Московский клуб
Шрифт:
Слуга неопределенно качнул головой: алкоголь Олово не употреблял ни в каком виде. Кирилл сделал еще один глоток, выбрался из кресла и прошелся по залу.
— Пусть Таратута поможет Абу-Саиду хорошо провести время в Анклаве, познакомит с нужными людьми, проведет по нужным местам… ну, как обычно. Недели через две пусть вербует: лишний человек в посольстве нам не помешает.
Олово кивнул. Окончательно посерьезневший Грязнов поставил бокал на резной столик и поинтересовался:
— Поднебесники еще не собирали граверов?
Слуга отрицательно качнул головой.
— Но соберут обязательно, — продолжил Кирилл, перебирая черные жемчужины. Дракон недовольно вертелся, словно стараясь цапнуть антиквара за палец. — Не забудь появиться на вечеринке.
— Обяза-ательно, мастер, — кивнул Олово.
АНКЛАВ: МОСКВА (ПРИБЛИЖАЕТСЯ) БОРТ ДИРИЖАБЛЯ «МАРКО ПОЛО»
РАЗУМНЫЙ ЧЕЛОВЕК УМЕЕТ СОВМЕЩАТЬ ПРИЯТНОЕ С ПОЛЕЗНЫМ
Тао обожал путешествовать на цеппелинах. Неспешные,
С другой стороны, полет на цеппелине имел немаловажное преимущество: безмятежное путешествие располагает к размышлениям, и Тао имел прекрасную возможность еще раз продумать, просчитать, проработать все нюансы предстоящей операции. Сложнейшей акции, тщательно разработанной под личным руководством генерала Ляо. Масштаб операции впечатлял. Успех мероприятия гарантировал полковнику блестящие карьерные перспективы. Неудача… А вот о неудачном исходе Тао даже не задумывался. Все продумано, все подготовлено, все рассчитано до мелочей, все шаги контролируются, и любая нештатная ситуация будет преодолена. В распоряжении полковника имелись все ресурсы, которые могла предложить Народная республика: безлимитное финансирование, полная поддержка московской Триады, специальная боевая группа, составленная из лучших оперативников военной разведки, неограниченные права при проведении операции. Другими словами, ядерный удар по Анклаву был единственным, чего не мог требовать полковник. Тао понимал, что просто так такие полномочия и такую власть не предоставляют, спрашивать с него тоже будут по самому большому счету, и был готов к игре.
И только одна маленькая деталь немного смущала полковника — внезапная смерть Шэнхуна. Гибель заместителя, вертолет которого взорвался над океаном неподалеку от Сингапура, слишком уж совпала по времени с началом операции. Разумеется, Тао приказал провести самое тщательное расследование, убедился, что с несчастным майором расплатились террористы из «Бригад Восточных Тигров», требующих отделения от Народной республики Индонезии и Малайзии, но, как говорится, осадок остался. Смерть Шэнхуна заставила полковника в очередной раз перепроверить все детали операции и в очередной раз убедиться, что предусмотрено решительно все. Срыв невозможен.
И именно поэтому, наблюдая с панорамной площадки приближающийся Анклав, Тао был абсолютно спокоен. Напрочь забыв о делах, он любовался длиннющим «Дядей Степой», знаменитой «Тройкой» и, конечно же, великолепным «Подсолнухом». Маршрут цеппелинов был специально проложен таким образом, чтобы гости Анклава смогли оценить всю его прелесть с высоты птичьего полета, удивиться снующим на небывалой высоте мобилям: московские эстакады поднимались даже выше токийских — и улыбнуться застрявшим между небоскребами облакам. Сити уже лежал под ногами Тао, а ключи от него полковник собирался добыть в ближайшее время.
ГЛАВА 2
* * *
Репутация человека нарабатывается годами, разумные люди старательно выстраивают ее, прекрасно понимая, что имя дает вес, положение в обществе, авторитет. Репутация складывается из громких поступков и случайных мелочей, из продуманных шагов и неожиданных срывов, репутация — портрет, на который ориентируются окружающие. Ведь это так просто: не узнавать человека, не тратить время на общение с ним, а просто послушать, что говорят о нем другие. Узнать о его репутации. Разумеется, портрет в каждом случае будет свой: кто-то видит в человеке друга и готов прощать ему любые поступки, находя объяснение и подлостям и жестокостям. Враги наоборот: описывают каждый его шаг с отрицательной стороны, находя корыстные мотивы даже в благотворительных акциях. И лишь немногие способны смотреть на людей ровно: так, как они того заслуживают. Для этих, последних, слово «репутация» не значит ничего, они рассматривают не прошлое, а настоящее, холодно оценивая поступки строго в контексте реальной ситуации. Они способны сложить из частного цельную картину, проникнуть в самую суть, разобраться и сделать единственно правильный вывод. Таких людей меньшинство. Для всех остальных ты не более чем совокупность дел и высказываний, газетных заметок и мнений окружающих. Не человек, а репутация. И в какой-то момент она начинает диктовать правила поведения. В какой-то момент ты уже не в силах поступать так, как желаешь, а вынужден делать то, что должен. Совершать поступки, которые от тебя ждут, поддерживать свою репутацию. Очень немногие позволяют себе пренебрегать ею.
