Московский полет
Шрифт:
– А в чем дело?
– Да так… Скажите, а вы писали эту книгу по-английски или по-русски?
– Ну, конечно, по-русски.
– Я так и думала… – И вдруг опять вскинула на меня свои радужные глаза. – А вы знаете, я из-за вас чуть не загремела на два года в тюрьму! Но отсидела только восемь суток…
– Что? Что?
– А хотите, я вам сделаю подарок? – Ее глаза продолжали сиять.
– Какой?
– Но только для этого придется поехать ко мне домой.
– Ну, ради такого подарка я готов!.. – сморозил я и тут же заткнулся – на лице у Марии появилось выражение брезгливости.
– Неужели вы тоже пошляк? – произнесла она, и ее плечи опали, словно
– Конечно! – ответил я, понимая, что в таких случаях лучшее средство защиты – нападение. – А что вы хотите, чтобы я подумал – в валютном баре красивая молодая женщина предлагает мне поехать к ней домой?
Она подумала с долю секунды, потом ее лицо прояснилось и она усмехнулась:
– Пожалуй, вы правы. Но, честное слово, такой писатель, как вы, не должен быть пошляком.
– Хорошо, я постараюсь исправиться. Может, нам еще выпить?
– Здесь ужасно жарко. И вообще, мне пора домой. Завтра у нас в школе встреча с Робертом, мне нужно приготовить речь…
Но я чувствовал, что это вранье. Просто я своей пошлой репликой все испортил. Я взял Марию за руку, протащил через толпу к стойке бара и заказал две водки со льдом.
– Мне не надо со льдом, – сказала Мария и укорила меня: – Вы уже забыли, как пьют в России!
Через пару минут мы вышли из отеля на улицу. Стояла жаркая и темная июльская ночь. Напротив гостиницы вздымалась в темное небо «мечта импотента», подсвеченная снизу мощными прожекторами. Мы шли по проспекту Мира, и я спросил:
– Так почему из-за меня вы чуть не загремели на два года?
– Потому что у нас в инязе ваши книги ходили по рукам и мы знали наизусть целые страницы, – сказала Мария. – А некоторые реплики были просто как пароль. Ну, и кто-то стукнул в партком, а оттуда – в КГБ. И нас всех взяли прямо в институте – весь курс. И у всех устроили домашние обыски. Нашли, конечно, не только ваши книги. Нашли Баррона, Конквиста, Авторханова. Но срок хотели дать именно за вас…
– Почему?
– Ну, как вам сказать… Ладно, скажу! Дело в том, что наши девочки перевели ваших «Кремлевских лис» с английского снова на русский, а потом распечатывали и продавали. Это, конечно, было нарушением ваших авторских прав, но… Вы же знаете, какие у нас стипендии! 28 рублей в месяц. А тут за одну вашу книжку на черном рынке давали сто рублей! Ну, вот нам и «шили» 190-ю статью – распространение антисоветской литературы. Нас спасло только то, что на курсе учился Саша Павлаш, внук министра кинематографии. А у него нашли 67 экземпляров ваших «Псов» и «Лис». И чтобы выручить его, им пришлось замять дело и выпустить нас всех…
«Ну и фабула! – подумал я. – Внук того самого Павлаша, который убил мой фильм, спекулирует моими книгами! Если бы я придумал такой поворот сюжета в каком-нибудь романе, пришлось бы тут же и вычеркнуть – уж слишком примитивно! Да и чего ему не хватало, внуку министра!»
Но вслух я спросил о другом:
– А сколько экземпляров нашли у вас?
– У меня было три, но гэбисты нашли только один, – улыбнулась Мария.
– А где были остальные?
– В пеленках моего сына. Ему тогда было три месяца, и у него был поносик. И весь самиздат мы держали в баке, под его грязными пеленками, в полиэтилене. Гэбисты, конечно, и туда полезли, но уж очень там пахло, они не стали рыться до дна. Но один экземпляр оказался на виду, на тахте – мой муж читал.
