Московский полет
Шрифт:
Я понял, что эта партийная сука уже решила похоронить всю поездку русских детей в США и нужно срочно спасать затею Роберта. Я поискал его глазами. Роберт стоял с чашкой чая у окна и, достав из футляра своей видеокамеры металлическую фляжку, добавлял из нее бренди в чай. По его совершенно расслабленной фигуре было видно, что бренди – это единственное, что ему сейчас нужно.
– This is the happiest day of my life [Это самый счастливый день в моей жизни]! – сказал он мне и протянул фляжку с бренди. – Наливай себе!
Я сказал негромко:
– Мне
– Какие? – спросил он, одним глотком опорожняя стакан чая с бренди.
– Ты должен немедленно пригласить в Колорадо и эту директрису.
– Что?! – громко возмутился Роберт, разом обретая после бренди свой громовой голос. – Почему? Посмотри на нее! Она сидела на сцене как кусок окаменелого дерьма!
– Не ори! Остынь! Если ты сейчас же не пригласишь ее, она сорвет тебе всю поездку. И ты никогда не увидишь свою Шурочку в Колорадо.
Он посмотрел мне в глаза сверху вниз.
– Поверь мне, я знаю эту страну, – сказал я.
Что мне нравится в американцах, это их гибкость и способность быстро принимать решения. А приняв решение, они уже не колеблются в отличие от русских, а тут же идут на дело.
– S-s-shit [Дерьмо]! – сказал Роберт и пошел к директрисе, широко раскинув руки: – My dear! Golden girl! Didn’t I tell you that you are supposed to lead delegation [Дорогая! Золотая! Разве я не сказал вам, что вы должны возглавить эту делегацию]?
– No, you did not [Нет, вы не сказали], – сухо заметила ему Шура.
– Oh, God [О Боже]! – громовым голосом возмутился Роберт. – Я дурак, идиот! Я же собирался сказать это с самого начала! Скажи этой железнозубой девушке, что она будет руководителем вашей делегации!
– Что он говорит? – спросила директриса у Марии.
– Он говорит, что он идиот: забыл пригласить вас в эту поездку…
– Он так говорит? – подозрительно переспросила директриса.
– Да. Он говорит, что вы должны быть руководителем школьной делегации…
– Tell her she will be received by the Mayor of our city and our State Governor as well! – сказал ей Роберт.
– Он просит вам передать, – перевела Мария, – что в честь вашего приезда будет прием у мэра города и у губернатора штата Колорадо.
– Он так сказал? – опять спросила директриса, краснея с такой стремительностью, что косметика уже не могла скрыть ее пылающего лица. И губы расползлись в невольной улыбке, обнажая шесть верхних золотых зубов.
– Да, Зоя Андреевна, – подтвердила Мария.
– Кхм!.. – Директриса безуспешно пыталась собрать свое лицо снова в строгую мину. – Я попробую уговорить райком… А кто этот седой скелет в пиджаке?
Мария посмотрела на меня, ее глаза опять сияли радужными протуберанцами.
– Этот? – сказала она пренебрежительным тоном. – О, это какой-то американский писатель, член их делегации.
19
Роберт, поджав колени под подбородок, сидел впереди, рядом с Семеном, Моника – на коленях у Толстяка, занимавшего
Теперь Роберт ожесточенно тер щеки, словно губная помада этой директрисы была такой же несмываемой, как и советские духи «Белая ночь».
– Скасси ему, ссто теперь он никуда не денется! Она трахнет его дассе в Колорадо! – сказал мне Толстяк.
Я перевел.
– Oh, no! Never [О нет! Никогда]! – завопил Роберт. – Я могу делать все, что вам угодно, но я не могу заниматься любовью с железнозубой женщиной!
– Скасси ему, ссто он много теряет. Советские учительницы самые е… в мире. А усс если она стала директором ссколы, то это вообссе экстра-класс!
Я перевел как мог, стараясь не смотреть на Монику. Потому что она как-то подозрительно ерзала на коленях Толстяка. Или мне это показалось из-за тряски на разбитом Алтуфьевском шоссе? Меня вообще изумляет стремительность, с которой толстые мужчины кадрят женщин. Похоже, Монике не мешало даже то, что Толстяк не говорил ни слова по-английски и что у него во рту не было видно ни одного зуба.
– Спроси, что они думают о России, – сказал мне Семен. – Какое у них впечатление?
Я перевел.
– Well, – сказал Роберт. – Вчера я думал, что это конченая страна. Потому что за два дня не встретил ни одного человека, который умеет мечтать. Вы можете дать стране миллионы долларов и миллионы тонн зерна, но если народ этой страны разучился мечтать – это все бесполезно, это конченая страна. И так я думал вчера про Россию. Но сегодня у меня появилась надежда. Сегодня я увидел, что ваши дети еще умеют мечтать. Поэтому мы вам поможем.
Черт возьми, вчера меня изумлял Гораций Сэмсон, а сегодня – Роберт! Роберт, про которого я думал, что он вообще алкаш и ничего не видит дальше стакана с дринком и пышных плеч Шурочки, оказывается проницательней десятков западных советологов. Похоже, я действительно должен был уехать из США, чтобы понять, что эти американцы не такие простачки, какими казались мне все эти десять лет!..
А Семен тем временем стукнул Роберта по колену и сказал восхищенно почти то же самое, что думал я:
– Молодец! – И попросил меня: – Переведи ему, что он молодчина! Правильно оценил ситуацию! В этой стране умеют мечтать только дети. А все взрослые – потерянное поколение! Рабы!
– Значит ли это, что Горбачев должен сорок лет водить вас по пустыне, как Моисей водил евреев? Пока рабы не вымрут? – сказала вдруг Моника.
Я с оторопью глянул на нее: я-то думал, что она сейчас сконцентрирована совсем не на предмете нашего разговора. «Три – ноль не в мою пользу», – подумал я. А Семен ответил: