Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)
Шрифт:
2. Круг изучаемых вопросов и структура исследования
Исходя из уровня исследования темы и реальностей сталинской системы 30-х гг. автор наметил принципиальный круг изучаемых вопросов, которые красной нитью проходят через предлагаемую вниманию читателя книгу:
– как удалось режиму втянуть население страны в такую программу строительства и реконструкции, которая потребовала от народа нечеловеческих жертв и привела в мирное время к гибели миллионов людей?
– какую роль в этой связи сыграл Метрострой для целей пропаганды и самосознания власти и общества? Каким образом этому предприятию, возможно, удалось приобрести функции, стабилизирующие систему?
– каковы были условия труда и быта рабочих и как они воспринимались субъективно? Какое вероятное воздействие они оказали на формирование жизненных установок и социальное поведение работников?
– каким образом власти удалось в течение нескольких лет интегрировать в промышленную сферу, причем избежав массовых стачек и волнений, армию бывших деревенских жителей, переселившихся в город в годы коллективизации или просто бежавших сюда от голода и преследований, которые неоднократно подвергались раскулачиванию и депортации или умирали с голоду?
– как вели себя эти прибывшие из села новые рабочие, с какими установками они принимались за работу, какой стратегии придерживались, чтобы приспособиться к новому окружению или добиться для себя терпимых условий существования?
– какими средствами и методами располагала партия, каким образом они применялись, начиная с Политбюро и кончая партячейками в бригадах, чтобы проводить политику власти и осуществлять принятые решения? [1]
– как осуществлялось господство партии на самом нижнем уровне, как оно функционировало в базовых организациях и каким способом меньшинству, которое демонстрировало верность режиму и идеологии, — речь при этом идет в первую очередь об активистах среди партийцев и комсомольцев — удалось проводить политику власти в секторе своего непосредственного влияния и мобилизовать массу остального населения? Какие поведенческие стереотипы определяли отношения твердого ядра и остальной массы и наоборот?
1
Наши познания о системе реализации власти на местах при Сталине основываются по большей части и сегодня на старой работе Фэйнсод о Смоленске, вышедшей в свет 40 лет назад. Результаты этого исследования не могут быть, впрочем, экстраполированы на другие регионы и тем более на Москву, поскольку Смоленская область являлась преимущественно аграрной, без крупной промышленности. Работа Шимотомаи 1991 г. о Московской парторганизации написана на ограниченной источниковой базе и многие вопросы оставляет открытыми. Исследование Мерридэйл 1990 г. обрывается на 1932 г.
– насколько эффективной оказалась внутри- и внепартийная система власти и контроля ? Действовала ли командная экономика в тоталитарном смысле или она была не более чем фасадом? Где заканчивалась система власти и контроля?
– какие иные средства помимо дисциплины и репрессий использовали большевики для воспитания «нового человека» и приучения рабочих к «социалистическим» нормам труда и быта?
– какие мотивы стояли за деятельностью твердого ядра активных коммунистов, особенно когда они сами были деревенского происхождения? Как они воспринимали окружающую действительность, которая часто весьма отличалась от обещаний пропаганды? Что побуждало их подчинять человеческие отношения партийным установкам и публично пригвождать своих коллег к позорному столбу или разоблачать их как «кулаков», вполне отдавая себе отчет, к каким последствиям это может привести? В перспективе — которая не рассматривается в данной работе — этот вопрос с особой остротой встал в годы большого террора (1936-1938), который не приобрел бы столь ужасных масштабов без добровольного участия сотен тысяч функционеров и обычных граждан. Многое говорит за то, что поведенческие стереотипы, которые открыто проявились в годы большого террора, сформировались еще за несколько лет до него. От готовности отчислить из бригады и уволить с предприятия коллегу-рабочего, скрывшего свое «кулацкое» происхождение, и тем самым разрушить его с таким трудом обретенное существование, хотя обвиняемый зачастую являлся примерным работником и даже личным другом, до доносов на «вредителей» и «врагов народа», передаваемых расстрельным командам НКВД, оставался всего один шаг. Складывание такого рода стереотипов деятельности и соответствующего менталитета вполне может быть прослежено на примере Метростроя.
