этом есть свой шарм, кстати.
Музейный работник начинает нервничать, поправляет очки. Смотрит на нас воинственно.
– Еще и билет – два рубля! – продолжает негодовать Дэн. – И не стыдно… У вас же город чуть не древнее Москвы! Мож-жайск!..
– Все ценные экспонаты в двенадцати километрах отсюда, – наконец не выдерживает женщина, – в Бородино! Здесь музей вообще не положен. Районный центр. И так на энтузиазме, как филиал Бородинского…
Тут и меня дернуло встрять. Объявляю:
– В Сибири у нас, тоже в райцентрах, такие музеи! В Минусинске, в Шушенском, даже в Туране занюханном. Просто привыкли все на Бородино сваливать. А у вас же такой город действительно – и французы, и немцы, и татаро-монгольское иго…
– Э, – отмахивается Борис, – это уже сказки. Не было никаких монголо-татаров.
– Как это не было?
– Да так, по новейшим исследованиям. Это просто русские князьки друг с другом цапались, а потом на татар все свалили. Батый, например, князьком был. – Голос у Бориса серьезный, он явно не стебается; даже и ответить ему нечего. – Читали труды Фоменко и Носовского? «Русь и Рим», «Империя», «Новая хронология Греции»? Там доказано с математической точностью, что вся общепринятая хронология – блеф полнейший. До пятнадцатого века вообще все было не так. До книгопечатания… Иисус Христос, например, жил не в первом веке, а в девятом веке истинной хронологии, которую потом похерили.
– Ладно, кончай, Мускат, – потянул его за рукав Дэн. – Пора в гостиницу, а потом бухать.
Но Бориса не остановить. Увлеченно втюхивает в наши уши какую-то свежеиспеченную хрень.
– Не было ни Македонского, ни Чингисхана, ни Тамерлана. Точнее – был кто-то один, а потом, в эпоху так
– Я не понимаю, – внятно сознается музейный работник. – И Наполеона тоже не было?
Борис вздыхает:
– Наполеон-то был. Нес культуру для Европы, дух великой Франции, а его на остров к неграм.
– Пошли, – снова тянет его к выходу Дэн, – надо бухать. Курнем, Мускат…
Борис уже было направился к выходу, но тут женщина, раскачавшись для спора, чуть не вскрикнула:
– А как же сероводородный анализ?! Да есть масса способов определить возраст археологических находок.
– Фигня эти анализы просто-напросто, – Борис презрительно морщится. – Сделайте анализ вот этому стулу, получится разброс в тысячу лет. Смешно доверять анализам. – И он, вспомнив интересное, вновь бешено заверещал: – Уже доказано, что все труды античных авторов – ну там Аристотеля, Гомера, Платона – были написаны в эпоху Возрождения. Петрарка был в Риме, когда ни Колизея, ни всех этих дворцов еще не было, они только строились. Он сам выдумал легенду, что Рим был великим городом, а по правде это наступило как раз при жизни Петрарки. И такие факты на каждом шагу…
Никто речь Бориса, вижу, всерьез не принимает. Я – тем более. Стою и хмыкаю. Женщина занялась наведением порядка на столе… И, отчаявшись нас убедить, Борис плюется, выбегает из церквушки-музейчика.
– Книги надо читать настоящие, следить за наукой! – повизгивает. – Еще Ньютон об этом писал хрен знает когда, и до сих пор приходится доказывать!.. Им дали сказочку, а они пятьсот лет в нее верят!
Гостиница, конечно, убогая. На желающих в ней пожить смотрят как на инопланетян. Да и кто здесь что забыл, в этом беспонтовом городишке…
С большими проволочками нас оформили на сутки и запустили в трехместный номер.
– Ну ничего, – оглядывая его, оценил Борис, – почти как в общаге. Клопов, надеюсь, нет.
Я хмыкнул:
– Какая же гостиница в русской провинции без клопов…
Пожилая, унылая горничная принесла белье. Сунула все три комплекта в руки Дэна.
– За семьдесят рублей можно бы и застелить, – пробурчал тот.
Горничная стала еще унылей, ответила кое– как:
– Сейчас ключ принесу. – Вышла.
– Это тебе, Синь, не «Измайлово», – объяснил Борис, понюхал простынь. – Пять лет в шкафу лежало – пылью пропахло.
Помаялись в номере, не зная, что делать. Наполнили графин водой, выпили по стакану. И как только горничная выдала нам ключи, отправились совершать то, зачем забрались в этот Можайск.
5
– Кур-раж-мураж! – провозгласил Борис, завидев на противоположной стороне площади «Бородино». – О, как долго я ждал!
Уже почти стемнело, «КамАЗы» перестали выскакивать из ворот предприятия или стройки. По тротуарам и прямо по проезжей части не спеша шли люди. Видимо, с наступлением вечера и здесь принято отдыхать.