Московский лабиринт. Дилогия
Шрифт:
– Знаете, Татьяна, я в трудном положении. Я очень хочу вам помочь. Но не смогу этого сделать, если вы не захотите помочь себе сами.
Ну, конечно. Добрый дядя прогнал злого и теперь рассчитывает на мою откровенность. Господи, как однообразно… Приём описанный в сотнях книжек и фильмов. Неужели, даже в «цээрушных» разведшколах не могут придумать что-нибудь оригинальнее? Или сама ситуация располагает к шаблону?
Будем подыгрывать, ничего не остаётся. Кофе – действительно, хороший, а булочки – и впрямь, замечательные. Когда ещё удастся такие попробовать. Может, вообще,
Я прожевала и изобразила глуповатую невинность:
– Что вы имеете в виду?
Он сверкнул белоснежными зубами:
– Не пытайтесь казаться менее умной, чем вы есть на самом деле. Вы – способная девушка. Я знаю, вы учились на первом курсе биохимического факультета. Почему бросили учебу?
– Потому что вы разбомбили университет.
Алан качнул головой:
– Мне очень жаль. В любом серьёзном деле бывают маленькие оплошности. Я уверен, что университет пострадал по ошибке. И кстати, вы еще так молоды, перед вами открыты перспективы… Почему бы вам не продолжить учёбу за границей? Это можно устроить.
– Мне нравится жить здесь.
– Понимаю ваши чувства. Но нельзя позволять иллюзиям лишать вас будущего. Сейчас Россия – лишь устарелое географическое понятие.
Он торопливо поправился:
– Я имею в виду то трудное положение, в котором оказалась ваша родина. Приобретя квалификацию, опираясь на знания, а не на старые химеры, вы могли бы лучше ей помочь.
Доверительно склонился в мою сторону:
– Поверьте, милая Татьяна, я уже не молод и имею кой-какой опыт. Экстремизм не решает ни одной проблемы. Наоборот, он их создает. И никто сейчас не делает больше для этой страны, чем правительство Гусакова и Международный Совет.
– И Рыжий? – уточнила я, наивно хлопая ресницами.
Это становилось почти забавным. Он, действительно, рассчитывает так запросто меня обработать? Что называется, «промыть мозги» в дружеской беседе. Нет, на дурака не похож. Какой-то козырь у него должен быть. Пока что, он развлекается. «Чешет» по шаблону, не задумываясь, а сам не спускает с меня глаз – будто хочет насквозь увидеть.
Алан засмеялся:
– Я же говорил, некоторые иллюзии трудно преодолевать. Так часто бывает. Великих реформаторов современники не ценят. А потомки – ставят памятники. Анатолий Борисович делает всё, чтобы экономика бывшей России стала эффективной. Многие предыдущие правители любили рассуждать об этом. А он не только говорит, но и делает.
Ну вот. Наконец, прорезалось словечко «бывшая».
Уловив что-то в моем взгляде, американец посерьезнел:
– Да это тяжело. Порой, это больно. Я сам искренне переживаю за великий русский народ. Но это – необходимые временные меры. Через несколько лет вы не узнаете эту страну.
Уже и сейчас не узнаю. Представляю, что будет еще через несколько лет.
– Я давно знаком с Анатолием Борисовичем. У него есть одно качество, уникальное для политика, – продолжал ораторствовать Алан, – Да, он не популист. Но он всегда выполняет обещания. Помните, как быстро удалось навести порядок в Воронеже?
Комната слегка качнулась вокруг меня. Изображать наивность вдруг стало тяжело. Невыносимо…
Воспоминание. Мучительно-яркое…
Огромное, чуть припорошенное снегом поле. Вмерзшие в землю тела – по всему полю… И где-то среди них – трое самых родных и близких… Я искала. Вглядывалась в изуродованные лица. Кровоточащими пальцами разрывала мерзлую землю. Слепла от слез.
Не нашла…
Рыжий выполняет обещания…
– … Явные позитивные сдвиги, – будто через вату доносился голос Алана, – Население больше не ощущает нехватки продовольствия. С этим нельзя спорить. Это факты…
Да, Тула – сытый город. Почти, как Москва перед войной. Здесь хватает ярких витрин. Сюда не допускают беженцев. Но я знаю, что стоит отъехать километров на триста-четыреста…
Лишенные света и тепла, полумертвые города. Убогие деревни… И тощие ребятишки вдоль обочин автомагистралей – каждый раз, когда проходит натовская колонна. Они ждут. Иногда им везёт и миротворцы начинают швыряться монетами.
Однажды я тоже ждала у обочины. Я была старшей в кампании таких же замурзанных существ. Нам не повезло. Самые добрые и щедрые – немцы. А в тот раз, мы нарвались на литовцев. В детей полетел град пустых бутылок. Литовцы хохотали, тренируясь в меткости. Один из мальчиков, лет шести, не сумел увернуться. Упал с разбитой головой.
Я взяла камень и у поворота догнала ту машину. Швырнула булыжник в их рожи… Не промахнулась. И отсиживалась в канаве, пока над головой свистели пули…
– … конечно, миротворческий контингент сыграл свою роль в борьбе с анархией. Но сейчас обстановка стабилизировалась. И пытаться раскачивать её – безумие.
Я подняла голову:
– Стабильность? Да, на кладбище всегда спокойно…
Глава 2
– Жаль, Татьяна, что у нас не получается разговор, – менее задушевным тоном констатировал Алан, – Наше сотрудничество было бы полезным в первую очередь для вас.
Странно, но в глазах его мелькнуло что-то вроде удовлетворения.
Я вдруг поняла. Он не зря языком молол. И про выдающиеся способности Рыжего. И про остальное… Он знал, обо мне куда больше, чем казалось вначале. И ждал, что я сорвусь. Пусть в мелочи… Как опытный кукловод, дергал за нужные ниточки. Словно, готовил меня для роли в будущей пьесе и хотел узнать, на что эта кукла пригодна.
А я поддалась, как дура. Наивная дура. Или это кофе так действует?
– Что вы понимаете под сотрудничеством? – осторожно уточнила. Может, еще удастся потянуть время.
Американец прищурился и в этот раз обошелся без долгих предисловий:
– Например, мне интересно было бы поговорить о системе «Стилет».
Будто январский ветер пронесся по комнате. Вот оно… Алан наконец-то выложил козырь. Они знают. Михалыч что-то успел сообщить в штаб. Информация дошла до предателя. Значит, шансы уцелеть практически нулевые. Они будут резать меня на куски, пока не вытряхнут всё.
Я улыбнулась, хотя это было нелегко:
– Как вы сказали? «Стилет»? Первый раз слышу…