Московский апокалипсис
Шрифт:
– Здравствуйте, Пётр Серафимович! – приветливо сказал офицер. – Рад обнаружить вас в добром здравии! Кого это вы волочёте и куда?
– Пожарский! Это вы? Немедленно освободите меня от этого колодника! – приглушённо забубнил снизу Яковлев. – Я вам приказываю!
– А, это наш главный легавый пёс, – угрюмо хмыкнул квартальный. – Решил вас заарестовать, что ли?
– Как видите, Фёдор Петрович. И это после всего, что было… – горько ответил Ахлестышев. – Я его сейчас в окно выкину, и будь что будет!
– Не марайтесь об дерьмо, Пётр Серафимович, – остановил его Пожарский. –
Бывший партизан разжал хват, и Яковлев с руганью разогнулся. Весь в красных пятнах, он стал платком вытирать идущую из носа кровь и орал при этом:
– Полиция! Сюда! Схватить! Заковать! Не потерплю!
Квартальный дал ему прокричаться и спросил спокойно:
– По какому праву вы напали на господина Ахлестышева? Он вас за это и к суду может привлечь.
– Меня – к суду? – опешил следственный пристав. – Да он беглый каторжник! Вы чего его не арестовываете? Я же вам приказал!
– Будет ещё всякая сволочь мне приказывать!
– Что?!
– То, что слышал. О твоих проделках в Москве уже доложено куда следует. Такие, как Ахлестышев, жизни не жалели, а ты грабил! Думал, никто ничего не узнает? Узнали!
Яковлев побагровел ещё больше.
– Ах ты..! Немедленно идём к обер-полицмейстеру! Там этого беглого закуют в железо! Он у меня ещё получит тачку в руки!
– Идём, – тут же согласился квартальный. – И посмотрим, что Пётр Серафимович там получит.
Растолкав толпу, Яковлев без стука ворвался в начальственный кабинет и заорал с порога:
– Ваше превосходительство! Пётр Алексеевич! Караул! Каторжники власть начали за носы таскать! Скоро и резать начнут. А квартальный надзиратель Пожарский потворствует! Прикажите принести кандалы и заковать негодяя!
Обер-полицмейстер неохотно поднял голову от бумаг – глаза у него оказались красные от переутомления.
– Что такое? Фёдор Петрович, доложи толком: зачем кандалы и кто кого за носы таскает?
– Это Ахлестышев, ваше превосходительство. Помните, утром вы меня о нём спрашивали? Вот, пришёл. А следственный пристав Яковлев пытался его за ворот…
– Столбового дворянина за ворот? – удивился Ивашкин и встал. – Да за такое нос ему надо было с корнем оторвать! По самые ягодицы…
Сыщик развёл руки в полном недоумении.
– Ваше… да как же… Вас вводят в заблуждение! Имеется приговор суда, вступивший в силу! Ахлестышев убийца, он сбежал из-под конвоя, воспользовавшись суматохой. И чёрт знает, чем занимался при французах! Каторжная рожа… У!
И замахнулся на Петра кулаком. Тот сделал шаг к нему, и Яковлев проворно спрятался за квартального надзирателя.
– Молчать! – гаркнул обер-полицмейстер так, что задрожали стёкла. – Не сметь оскорблять героя, столбового дворянина и русского офицера!
– Какого офицера? – окончательно смешался сыщик. Вместо ответа генерал-майор взял с края стола бумагу, развернул её и стал читать с выражением:
– “Настоящим именным Указом Правительствующему Сенату объявляем Мы Нашу волю:
Подданного Нашего Петра Серафимовича Ахлестышева восстановить во всех личных, сословных и приобретённых правах и преимуществах.
Охотника из дворян Ахлестышева согласно его просьбе причислить к гвардейской артиллерии с присвоением ему офицерского чина прапорщика. Старшинство чина считать со второго сентября нынешнего года.
Прапорщика Ахлестышева за военные его подвиги против Французов, и оказанное им мужество при организации разведочной деятельности в захваченной противником Москве, наградить орденом Святаго Равноапостольнаго князя Владимира четвёртой степени с бантом.
Объявить прапорщику Ахлестышеву, что Мы пребываем к нему всегда благосклонны.
Александр”.
Кровь прилила Петру в голову. Вот оно! Случилось! То, что обещал Ельчанинов, то, о чём сам он мечтал столько дней – наконец произошло. Снова человек! Не беглый каторжник, прячущийся от правосудия, а столбовой дворянин из “Бархатной книги”. И теперь он может жениться на Ольге!
Генерал и полицейский офицер крепко пожали Ахлестышеву руку. Он оглянулся: Яковлев задом пятился от него к двери. Чёрт с ним!
– Первая хорошая новость за сегодня, – сказал, по-доброму улыбаясь, Ивашкин. – А то одни беды да страдания вокруг. Хоть кого-то осчастливил… Я ведь помню, как вас в этом кабинете наветчики убийцей выставили. Да… Разберёмся мы с Яковлевым, Пётр Серафимович, дайте только время. На него множество жалоб. Не сойдёт ему на этот раз с рук. [86] Но это ведь не всё! Про вас ещё имеется бумага. Из ставки. Где же она? Вот! Читайте.
86
Г.Я. Яковлев остался безнаказанным и продолжал свои махинации: отпускал за взятки виновных и осуждал тех, кто не имел возможности откупиться. Благополучно вышел в отставку в 1828 году в чине коллежского советника.
Буквы прыгали у Ахлестышева перед глазами, но он взял себя в руки и прочёл:
– “Приказ по действующей армии за нумером 1606 от 15 октября 1812 года. Полотняные Заводы.
Прапорщику гвардейской артиллерии Ахлестышеву немедленно прибыть для прохождения службы в распоряжение начальника Высшей воинской полиции надворного советника барона фон Розен. Подписано: Кутузов. Копия верна: дежурный генерал Коновницын”.
Пётр не успел даже осознать эту новость, как обер-полицмейстер указал ему на вещи в углу кабинета.
– Ваши. Были приложены к бумагам. В мешке, я поглядел, офицерские сапоги лежат. Отдельно сабля. В седельном чемодане, полагаю, найдёте и весь мундир. А теперь прошу меня извинить – дела… Желаю успеха!
И генерал повернулся к Пожарскому.
– Фёдор Петрович. Идите сейчас оба в диванную, и помоги там господину прапорщику обмундироваться по форме.
В дверь просунулась физиономия секретаря.
– Ваше превосходительство, депутация от замоскворецкого купечества. Прикажете впустить?