– при оценке структуры поведения людей того времени, восприятия ими реальности уместно задаться вопросом о применимости к Советскому союзу 30-х гг. модели «военного положения». Возможно, тем самым откроется возможность лучше понять ряд феноменов той эпохи, от способности переносить нечеловеческое напряжение и нужду до готовности применить силу против «врагов». Хотя бросаются в глаза свидетельства современников о высокой степени милитаризации повседневной жизни советских людей, в историографии до сих пор концепция «военного лагеря» не была применена к сталинской системе [2] .
2
Примерно в том же направлении рассуждает Штефан Плаггенборг, который занялся структурой насилия при Сталине и обратил внимание среди прочего на «военизацию» общества со времени революции и гражданской войны. Правда, он не до водит эту мысль до конца и не использует категорию «военный лагерь» для характеристики сталинского общества (Plaggenborg Stefan. Stalinismus als Gewaltgeschichte // Stalinismus. Neue Forschungen und Konzepte / hg. v. Stefan Plaggenborg. Berlin, 1998. S. 73-77,105-107). Манфред Хильдермайер в 1996 г. на одной из конференций охарактеризовал сталинизм как «искусственно развязанную войну самоназначенной элиты против общества», поставив вопрос о том, как этой элите удалось втянуть общество в войну.
Книга состоит из семи глав. В хронологическом плане исследование начинается с истории первых проектов строительства метро в Москве. Конечной гранью избран 1935 г., когда было открыто движение поездов на первой линии метрополитена. С этого момента строительные работы, которые продолжаются и сегодня, стали привычным делом. Кроме того, в 1935 г. началось стахановское движение, а в 1935-1936 гг. развернулся большой террор — оба эти феномена при том тщательном анализе, которого они заслуживают, грозили увеличить объем книги до непомерных размеров.
Глава I посвящена предыстории строительства. Здесь рассмотрены предложения о создании скоростной железной дороги или подземного метро в Москве, которые делались с конца XIX в. [3] , и сопровождающие их политические обстоятельства, а также различные концепции решения проблемы городских путей сообщения. Автором ставится проблема преемственности планов строительства до и после 1917 г., изложены причины того, почему строительство, замысел которого в 1914 г. казался близок к осуществлению, началось лишь в 1931 г. и даже не было включено в первый пятилетний план. Важное место отведено изучению механизма принятия решения о начале строительства центральными и местными партийными органами.
3
Об истории терминов «скоростная железная дорога» и «метро» см. ниже.
В главе II описана реализация плана строительства в экономическом и техническом аспектах. Процесс политического принятия решения играл и здесь заметную роль. Наряду с изучением хода строительства в главе приведены сведения о техническом ноу-хау, финансировании и снабжении стройки оборудованием и стройматериалами.
Глава III ориентирована на социальную историю и историю повседневности, поскольку в ней рассмотрены такие вопросы, как состав рабочих Метростроя, источники и методы рекрутирования рабочей силы, условия жизни и труда рабочих. Некоторые поведенческие стереотипы и ментальные установки метростроевцев возможно понять, только учитывая специфические условия их существования.
В главе IV автор выделяет в составе строителей метро различные группы, проанализировав жизненный уклад и социальное поведение каждой из них. Речь здесь идет о стереотипах поведения и мотивах поддержки режима комсомольцами, коммунистами, функционерами, инженерно-техническими работниками, с одной стороны, и массой рабочих — с другой, а также об отношениях между группами. Одна стремилась привлечь коллег к выполнению плановых заданий, другая разрабатывала оборонительную тактику, чтобы избежать этого, не будучи, впрочем, в состоянии изменить соотношение сил. В главе также ставится вопрос о том, какие поведенческие стереотипы и ценностные установки способствовали интеграции коллектива метростроевцев, в какой мере имели место дезинтегрирующие факторы (открытый протест, неповиновение, саботаж, преступность, хулиганство) и насколько удавалось с ними справляться.
Центральное место в главе V занимает проблема реализации большевистской концепции «нового человека» при строительстве метро. Как ни одна другая стройка пятилетки, Метрострой высоко оценивался партией как «школа нового человека». Официально этот тезис имел в виду профессиональную подготовку, которой рабочие овладевали в ходе строительства. Но гораздо более важным фактором считалось вовлечение переселившихся из деревень рабочих в новый, «социалистический», уклад жизни, участие их в движении ударников и социалистическом соревновании. Официальные политические беседы, искоренение неграмотности и приучение рабочих к «культурной» жизни являлись важными формами такой социализации, равно как коллективный досуг, художественная самодеятельность или занятия спортом.