Московский оружейник
Шрифт:
Мать вышла проводить Рюрика. Казалось, что она была довольна обликом Деметрия, поскольку с её лица сошло тревожное выражение, и она ласково смотрела на гостя.
Когда Рюрик сел в сани, вовсю занималась заря, и звёзды побледнели. Грек направился не прямо в Кремль, но свернул на запад и выехал к Неглинной.
Через час к жилищу оружейника подъехала группа из пятерых мужчин. У них был мрачный, злодейский вид, и убийство отметило их лица своей печатью. Они вошли в дом, но не обнаружили свою добычу. Они бушевали и ругались, но тщетно. Убедившись, что оружейника нет, они уехали.
Ещё через час к тому же дому подъехала другая группа: двое мужчин в санях, и одним из мужчин был монах Владимир. Таинственный толстяк вошёл в дом и некоторое время оставался внутри. Когда он вышел, с ним были вдова и Павел; они все сели в сани и уехали.
Что бы это значило?
* * *
Было уже заполдень. Гордый герцог снова был один в своём кабинете и шагал туда-сюда. На его лице была тень, а в душе – тревожное чувство. Его губы были плотно сжаты. Время он времени он что-то бормотал, нервно размахивая руками. Он часто смотрел на часы, часто останавливался у двери и вслушивался.
Наконец послышалась хорошо знакомая шаркающая кошачья поступь. Герцог рывком распахнул дверь, и священник проскользнул внутрь.
– Савотано, я ждал тебя, – промолвил герцог, падая в кресло, поскольку ходьба измотала его. – Ну же, скажи мне, что работа выполнена. О, только не говори о провале!
– Увы, господин…
– Стой, Савотано! Ты же не собираешься говорить о провале!
– Это не совсем провал, господин, – нервно отозвался священник. – Но наши люди не застали оружейника дома. Он куда-то уехал, и никто не знает, куда именно.
– Никто не знает? И его мать не знает?
– Нет. Он не сказал ей, куда уехал. Он сообщил, что уехал по делам и что вернётся вечером.
– Клянусь небесами, он сбежал!
– Нет, господин. Не думаю. Я думаю, у него действительно какие-то дела.
– Но когда вы там были?
– Сразу после рассвета.
– И он уже уехал?
– Да, за час до нашего прибытия.
– Это подозрительно. Но пусть наши люди приедут туда вечером. На сей раз ему не скрыться.
– Не беспокойтесь, господин. Его задержат, как только он вернётся.
– Хорошо, Савотано, хорошо! А сейчас о другом. Сегодня я женюсь!
– Так скоро?
– Да. Не хочу терять время. Какой смысл в задержке?
– Никакого, господин.
– Тогда ты должен остаться и как можно скорее провести обряд.
– А графине известно о вашем решении?
– Да, давно известно. Я сказал ей, что она не сбежит до нашей свадьбы. Клянусь богом, сударь, она сама подписала свой приговор! Ха-ха-ха! Сундуки герцога Тульского опять будут полны! Разве есть более лёгкий способ обогатиться?
– Безусловно, нет, господин, – с грубой, порочной ухмылкой отозвался священник.
– Я захвачу все эти деньги – мои деньги! Поэтому оставайся, пока я не женюсь. Сегодня – до обряда – я не уверен, но завтра никто не сможет мне навредить. О, тогда она будет моя! Она будет моя, Савотано. Сегодня она станет моей женой, а завтра все власти этого мира не смогут отменить сделанного мною. Я так долго этого ждал. Я так много трудился, я ломал голову ради этой великой цели, и всё же каждый мой шаг сопровождался провалами. Дамонов жив, оружейник жив, чёрный монах жив, но я тоже жив! Вот так! Я жив, Савотано! И сейчас всё будет по-моему!
Во время этой речи герцог, охваченный буйством, вскочил на ноги. Когда он закончил, он снова упал в кресло и посмотрел на священника. Сейчас он был подобен железу. Каждый его нерв, каждый мускул были напряжены, а в душе его поселилась свирепая решительность.
* * *
В то время, пока герцог и его верное орудие обсуждали свои дела, в герцогском дворце происходила ещё одна сцена.
Монах Владимир находился в покоях графини и разговаривал с их прекрасной обитательницей и её служанкой.
– Вы уверены, что он хочет жениться на вас сегодня? – сказал монах. – Уверены, что он проведёт обряд, невзирая на вашу волю?
– Да, сударь, – пробормотала графиня. Она несколько мгновений смотрела на странного человека, а затем, вздрогнув, бросилась перед ним на колени.
– О, – вскричала она, воздев руки в молитвенном жесте, – прошу вас, помогите мне в этот горький час! Не говорите «нет». О, я знаю, вы обладаете странной властью… и вы можете мне помочь. Вы не знаете всех страданий, которые я перенесла. О, нет на земле более жестоких пыток! Нет мучений горше моих! Сударь, – и дева подняла руки к небесам, – я бы скорее наложила на себя руки, чем стала бы женой этой человека, но это грех перед богом! Но вы мне поможете?
– Увы, госпожа, я ничего не могу обещать.
– О, не говорите так. Вы поможете мне убежать отсюда… поможете найти мне укрытие… какое-нибудь место, где я буду в безопасности от этого злодея.
– Почему вы думаете, что я могу помочь вам убежать, госпожа?
– Потому что вы знаете какой-то тайный вход во дворец, иначе вас бы здесь не было.
– Верно, – удивлённо ответил монах, – я знаю такой путь. Я пришёл по нему, по нему и вернусь, но я не могу провести вас. Мне очень жаль…
Монах замолчал, поскольку снаружи послышалась тяжёлая поступь шагов. Когда дверь открылась, и вошёл герцог, монах вскочил со своего места. Графиня издала тихий крик и упала в обморок. Она упала бы на пол, если бы Зенобия не подхватила её и не перенесла на диван.
Монах стоял, сложив руки на груди, но его правая рука скрылась под рясу. Герцог отступил, как поражённый громом, и несколько мгновений не мог обрести дар речи. Он побледнел, как смерть, а затем горячая кровь залила его лицо.