Доктор Максимилиан Кауфман, директор московского филиала СБА, славился тем, что никогда не прощал своих врагов. Хорошо это или плохо — вопрос другой, но за те двадцать лет, что он охранял Анклав, Мертвый сумел донести до всего мира простую мысль: тому, кто покусится на Москву, пощады не будет. Дознаватели Кауфмана с маниакальным упорством изучали все детали вражеских атак, вынюхивали самые слабые следы, самые тонкие связи, находили всех, кто был причастен к операции против Анклава, и жестоко наказывали. Не важно, сколько времени прошло после атаки: доктор был злопамятен. Непосредственных исполнителей старались взять живыми, чтобы подвергнуть безжалостным пыткам, вычислялись и истреблялись заказчики, не забывались и мелкие сошки: всех, кто так или иначе помогал врагам Кауфмана, ожидало возмездие. На первых порах прямолинейность Макса лишь ухудшила ситуацию, две террористические организации объявили награду за его голову, в течение года в Сити прогремели пять взрывов, унесших жизни семи сотен людей, а лучшие ломщики выстраивались в очередь, чтобы наказать «тупого солдафона». Общественность выражала крайнее недовольство, боссы корпораций морщились, в Цюрихе подбирали новую кандидатуру на пост директора, а Мертвый продолжал упрямо гнуть свою линию: если мои действия вызывают агрессивную реакцию, значит, я был недостаточно тверд. Обе группировки, осмелившиеся на опереточные шаги, были ликвидированы в течение полутора лет, преданные лично Кауфману головорезы из Отдела прямых переговоров путешествовали по всему миру, вычисляя и уничтожая его врагов. Набравшиеся опыта московские машинисты научились работать против самых лучших ломщиков, пресекая попытки проникновения в сеть на самых ранних стадиях. Взрывы прекратились — общественность успокоилась, ломщики присмирели — корпорации вздохнули с облегчением. В Москве стало безопасно, и благодарить за это следовало ругаемого всеми Мертвого. Разумеется, настолько далеко великодушие верхолазов и общественности не распространялось — благодарить доктора Кауфмана никто не собирался. Его продолжали считать недалеким солдафоном, слишком просто воспринявшим приказ «обеспечить безопасность», в некоторых информационных каналах над ним даже посмеивались, но все сходились во мнении, что пост директора следует пока оставить за ним. И никто не обратил внимания на то, что все попытки действовать по рецептам Мертвого неизменно проваливались. Никто не подумал, что для победы над врагами требуется гораздо больше ума, хитрости и воли, чем для переговоров с ними. Никто не знал, что большую часть статей, в которых едко высмеивались ограниченные способности туповатого директора СБА, Максимилиан Кауфман редактировал лично. Мертвый хорошо знал людей.
Но была одна история, которая никак не вязалась со светлым образом прямого, как гвоздь, служаки, всегда идущего по следу до конца. Был один человек, ломщик под ником Чайка, который атаковал Анклав Москва и остался в живых. А если быть более точным — Кауфман оставил его в живых. В той операции Чайка не играл главной роли, он был всего лишь одним из трех помощников знаменитого Каскада. Обычный промышленный шпионаж — ломщики пытались слить секретные разработки «Хруничева» по заказу Омарского эмирата — закончился кровавой баней. Каскада взяли живым и долго «интервьюировали» в подвалах «Пирамидома», двух его помощников безы настигли в течение дня и расстреляли прямо на улицах «как оказавших сопротивление», а вот Чайке удалось вырваться. Он бежал, петлял, заметал следы, он забился в самый дальний уголок Анклава Рио и два дня не выходил из надежной норы. Но голод выгнал Чайку из убежища, заставил выйти на улицу, чтобы там, у вонючей забегаловки, торгующей соевым супом, понять, что безы рядом. Чайка навсегда запомнил липкий страх, сиропом расползшийся по телу. Ноги отказались идти, руки повисли плетьми, а в голове крутилась всего одна мысль: «Конец!» Он не просто чувствовал — ЗНАЛ, что они рядом. Чайка сел прямо на тротуар и горько заплакал, ожидая выстрела в голову. Плакал, не замечая удивленных взглядов, изредка бросаемых в его сторону из безучастной толпы прохожих, плакал, прощаясь с жизнью.
А потом ощущение ужаса пропало. Не ушло со слезами, не закончилось вместе с истерикой, а просто исчезло, прекратив поток слез и заставив прийти в себя. Чайка понял, что безы ушли. Почему? Что побудило Мертвого оставить его в живых? Он задавал себе этот вопрос тысячи раз, но так и не смог придумать внятный ответ. Он пытался забыть ту историю, но рано или поздно вспоминал Каскада — и все начиналось заново. Мертвый. Проклятый Мертвый! Почему он принял такое решение? Почему поступился принципами?
Иногда Чайка просыпался среди ночи.
Он едва не сошел с ума. Шесть месяцев на успокоительных в тщетных попытках понять, почему остался в живых. Полгода в полубезумном состоянии. Чайка с трудом спас свою голову, а его ненависть к Кауфману усилилась многократно. И что бы ни стояло за неожиданным поступком директора московского филиала СБА, Чайка был полон решимости заставить Мертвого пожалеть о проявленной слабости.
АНКЛАВ: МОСКВА
ТЕРРИТОРИЯ: ШАНХАЙЧИК ЗАПРЕТНЫЙ САД, ЖАРКИЙ ПОЛДЕНЬ
НИКТО НЕ ЛЮБИТ ПОЛУЧАТЬ ПЛОХИЕ НОВОСТИ