– Н-да… – сказал я. – Хотел бы я иметь хоть один экземпляр! У вас, случайно, не завалялось?
Она посмотрела на меня искоса, потом сказала:
– Собственно, именно этот подарок я и хотела вам сделать. Но вы все опошлили…
– Мария! – Я взял ее под руку. – Клянусь, я даже не зайду к вам в дом! Вы мне просто вынесете книжку! И с меня – любой презент! Пожалуйста, вот такси, поехали!
– Ну зачем на такси? – усмехнулась она. – Я возле Рижского вокзала живу. Это, если вы помните, тут рядом.
Действительно, минут через пять мы, не дойдя до Рижского вокзала, свернули налево, в Крестовский переулок. Обогнув рынок-барахолку, замусоренную и пустынную в это ночное время, мы прошли через какой-то двор и остановились перед старым кирпичным домом с начерно-темными окнами во всех четырех этажах.
– Вот, здесь я живу, – сказала Мария.
– Я подожду вас…
– Да уж ладно! – усмехнулась она в темноте. – Не могу же я американского писателя оставить на улице! Тем более автора «Гэбэшных псов». И вообще, у нас тут неспокойное место. Рынок же рядом – мафия, рэкетиры. Пойдемте! – И, взяв меня за руку, повела в подъезд. Ладонь у нее была узкая и прохладная, а на шее, возле ключицы, лежал пушистый локон, выбившийся из косы, – локон, который волновал меня весь вечер.
Я, конечно, сдержал себя. В полном мраке – света в подъезде не было и пахло – о, Господи! – Мария за руку повела меня вверх по ступенькам, и я шагал, как слепец, а она говорила громко:
– Ничего! Тут всего восемь ступенек, а потом площадка. И еще десять ступенек… У вас есть спички?
– Нет…
Под ногами что-то захрустело – стеклянное, мелкое.
– Сволочи! Опять тут наркоманы кололись! – сказала Мария.
На третьем этаже она остановилась перед какой-то дверью, достала из кармана юбки ключ и на ощупь вставила его в замочную скважину. Потом толкнула дверь и тут же справа, за дверью, щелкнула выключателем. Электрическая лампочка осветила длинный коридор коммунальной квартиры, заставленный какими-то комодами, с висящими на стене велосипедом и тазами… Но все это я рассмотрел позже, а в первую секунду, едва вспыхнул свет, Мария рывком втащила меня в прихожую, стремительно захлопнула дверь и тут же прижалась к ней спиной, откинув голову и закрыв глаза.
– Уф-ф! – выдохнула она с облегчением.
– Что такое?
– Да ничего… – Она усмехнулась и открыла глаза. – Так мы живем! Страшно в собственный подъезд войти. Из-за этого треклятого рынка у нас во всех подъездах шпана по ночам ошивается. Никаких лампочек не хватает – тут же выкручивают или разбивают…
Только теперь я понял, что она просто трусила одна зайти в свой подъезд, и потому говорила со мной на лестнице так громко, чтобы я подал свой мужской голос.
– Пошли, – сказала она и, опять взяв меня за руку, повела в глубину коридора, стуча каблуками своих туфель. По дороге задвинула ногой ящик, торчащий из облезлого комода, и спросила через плечо: – Вы давно не были в коммуналке?
– Да уж лет двадцать.
– Неужели в Штатах совсем нет коммунальных квартир?
– Думаю, что нет. Мне не попадались.
Я удивился, что она так громко разговаривает и так беспардонно стучит, ведь в коридор выходят несколько дверей, и, наверное, за каждой из них кто-то живет, спит. Но я промолчал. Еще одним ключом Мария открыла предпоследнюю в коридоре дверь. И в этот момент весь коридор наполнился нарастающим гулом, – это где-то совсем рядом грохотал на рельсах тяжелый и, кажется, бесконечный железнодорожный состав. Я вспомнил, что сразу за Крестовским проездом проходит железная дорога, а ближе к центру города находится Москва-Товарная.