Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель

Москва

24 февраля 1942 года

Кремль

Гитлер нервно расхаживал по кабинету.

– Почему большевистское подполье до сих пор не уничтожено? Мы уже почти два месяца в Москве, а их сопротивление все еще не сломлено. Вчера коммунисты сорвали наш парад на Красной площади… В Москву прилетела Лени Рифеншталь, чтобы снять лучший фильм в своей жизни, и что она увидела? Взорванный Мавзолей и десятки убитых офицеров. Моих лучших офицеров, заметьте! Что мы теперь

Рейхсфюрер СС Гиммлер вытянулся в струнку.

– Мой фюрер! Город буквально наводнен русскими агентами. Практически ежедневно они нападают на наши патрули, взрывают составы и минируют дороги. Мои люди буквально сбились с ног, разыскивая подпольщиков… Поверьте, они делают все, что могут!

– Значит, этого недостаточно, надо привлечь больше людей, перебросить ваших сотрудников из Берлина! – Гитлер стукнул кулаком по столу. – Нечего им там отсиживаться. Война идет здесь, в Москве, а не в Германии! А вы что скажите, генерал Траубе?

Седой, сухощавый начальник московского управления абвера с готовностью доложил:

– Мы знали о готовящейся диверсии и предприняли меры, чтобы высшее партийное и военное командование Германии не пострадало. Жертвами покушения во время парада стали несколько младших офицеров и охранники, стоявшие в оцеплении у Мавзолея. К сожалению, мы не смогли предотвратить сам взрыв, и это, несомненно, наша вина. Но русские диверсанты не достигли своей главной цели. Кроме того, у нас имеется агент среди подпольщиков, и вскоре, я уверен, мы их ликвидируем. Нам также известно, где скрывается руководитель московского горкома партии, и его арест – дело лишь нескольких дней…

– Тогда почему вы медлите, не нанесете удар сегодня, пока они не предприняли попытку взорвать меня снова? – фюрер был явно недоволен ответом Клауса Траубе.

– Мы ждем, когда на явочной квартире соберется все подпольное руководство, тогда и накроем всех разом. Это проще, чем отлавливать их поодиночке. Одним ударом мы обезглавим московское сопротивление, а рядовых его членов ликвидируем в течение двух-трех недель, не больше.

– А что вы по этому поводу думаете, Генрих?

Рейхсфюрер поправил пенсне и произнес:

– Разумеется, накрыть целиком большевистский горком партии – весьма заманчивая перспектива, сулящая немалые выгоды. Но для успешной реализации этой идеи, мне кажется, сил одного абвера будет недостаточно. Я предлагаю задействовать и моих подчиненных, чтобы они смогли подстраховать людей генерала Траубе. Тем более что борьба с подпольем – наше общее дело.

Клаус Траубе недовольно скривил рот.

– Именно мои люди и, в частности полковник Остерман, сделали все возможное для нанесения решающего удара по подпольщикам! Полагаю, что они и должны завершать операцию, – сухо возразил генерал.

– Господа, сейчас не время и не место для ведомственных склок! – резко прервал дискуссию Гитлер. – У вас, генерал, с рейхсфюрером одна цель – как можно быстрее навести порядок в городе, все прочее не имеет значения. Славу и награды вы будете делить после нашей окончательной победы, а до этого нам предстоит еще сделать немало. Скажите, – он обратился к генерал-губернатору Москвы Генриху фон Гроту, – что делается для снабжения города продовольствием?

– Не буду скрывать, – фон Грот принял озабоченный вид, – положение в Москве чрезвычайно сложное. Перед отступлением большевики уничтожили почти все запасы провианта, для снабжения войск и поддержки оставшихся жителей приходится завозить продукты из Германии, Польши и Прибалтики. Но Москва со всех сторон обложена партизанами, что ни день – пущенные под откос поезда и разграбленные магазины. Для борьбы с бандитами мы привлекаем местную полицию, но пользы от нее, прямо скажем, немного. Они просто боятся идти в бой… К тому же полицейские плохо вооружены – в основном старыми русскими винтовками и пистолетами. Мы вынуждены задействовать комендантские части, тем самым отрывая их от патрулирования улиц и поддержания порядка в городе. Должен честно признаться – мы не контролируем Москву. Нужно еще как минимум две-три дивизии, чтобы закрыть центральные районы города, про окраины я не говорю – там нашим солдатам и офицерам опасно появляться даже днем.

