Московский полет
Шрифт:
18
Это была моя машина.
Боже мой, вы когда-нибудь садились в машину, которую продали десять лет назад? Это как вернуться в детство или влезть в свою детскую кровать. Я крутился на протертом и продавленном сиденье, трогал и гладил панели, дверные ручки и боковые стекла. А Семен гнал машину по Москве и говорил назидательно, как раввин:
– У тебя есть только один способ легально задержаться в Москве: симулировать болезнь. Например, приступ язвы или микроинфаркт. Это можно устроить – за сто
– Ему ессё советской больницы не хватало! – сказал сзади Толстяк. Он сидел боком, скрючившись, потому что не умещался на половине сиденья, а вторая половина этого сиденья была занята доской, которая подпирала сломанную спинку сиденья водителя. Но и скрюченная поза, и жуткая тряска на разбитых московских мостовых, и отсутствие половины зубов во рту не могли заставить Толстяка молчать. Он продолжал: – Сстобы его кололи грязными ссприцем и заразили СПИДом, как детей в Элисте! Кстати, Вадим, когда ты приедесс в следуюссий раз, обязательно привези нам разовые ссприцы. Мы уссе в том возрасте, когда ссприцы нуссней презервативов.
– Извините! – Семен категорическим жестом правой руки отсек это заявление. – Лично я еще вполне бью скважину!
– Да ладно, не п… – сказал Толстяк. – Могу поспорить на коньяк: твоя ссена тебя к этой сквассине пускает максимум раз в неделю, а то и рессе!
– Это она от страха, я же после двух инфарктов! – Семен лихо обогнал какой-то армейский грузовик. И, огладив свою черную с сединой бородку, сказал мне доверительно: – Понимаешь, какая хреновина получается… У меня молодая жена, ей тридцать два года! Ну, должен я ее удовлетворить? А она боится, что я на ней третий инфаркт схвачу. И не пускает. Прямо не знаю, что делать! Я же хочу ее, понимаешь?
– Вы тут все какие-то сексуально озабоченные, – сказал я, вспомнив утреннюю встречу с режиссером N.
– А ты нет? – спросил сзади Толстяк. – Ссем ты занимался сегодня носсью? Посмотри на свои месски под глазами!
– Это я от вас заразился.
– Кстати, вот ессе одна тема для фильма! – тут же сказал Толстяк. – Сексуальная лихорадка накануне грассданской войны. Вся страна биологически предссувствует грассданскую войну, как косски – землетрясение. И все торопятся перетрахаться, пока не поздно. А, Вадя? Купят такой фильм на Западе?
– Еще бы! – сказал я, отмечая про себя, что эта идея даже лучше моей идеи «Секрета семейного счастья». И вообще, у Толстяка всегда было полно замечательных идей для замечательных фильмов. – Прекрасную комедию можно сделать! – сказал я.
– Только не порнуху, а элегантно, в итальянском стиле, – подсказал Семен, опять лихо обгоняя кого-то.
– Давай вместе написсем, – предложил мне Толстяк. – Так и назовем «Секс-лихорадка, или Пир накануне грассданской войны».
– Но ты же пишешь «60 анекдотов из эпохи Брежнева» и 50 серий «Что такое демократия»!
– Ну и ссто? «Секс-лихорадку» мы с тобой написсем за неделю. Ты вспомнисс своих баб, а я своих и – поссалуйста!
Я подумал, что на Западе Толстяк уже давно был бы миллионером, продавая студиям и продюсерам только идеи и сюжеты. Но в советском кинематографе нет такой практики – каждый сценарист должен сам написать свой сценарий от начала до конца. А Толстяк не любит писать сценарии, ему это уже скучно. Поэтому у него всегда два десятка договоров со студиями, но нет денег вставить себе зубы.
– Не забывай, что я завтра должен лететь в Ленинград, – сказал я дипломатично и сменил тему, спросив: – А что вы думаете о Гдляне и Иванове?
– Я сситаю, ссто они, как терьеры, схватили мафию за глотку. А теперь им пытаются дуть в усси, сстобы они разссали зубы, – сказал Толстяк.
Тут Семен пошел на обгон еще одного крытого брезентом грузовика, но водителю грузовика это не понравилось, и он резко вильнул, перекрывая Семену узкий проход между машинами. Наша только чудом не врезалась в заднее колесо грузовика. Семен резко нажал на тормоз.
– Ах ты сука! – сказал он, низко нагнулся к рулю и перевел ручку скоростей на третью скорость.
– Семен, перестань! – попросил я.
– Подожди! – И тем же категорическим жестом правой руки Семен отсек мое вмешательство.
– Нам уже не двадцать лет, Сема!
– Ну и что? – Он вел машину за грузовиком, ища лазейку в потоке машин. – Я ему покажу подрезать! Негодя…
Договорить он не успел: брезентовый полог грузовика вдруг откинулся, из-под него показалась целая дюжина коротко стриженных солдат, сидящих в кузове. Хохоча и матерясь, солдаты показали нам русский «по локоть».
– Видишь? – сказал Семен. – Шпана! Приехали в Москву и хулиганят! – Тут он бросил машину вправо, там намечался просвет в потоке машин. Но, конечно, грузовик тоже вильнул вправо. На это и рассчитывал Семен – он резко переложил руль налево, так, что моя машина оторвалась правыми колесами от мостовой, хотя именно справа сидели я и стокилограммовый Толстяк.
– Семен!!! – крикнул я.
– Спокойно! – сказал Семен, красивым виражом уже выходя вперед армейского грузовика, слишком тяжелого для таких трюков. И, включив четвертую скорость, добавил хвастливо: – Видал? Вот так мы их делаем, пижонов! А ты говоришь! Нет, Вадим, мы еще бьем скважину! Не знаю, как у вас в Америке, а тут…
– Сейссас он нас е… в зад, – с философским спокойствием сообщил Толстяк, и, оглянувшись, я увидел, что молодой в застиранной гимнастерке водитель грузовика явно охотится за нашим бампером.
– А вот уж фуюшки! – усмехнулся Семен и, снова перейдя на третью скорость, до отказа выжал педаль газа.
«Жигуленок» взвыл, затрясся от напряжения и – под носом милиционера-регулировщика – проскочил под желтый светофор. А в следующий миг, уже за нами, загорелся красный, и гаишник, свистя, замахал руками летящему у нас в фарватере грузовику. Тот сбросил скорость.