– Где я возьму вам две-три дивизии? – фюрер недовольно уставился на фон Грота. – Город с трех сторон обложен партизанами, а конная дивизия генерала Доватора уже второй месяц орудует в нашем глубоком тылу. И это не считая сотен диверсионных групп в самой Москве! Чтобы противостоять им, я вынужден снимать с фронта дополнительные части, а вы просите еще три дивизии… Сейчас мы создаем вокруг Москвы кольцо безопасности, – Гитлер описал рукой широкий круг, – чтобы партизаны не смогли прорваться в город, а кто останется на фронте? С кем, в конце концов, я начну весеннее наступление? С измученными, обескровленными армиями? Моим солдатам нужна еда, танкам – горючее, самолетам – бомбы, но всего этого нет, не хватает даже бинтов и медикаментов для раненых! Зато есть город, в котором подпольщиков, пожалуй, больше, чем крыс! Генерал, – фюрер вновь обратился к Траубе, – вы должны, нет, просто обязаны навести порядок! Если необходимо, берите части СС. Рейхсфюрер окажет вам необходимую поддержку…

Гиммлер молча склонил голову. Конечно, идея использовать дивизии СС для борьбы с партизанами ему была не по душе, но спорить, он, разумеется, не стал. Он надеялся, что его части останутся к весне не слишком обескровленными, иначе наступать действительно будет не с кем.

– Мой фюрер! Есть еще один способ бороться с подпольщиками, – подал голос фон Грот, – нужно выселить из Москвы всех оставшихся жителей. Тогда у большевиков не будет поддержки среди местного населения, и мы постепенно, квартал за кварталом, зачистим город. И это окончательно решит проблему подполья…

– Окончательно? – скептически заметил Гитлер. – А куда прикажите девать десятки, стони тысяч людей?

– Молодых и здоровых можно отправить на работу в Германию, а старых и беспомощных – в лагеря.

– Хорошо, я подумаю об этом, – кивнул Гитлер, – хотя, боюсь, для зачистки города понадобится столько людей, что не хватит гарнизона, придется привлекать резервы. А трогать их накануне весенней кампании крайне нежелательно, иначе, как осенью 1941-го, мы распылим силы и не сможем нанести решающий удар.

Дверь кабинета внезапно распахнулась, и на пороге появился личный адъютант Гитлера Гюнше, в руках он держал бумагу.

– Срочное донесение от командующего группой армий "Центр" фельдмаршала фон Манштейна!

Гитлер взял листок и быстро пробежал его, потом поднял растерянное лицо на генералов.

– Манштейн сообщает, что сегодня утром части Красной Армии начали наступление севернее и южнее Москвы, фронт прорван сразу в нескольких местах. Как такое могло случиться, господа? Как, я вас спрашиваю? – он уже кричал. – Не вы ли, Гиммлер, недавно уверяли меня, что Красная Армия полностью разгромлена, что за шесть месяцев войны русские потеряли более восемнадцати тысяч самолетов, двадцать две тысячи танков, тридцать две тысячи орудий и минометов? Что взято в плен почти четыре миллиона солдат и офицеров? И это не считая убитых, раненых и просто разбежавшихся по лесам! Откуда же тогда большевики набрали новую армию? Вы говорили, что у Сталина остались в запасе лишь старики да дети, что промышленные предприятия все выведены из строя, что на военных заводах нет ни оборудования, ни сырья… В Красную Армию, мол, набирают ополченцев, вооружают старыми винтовка и пулеметами и почти без патронов отправляют на фронт. Русские солдаты якобы только и думают о том, как бы поскорее сдаться в плен… Еще один удар, говорили вы, и все будет кончено! Так это или нет, я вас спрашиваю?